Западный полюс

Глава IV

Людочка

1

Студенческие военные сборы проходили недалеко от Ленинграда, и Женя воспользовался этим. Вылез из поезда, везшего студентов обратно в Москву, чтобы остаток каникул провести в Ленинграде: облазить его потрясающие музеи, осмотреть его памятники и архитектуру. Он так еще не побывал там.

Фрума Наумовна специально списалась с родственниками Рувима Исаевича, у которых он мог остановиться: они знали и его, и тетю Беллу. Государственная стипендия, которую он получал, и неплохие деньги, заработанные на практике, позволяли ему не работать оставшийся до начала семестра месяц и не сильно себя ограничивать.

Он уходил рано утром и приходил уже вечером. Фундаментально облазил Эрмитаж. Сходил в Русский музей, потом в оба этнографических. Побывал в Музее религии и атеизма в Казанском соборе. Исаакиевский, к сожалению, посетить не удалось – его ремонтировали: осмотрел только снаружи. Был в Александро-Невской лавре и Петропавловской крепости. Ездил в Царское Село. И, конечно, много ходил по городу, который сам был как музей.

До начала семестра оставалось полторы недели. Он собирался съездить в Петергоф, но неожиданно пришла телеграмма: “Женя, Марина приезжает через пять дней. Клава” И Женя уехал в тот же вечер.

Она приедет, и к её приходу комната должна иметь праздничный вид. Он начал уборку в тот же день. Отнес первым делом в прачечную и сдал в срочную стирку тюлевые занавески, пикейное покрывало и накидку с кровати, а заодно и белье и рубашки. Затем вымыл окна, стекла в буфете и даже всю посуду в нем. Пошел за пылесосом к Гродовым. Там его сразу не отпустили: оставили обедать. За обедом рассказывал о Ленинграде; все, кроме Ежа, с интересом слушали. Еж же сидел с отсутствующим видом и время от времени посматривал на Женю: ему, казалось, не терпелось, когда обед закончится.

Позвонил телефон, Еж ушел в другую комнату, где он стоял, и через минуту позвал к нему Женю: Саша звонит.

– Жень, здравствуй! Ты скоро у себя будешь?

– А что?

– Так: дело есть. Надо поговорить. Приходи поскорей, ладно?

– Хорошо. Доем компот только.

– Я буду ждать возле дома.

Еж пошел с ним. Женя нес пылесос, Еж съемные части от него.

– Сашка снова что-то отчебучил? Не с Надей опять, а?

– Нет: у него все абсолютно нормально.

– А в чем дело, можешь сказать?

Еж почему-то замялся.

Саша возле дома стоял не один: вместе с Игорем. Поднялись наверх, и Женя сразу спросил:

– Что случилось, Саш – говори. Еж сказал, что не у тебя.

– Ну да: у него.

– У него.

– Именно. И такое, что не поверишь: наш Еж обрел ежиху.

– То есть?

– Вступил в законный брак наш Ежик.

– Да ну? Не ожидал: решительные вы с Леной.

– Его супругу зовут Люда.

– Не Лена? Ты ж с Леной…

– Это еще одна часть проблемы. Главная, что его родители ничего об этом еще не знают.

– Почему?

– Боится им сказать. Никак не решится.

– Жениться решился, а сказать – нет? Как у тебя, вообще, это получилось – так внезапно, сломя голову? Сколько же ты её знал?

– Два месяца. Но, братцы, думаю, она вам очень понравится. Наверно, и моим предкам тоже.

– Я тоже так полагаю, – добавил Саша.

– Так познакомь с ней. Можешь привести её сюда? Давай завтра, хорошо?

– Нет: её же нет в Москве. Мы познакомились с ней, когда я был на практике, и расписались в день моего отъезда оттуда.

– Тогда: кто и что она? Как всё произошло? А ну, выкладывай.

– Фото её у тебя есть? – спросил Игорь.

Еж вытащил карточку из нагрудного кармана пиджака.

– О! – удовлетворенно сказал Игорь: на фотографии была весьма таки симпатичная девушка: круглое, как у Ежа, лицо с мягкими чертами; пушистые рыжие косы; милая, располагающая улыбка.

– She looks nice[1], – добавил Женя. – И улыбается хорошо.

– Она добрая: дети в саду её очень любят.

– Она воспитательница детского сада?

– Да: я с ней познакомился, когда меня туда вызвали. Я был как раз на дежурстве.

Он примчался туда на скорой, потому что сказали, что стало внезапно очень плохо ребенку в младшей группе, и они не знают, что делать. Ребенок, мальчик, лежал в спальне, и возле него сидела девушка и поила его.

– Что с ребенком? – спросил Еж. – Можно позвать воспитательницу?

– Я его воспитательница. Он был немного вялый с утра, а потом пожаловался мне, что у него болит живот. У него высокая температура, я померила. Что с ним, доктор?

Сергей осмотрел ребенка, и у него возникло подозрение на аппендицит. Решил отвезти мальчика в больницу. Тот не хотел ехать без Людмилы Николаевны, и она ушла предупредить заведующую, попросив Ежа не уезжать без нее. Он взял мальчика на руки и отнес в машину. Она вскоре пришла, и они поехали в больницу.

Диагноз подтвердился. Еж вышел сказать ей, что сейчас появится врач, который будет оперировать: мальчика уже положили в операционную. Она пошла сообщить его матери.

Но когда после операции, в которой он участвовал, вышел из поликлиники, она стояла у входа вместе с какой-то женщиной. Женщина была матерью мальчика. Еж сказал им, что операция не была тяжелой: постарался уверить мать, что сын её скоро поправится. Это удалось не сразу – пришлось проводить её до дома вместе с воспитательницей.

Потом пошел провожать ту. Когда пришли, она предложила зайти, попить чай с вишневым вареньем: её бабушка варит его замечательно. Он отказался, сославшись, что уже поздно, и что он устал во время операции. На самом деле ему, почему-то, хотелось зайти, да и вишневое варенье он очень любил.

Придя домой, однако, не лег сразу спать: решил написать письмо Лене. Он уже неделю был на практике, но так и не написал ей еще. Сегодня было о чем: почти всю операцию провел он. Врач, Иван Андреевич, только наблюдал – сделал сам кое-что, только чтобы показать ему. Остался им доволен.

Но письмо не получалось, и Еж поймал себя на том, что думает почему-то не о письме и не о Лене, а о той сегодняшней девушке – воспитательнице Людмиле Николаевне. Они разговаривали по дороге к ней домой: было о чем – она прочла немало. Вежливо называла его “доктор”, а он её Людмила Николаевна – весь разговор шел только на “вы”, как и полагалось хорошо воспитанным людям.

… Мальчик на следующий день чувствовал себя нормально. Еж осмотрел его и посидел с ним немного. Вскоре пришла мать мальчика, а когда она ушла, Людмила Николаевна. Еж увидел, что малыш обрадовался, увидев её. Удивился, однако, что и сам тоже.

Письмо Лене он не написал и в тот день. А на следующий, гуляя вечером, неожиданно для себя оказался вблизи её дома. Прошел мимо, но снова хотелось почему-то зайти: может быть, потому что она сказал про чай с вишневым вареньем.

Мальчик встречал его в палате как своего. Еж, разговаривая, смешил его, а тот в ответ рассказывал всё о себе, о маме и о Людмиле Николаевне. Та, как и мать, навещала его каждый день – в одно и то же время: когда был мертвый час в детском саду.

В один из дней она не пришла, и он почему-то не ушел вовремя домой: продолжал сидеть и что-то писать. Она потом пришла – намного позже, наверно, уже после работы. И он почувствовал, что рад, и понял, что не уходил только потому, что ждал, что она всё-таки придет.

Предложил проводить её домой и не стал потом отказываться зайти. Она жила с бабушкой, оказавшейся учительницей истории. Они разговорились за чаем, и он ушел от них не скоро. Представились друг другу по-настоящему: перестали называть друг друга “доктор” и “Людмила Николаевна”. На прощанье ему предложили заходить к ним в гости.

… Ему казалось вначале неудобным делать это слишком часто, потом стал приходить всё чаще. У них было хорошо: приятные, приветливые люди; интересные разговоры за самоваром. Но только. Он даже как-то упомянул имя Лены.

Потом они стали ходить с Людой в кино или гулять в роще. Ходили подолгу: разговаривали, а иногда шли молча, и всё равно, ему было почему-то хорошо. Совсем как-то иначе, чем с Леной.

Лена ведь была умная, и с ней тоже было интересно говорить. Но молчать, как с Людой – нет. С Леной ему было достаточно общения в компании, а с Людой… Каждый день, просыпаясь, он знал, что вечером обязательно увидит её.

Их прогулки становились всё дольше. Он взял её как-то за руку, помогая перейти препятствие на пути, и потом не стал отпускать – она не постаралась после освободить её. Потом он стал просто брать её за руку. Они проходили рощу насквозь и дальше шли по полю.

Практика подходила к концу, и предстояло расстаться. Чтобы оттянуть, Еж принял предложение задержаться на две недели. И они продолжали встречаться, уходить каждый вечер далеко за рощу. Шли, держась за руки, и почти не говорили, только смотрели часто друг на друга.

Он уже слишком понимал, что с Леной было совсем не то, что сейчас с ней – с Людочкой, идущей рядом, держась за его руку. Она улыбается, когда он глядит в её глаза – улыбается так, что возникает уверенность, что и она чувствует то же, что и он. Надо сказать ей об этом. Но как?

Он дотянул до последнего дня. Она отпросилась с работы с середины дня, чтобы проводить его. Они шли на вокзал.

И он сказал:

– Людочка!

– Что, Сережа?

– Людочка… Я тебя давно хотел спросить…

– Что?

– Я тебя давно хотел спросить… У тебя паспорт с собой? – выпалил он.

– Паспорт? Зачем?

– Чтобы расписаться.

– Ты сумасшедший!

– Ты… не хочешь? Извини.

– Хочу! Хочу, Сереженька. Только кто нас так сразу распишет?

– Да вы же тут все друг друга знаете. Давай попробуем! А? – он схватил ее за руку и потащил: в другой руке он тащил свой чемодан. Она смеялась.

– Да куда ты? Мы же даже бабушке ничего не сказала.

– Неужели она будет против?

– Она-то – вряд ли. А вот твои родители…

– Не бойся: ты не можешь им не понравится.

– И у тебя ведь есть девушка в Москве: ты говорил.

– Но я с ней фактически только дружил. Больше ничего. Идем, идем!

Но у самого поселкома Люда выдала:

– А паспорт? Я беру его с собой, только когда надо.

Но Ежа уже было невозможно остановить:

– Так и без паспорта, если захотят, распишут.

Женщина, регистрирующая акты гражданского состояния, знала не только Люду, но и его: был по вызову у двух её внуков.

– Здравствуйте, доктор. Жениться на нашей Людочке решили?

– Да. Только…

– Тетя Вера, понимаете: он сегодня уезжает домой. Распишите нас сейчас.

– Что это он тебе предложение в самый последний момент решил сделать?

– Он раньше его сделал. Это я: только сегодня согласие дала, – соврала Люда.

– Ладно, распишу тогда. Давайте паспорта: я уж сама все заполню, чтобы побыстрей.

– Тетя Вера, – жалобно сказала Люда, – я его не брала с собой: он только-только уговорил меня.

– Ой, девка, беда с тобой совсем. Ну, что с тобой делать: ведь помочь охота тебе с доктором. Так уж и быть: возьму грех на себя – авось, никто не узнает. Доктор-то уезжает – его данные из паспорта я впишу, а твои завтра. Только ты смотри: завтра же пораньше паспорт свой мне принеси, ладно?

Когда они вышли из поселкома, возбужденные и сияющие, до поезда оставалось чуть больше часа. И они пошли на станцию.

Сели на скамейку. Еж хотел поцеловать Люду, но она стеснялась: люди увидят – не принято у них на людях целоваться. Отказалась пойти и в станционный буфет:

– Не надо, Сереженька, давай просто посидим тут рядышком. Не скоро, наверно, теперь увидимся.

– Скоро: как только приеду, подготовлю своих родителей, и ты приедешь.

– Как скажешь им? Бабушка хоть знает тебя, а они-то меня нет. Ох, влетит тебе, наверно.

– Не исключено. Не страшно: зато ты у меня теперь есть. И мы друг друга любим. Ведь так?

– Да, Сереженька: любим. Знаешь что: поцелуй меня – пусть уж смотрят.

– Прости, что так по-дурацки из-за меня всё получилось, – еще сказал он ей. – Сказал бы раньше, хоть как-то отметили бы вместе с твоей бабушкой. Она у тебя хорошая.

Потом он еще о чем-то подумал и достал из внутреннего кармана деньги.

– Ой, зачем ты их так держишь? Могут же вытащить.

– Не вытащат: я много с собой не возьму, – он отложил часть и остальное протянул ей. – А это забери.

– Зачем?

– Но ты же теперь жена.

– Ой, Сережка: неожиданно всё как! Может быть, не надо?

– Надо: мой папа отдает деньги маме.

…Когда поезд отходил, он неотрывно смотрел на неё: она улыбалась, и, одновременно, слезы дрожали у неё на глазах.

– Что ж, Ежик: поздравляю! Желаю счастья, любви – и ежат, конечно. Чтобы у тебя всё было хорошо. Но почему не сказал ничего до сих пор своим? Такое отколоть – и бояться сказать!

– Именно, как ты сказал: чтобы у меня всё было хорошо. Понимаешь, чего я боюсь: не слишком уверен, что мои придут в восторг. А вдруг нет? Как это отразится на их отношении к Люде? Не примут ли они с досады её в штыки?

– Да не думаю.

– Хотел бы поменьше рисковать. Поэтому не стал ничего говорить, не обсудив с вами. Решил отложить до твоего и Юриного приезда.

– Листик, наверно, приедет не раньше второго сентября. Придется обойтись без него. Давайте, подумаем сами.

– Я ж тебе говорил: просто пойди и скажи, что встретил такую девушку, что полюбил её. И покажи её фото: она не сможет не понравиться. Мне ж понравилась сразу. А тебе, Жень?

– На фото – да. Но не факт, что им достаточно будет увидеть её на фото.

– Верно, – сказал Игорь. – Может быть, познакомить их?

– Снова здорово! Это я мог сделать, не ожидая никого. О чем я говорил? Ведь о том, как они могут отнестись к ней, если я скажу только. А ты предлагаешь действовать совсем в лоб. Привести и сказать: “Это моя жена. Прошу любить и жаловать”. Да они, безусловно, будут на неё смотреть дикими глазами.

– А если они не будут знать, что она твоя жена?

– То есть?

– То и есть: разве обязательно им сразу говорить, кто она такая?

– А что: это мысль! – поддержал Женя. – Приедет, остановится у меня – и мы придем к Ежу все вместе. С девушками: Мариной, Асей – и Людой. Они с ней и познакомятся. Ну, а про Лену можно будет сказать, что не смогла по какой-нибудь причине. Так, Игорек?

– Именно.

– Лучше, по-моему, не придумаешь. Если никто не против, поехали на Центральный телеграф – отправим телеграмму: пусть приезжает поскорей.

2

Весь следующий день Женя уделил генеральной уборке комнаты: почистил пылесосом мебель и выколотил во дворе ковер. Навел образцовый порядок.

Начало третьего дня ушло на подготовку праздничного ужина. Она приезжает в пол второго: после того, как они съездят в общежитие и она займет там место, они смогут поехать к нему и отметить её приезд – вдвоем. Из магазинов вернулся с полной авоськой. Отоварился неплохо – набрал понемногу всего: колбаска любительская и твердокопченая, корейка, севрюга горячего копчения, голландский сыр, шпрот баночка; помидоры, малосольные огурцы и фрукты с рынка. Еще коробка с пирожными и бутылка муската, крымского. Тамара потом предложила сунуть всё в их холодильник, чтобы не испортилось. Вечером отгладил идеальнейшим образом рубашку и брюки, надраил туфли.

… В день приезда, сразу как встал, вытер везде пыль и вымыл пол. Быстро позавтракал и пошел на Тишинский рынок за цветами, потом за бельем. Боялся, что оно не готово или еще не привезли, но всё оказалось в порядке, и он, придя домой, повесил занавески и застелил кровать. Окинув комнату взглядом, убедился, что она готова к торжественному приему. Настроение было прекрасное, и делалось всё быстро, так что к двенадцати он был вполне готов.

Оглядев себя в зеркале, решил, прежде чем идти, позвонить на Курский вокзал в справочную – уточнить прибытие. Вот тут его ждала неожиданность: поезд должен был придти с огромным опозданием – на целых шесть часов. “По техническим причинам”. План отметить вместе её прибытие отпадал. Он разделся и пошел разогревать обед.

Еле дождался, когда можно было ехать на вокзал, и там снова неожиданность: опоздание увеличивалось еще на три часа. Возвращаться домой не хотелось, торчать на вокзале тем более: он пошел бродить по улицам.

Но за полчаса до прибытия был на перроне. Сообщений об увеличении опоздания больше не было. Он стоял и ждал с нетерпением: страшно хотелось её увидеть поскорей, и букет в его руке, похоже, уже начинает вянуть. Обрадовался, когда в положенное время увидел огни приближающегося поезда.

Не рассчитал точно её вагон, и пришлось идти до него. Увидел издали Марину, стоящую в двери вагона. Увидала его тоже и замахала рукой.

Он подбежал, и она стала передавать ему вещи: два больших чемодана и несколько больших сумок. Потом слезла. Следом за ней какая-то женщина.

Марина торопливо сказала:

– Жень, это моя мама. Познакомьтесь.

Они посмотрели друг на друга. Она, улыбаясь: значит, это и есть тот самый Женя, присылавший Маринке по несколько писем еженедельно. По фотографиям, которые показала она, рассказывая о своей компании в Москве, он представлялся чуть иным.

… Ясно было, что Маринка не всё говорила, но количество приходивших от него писем заставляло думать, что там может быть что-то весьма серьезное. Рахиль Лазаревна не стала расспрашивать дочь: решила разведать на месте. Сказала Марине, что хотела бы часть отпуска провести в Москве.

Марина – ей в ответ, что она сможет пожить у нее в общежитии: это разрешают, а спать можно будет, сдвинув вместе её и Асину кровати, и поместившись на них втроем. Еще сказала еще, что Женя, если будет уже в Москве, сможет встретить их, чтобы помочь добраться до общежития. И, похоже, её желание дочь обрадовало.

… Женя смущенно молчал: едва-едва не сделал недопустимое в её присутствии – поцеловал Марину. Хорошо, что она хоть успела предотвратить.

– Надо взять носильщика, – сказала Рахиль Лазаревна, и он обрадовался:

– Не надо: я сам донесу, – он подхватил оба чемодана.

– Они же тяжелые.

– Нет: совсем не тяжелые, – он, и в правду, спокойно нес их.

На такси стояла длинная очередь. Они стали в хвост.

– Может быть, не стоит ждать: поедем на метро?

– Так от него же еще потом добираться.

– Я недалеко от метро живу.

– Но нам ведь надо в общежитие.

– Туда уже поздно: вряд ли пустят. Я думаю, надо ко мне.

– Неудобно как-то, – робко возразила Рахиль Лазаревна.

– Почему? Я уйду к соседке: вы будете там одни.

– Но разве…?

– Но если Клава спит, беспокоить не будем. Как-нибудь обойдемся вместе одну ночь, – перебила её Марина. И Рахиль Лазаревна поняла, что дальнейшие вопросы задавать не следует.

Когда добрались к Жене, все в квартире, действительно, уже спали. Тихонько прошли в его комнату, и он сразу ушел на кухню поставить чайник. Посмотрел всё, что можно было предложить на ужин: фактически только яйца. А в холодильнике у Тамары столько всего! Но кто же знал, что поезд задержится еще на три часа? Теперь всё это можно будет подать только на завтрак. И за неимением другого он нажарил хлеба, залив его яйцами – популярное блюдо в их компании.

– Как вкусно! – похвалила Рахиль Лазаревна. Но ели они плохо: может быть, правда, очень хотели спать.

Стеля себе на диване, он радовался, что сменил сегодня постельное белье. Потом пожелал им спокойной ночи и вышел.

Когда увидел, что свет в комнате погас, тихо зашел, разделся в темноте и лег. Он не сразу заснул: что-то напоминало время, когда была жива Белла.

Сегодня здесь Марина, такая же близкая, как была она. И мама её – кажется, очень славная: ему сразу понравилось, как она улыбается.

Женя встал очень рано – все еще спали. Рахиль Лазаревна сквозь сон услыхала, как негромко захлопнулась дверь квартиры. Она приоткрыла глаза и увидела, что диван пуст. Вскоре уснула вновь.

Вновь она проснулась не скоро: легли вчера очень поздно. Марины рядом не было. С кухни доносился вкусный запах грибов, но было тихо. Рахиль Лазаревна еще несколько минут полежала, прогоняя остатки сна. Потом встала и сунула ноги в тапочки. Когда приоткрыла дверь, услышала какие-то звуки и направилась в их направлении.

Они стояли на кухне – её появление не заметили: были заняты друг другом. Он с такой нежностью целовал её, и она его. И Рахиль Лазаревна как можно бесшумно исчезла: побоялась спугнуть – слишком хорошо им сейчас.

Она улыбалась. Так оно и есть, как она думала: серьезно – любовь. Ну, и что можно иметь против этого: ей самой он тоже понравился. Так что слава Б-гу! Пусть целуются: она не выйдет, не станет мешать им.

Стала застилать кровать, складывать его постель. Не сгорит ли у них только картошка с грибами на плите?

Через некоторое время пришла Марина. Сияющая.

– Ты уже встала?

– Да. Недавно.

Марина подозрительно посмотрела на застеленную кровать, но спрашивать ничего не стала.

– Сейчас завтракать будем. Женя пожарил молодую картошку с грибами.

– Давно их не ела. Какой молодец!

Марина засияла еще больше. Позвала:

– Женя! Заходи: мама уже встала.

Он вошел, неся тарелки, от которых шли вкусные запахи.

– Доброе утро! – поздоровался он.

– Доброе утро, Женя. Ты, как я понимаю, встал уже давно? Даже в лес за грибами успел сходить.

– Ну что вы: на Тишинском рынке купил – он близко. А если захотите, можно поехать пособирать их. Вы любите собирать грибы?

– Когда-то любила.

– Дед моего друга живет за городом. Там большой лес.

– Спасибо. Посмотрим. Сегодня первым делом надо устроиться в общежитии. Поедем сразу после завтрака.

– А зачем вам ехать? Мы с Мариной поедем вдвоем, а вы оставайтесь. Отдохните с дороги.

– Правда, мама. Мы сами съездим.

– Вещей же много.

– А зачем их везти? Я думаю, вам здесь будет удобней, чем в общежитии. И Марина тоже здесь поживет, пока вы будете в Москве. А я буду спать у соседки, Клавы.

– Спасибо. Но я должна подумать.

Она пошла умываться, а Женя с Мариной стали перетаскивать с кухни еду. Вернувшись, Рахиль Лазаревна ахнула: столько всего стояло на столе. Ей только показалось, что к закускам, стоящим на столе больше подойдет что-то более крепкое, чем мускат. Вынула из сумки бутылку медицинского спирта, взятого про всякий случай: мало ли что понадобится протереть.

– Ты не против? Можно развести, а можно и так – только маленькими рюмочками.

– Мам, ты что? Это же спирт.

– Да. 80 градусов. Чистый – медицинский. Не бойся: ты его пить не будешь – ты явишься в общежитие абсолютно трезвой. А нам по капле не повредит.

– Мама, что о тебе Женя подумает?

– А что он может подумать? Ведь я врач, а наш символ – чаша со змеей, что обозначает: “Мудр, аки змий, и выпить не дурак”. А если мы с ним уж очень напьемся, ты оставишь нас отсыпаться и съездишь в общежитие одна. Ну, как, Женя?

– Конечно, Рахиль Лазаревна, – ответил он, смеясь. – Марин, ну надо же слушаться старших.

– Тоже мудрый: аки змий. Впрочем, ничего с тобой, все равно, не будет: я тебя знаю. Давайте садиться.

Женя достал две маленькие серебряные стопочки, хранившиеся в буфете; от долгого неупотребления они совсем потемнели. Налили в них спирт, Марине вино в рюмку.

– Давайте выпьем за знакомство! – подняла стопку Рахиль Лазаревна. – Очень приятно было познакомиться с вами, Женя.

– Рахиль Лазаревна, ну что вы меня на “вы”? Я же моложе вас. Пожалуйста, зовите на “ты”.

– Только после второй стопки. Хорошо?

Настроение её было великолепным. Замечательный завтрак получился. И так приятно было сидеть в этой чистенькой комнате со сверкающими оконными стеклами и смотреть на них обоих. Чудесная парочка: её Маринка и этот славный парнишка. Очень неплохо смотрятся оба. Нравится смотреть, как внимательно ухаживает он за ними обеими.

Ловила взгляды, которые они ненароком бросали друг на друга. Что-то весьма похожее на то, что было и у неё с Марининым папочкой, когда они были в том же возрасте. Тот и сейчас такой же. И этот, наверно, тоже таким останется.

Чувствовала, что тоже нравится ему. Он весело смеялся ей шуткам, и видно было, что уже не напрягается, разговаривая с ней. Особенно после того, как она дала согласие пожить до отъезда у него.

И всё было необыкновенно вкусным, поэтому к концу завтрака она несколько отяжелела и согласилась остаться дома. Только попросила сразу потом приехать домой: ей хочется сходить куда-нибудь. Сказала, что сама помоет посуду – пусть едут не задерживаясь.

С собой они прихватили только чемодан, из которого Марина выложила большую часть вещей.

3

Дорогой Женя рассказал о главном событии в их компании.

– А Лена как же?

– У него с ней ничего серьезного и не было.

– Всё равно, вряд ли ей это будет приятно узнать. Жалко: она умная ведь очень – едва ли захочет появляться в нашей компании. А как его родители восприняли?

– В тот-то всё и дело…– он сказал, как на сегодняшний день обстоит дело. Посвятил её в план знакомства Люды с его родителями.

– Постой, но тогда зачем ты настаивал на том, чтобы мама жила у тебя? Она не может приехать, пока мама еще будет в Москве?

– Еж ей просто отправил телеграмму, чтобы приехала.

– Поскорей?

– Да.

– О чем ты тогда думал? Только чтобы угодить будущей теще? Эх, ты!

Женя задумался. Соколовы и Гродовы, узнав, что приехала Маринина мама, захотят обязательно с ней поскорей познакомиться – это однозначно. Когда Люда приедет, не скажет ли Рахиль Лазаревна им, пусть даже случайно, кто она такая? Придется скрывать от нее.

Или можно договориться с Клавой, чтобы Люда остановилась у нее. Нет, пожалуй, это не совсем хорошо: после Сашкиной истории выдать ее за Клавину родственницу не стоит. Может ведь как-то насторожить Фруму Наумовну, и та поделится своими мыслями с Валентиной Петровной. Это будет не на пользу Люде. Вариант отпадает.

Сказать, что это его знакомая: ну, например, что он жил в доме её родителей во время практики, тоже не очень. Это может насторожить уже Рахиль Лазаревну. Значит, тоже отпадает.

– Ты думаешь, твою маму нельзя посвятить в наш план? Попросим только никому ничего не говорить. По-моему, она такой человек, на которого можно положиться.

– Но сочтет ли она, что мы правильно делаем, и захочет врать тоже? Она же не всегда послушная, я ведь знаю.

– Но помочь Ежу необходимо.

– Само собой. Надо подумать.

В общежитии они пробыли сравнительно недолго. Ася приехала вчера; сумела договориться о месте для Марины вместе с ней в комнате, где стояли всего четыре кровати. Её застали спящей.

Она проснулась не сразу, и они не шумели, сидя на кровати рядом, на которую Ася положила лист с Марининой фамилией. Потом Ася открыла глаза.

– Привет! Давно тут? Что меня не разбудили? Ты что вчера не приехала: мы же договаривались?

– Поезд пришел с большим опозданием. Женя приютил меня с мамой. Слушай, Ась: Женя предложил нам с мамой пожить у него, пока она будет в Москве.

– Застели тогда постель, чтобы никто не попытался занять в мое отсутствие. И тумбочку займи. Наверно, лучше, все-таки, будет, чтобы ты изредка ночевала здесь. Может быть, и сегодня тоже. Но, вообще, если что, я же смогу позвонить.

– Ась, поехали сейчас с нами: познакомлю тебя с мамой. Сходим вместе куда-нибудь.

– Спасибо за приглашение, но никак не могу: хочу кое-какие дела поделать. Женя, Юра приехал уже?

– Нет еще. Он, скорей всего, опоздает на пару дней.

– Понятно. А новости какие-нибудь есть?

– Еще какие: Еж женился! – сказала Марина.

– Да?! Когда это они успели?

– Да нет: не на Лене, – Марина ввела Асю в курс дела. Сказала и о проблеме из-за того, что её мама, возможно, будет еще у Жени, когда Сережина жена приедет. – Вот: не знаем теперь, за кого её можно выдать.

– Ну, не слишком большая проблема. Можно за Юркину родственницу. Или землячку. А можно и за мою; будет тогда спать здесь, на твоей кровати. Решим: время есть еще.

– Ты гений! Может, все-таки, передумала: поедешь с нами?

– Да нет: не могу. Спасибо еще раз. Ты ночевать сегодня приедешь?

– Постараюсь.

Вернувшись, забрали Рахиль Лазаревну и направились в центр Москвы. Когда переходили площадь Маяковского, кто-то окликнул:

– Марина! – это была Валентина Петровна.

– С приездом! – сказала она, подойдя и поцеловав Марину.

– Знакомьтесь, Валентина Петровна: это моя мама.

– Очень рада познакомиться с твоей мамой. Я – Валентина Петровна, мать Жениного школьного друга, – представилась она, улыбаясь.

– А меня зовут Рахиль Лазаревна. Также очень рада познакомиться.

– Вы вчера приехали?

– Да.

– Надолго в Москву?

– На пару недель: я сейчас в отпуске.

– Надеюсь, вы не откажитесь все вместе придти к нам завтра вечером часов в шесть? Женя нам не чужой, и Марину мы хорошо знаем: хотелось бы не на бегу познакомиться и с вами ближе.

– Спасибо. Мне тоже будет приятно ближе познакомиться с вами.

В центре Женя повел их в пирожковую, а потом они пошли на Красную площадь. Обошли Кремль, полюбовались казаковским дворцом Пашкова, прошли по Георгиевскому саду. Оттуда двинулись по улице Горького по направлению к дому – мимо Главного телеграфа, Моссовета, площади Пушкина. Зашли только в Елисеевский – главным образом, чтобы, тоже, посмотреть, хотя и купили там кое-что.

Женя рассказывал Рахиль Лазаревне обо всех местах, по которым проходили. Завел в одну из арок в доме и показал то, что было на доме за ней: мозаику Врубеля. Про памятник Пушкину сказал:

– Он раньше стоял на другой стороне. Его потом перенесли, а жаль.

– Почему? – спросила Рахиль Лазаревна.

– Бульвар за ним уходил вдаль и вниз, поэтому казалось, что он стоит в начале бесконечности. Сейчас – совсем не то.

Она улыбнулась: ей понравилась его фраза. А он спросил:

– Вы не устали?

– Не очень еще. Пошли: я вижу, там еще что-то красивое.

– Там? Это Музей революции: когда-то Английский клуб. Вы никогда его не видали?

– Видала, но так давно. Так что пошли.

Толик был в коридоре, когда они входили в квартиру; он бросился навстречу с криком:

– Марина! – и повис у нее на шее. – Мам, Марина приехала!

На его зов с кухни появилась Клава, за ней Тамара.

– Здравствуй, Мариночка! С приездом. А это, наверно, твоя мама?

– Да. Её зовут Рахиль Лазаревна.

– А меня Клава. Очень рада.

– Меня Тамара. Женя, скажи, я ничего не забыла выложить тебе утром? Не сразу увидела твою записку, и торопилась уже.

– Нет, ничего не забыли. Спасибо.

Клава спросила, не нужно ли Жене что-нибудь: она только что сварила молодые щи и пожарила котлеты. Женя не успел отказаться, как Марина сказала:

– Не откажемся. Давайте только вместе. Толик, ты согласен? – она выдела, что Клаве очень хотелось сделать что-то приятное.

Толик, естественно, даже очень был согласен обедать всем вместе. Так что

ужин получился почти праздничным: выпили опять по паре рюмок.

Вскоре после ужина Марина собралась ехать в общежитие.

– Мама, а ты оставайся: Женя один меня проводит.

– А может, вместе поедем?

– Но вы же устали, Рахиль Лазаревна. Оставайтесь лучше.

– Конечно, Рахиль Лазаревна: оставайтесь. Я Толика уложу, и мы посидим, попьем чаю, – добавила Клава.

– Ладно: уговорили. Только завтра надо, чтобы ты была не слишком поздно.

– Сразу, как встану, приеду: обещаю.

Рахиль Лазаревна вместе с Клавой убрала со стола после их ухода и осталась на кухне помыть посуду. Клава ушла укладывать Толика.

Посуда была вымыта и вытерта, и чайник уже кипел, а она еще не вышла из своей комнаты. Вторая соседка Жени, Тамара, было слышно, ушла куда-то вместе со своим мужем. В квартире стало совсем тихо.

Рахиль Лазаревна забрала чайник и ушла в комнату. Поставила чайные чашки на стол. Потом подошла к фотографиям, висевшим над письменным столом. При Жене ей было неудобно их рассматривать. За этим и застала её Клава.

– Извините, что заставила вас ждать. Он немного перевозбудился сегодня: обрадовался, что Марину увидел. Она у вас хорошая: дети это чувствуют. Она не говорила вам, как она, когда они встречали здесь Новый год, носила его на руках, чтобы он заснул? Я его тогда оставила на Женю – ушла встречать в другое место.

– Про это нет. Давайте садиться пить чай, а то, боюсь, он остыл уже. Нет: пожалуй, горячий еще достаточно.

– Хорошо, что вы согласились остаться. Ведь им так хотелось побыть вдвоем.

– Я же видела: меня совсем не надо было уговаривать. Зато мы с вами сможем посидеть и поговорить, если вы не против.

– Нет, конечно. Охотно расскажу вам всё, что вы захотите.

– Вы его давно знаете?

– Очень. С того времени, когда его родители первый раз привезли его в Москву, – ему было тогда года четыре. Они жили в Белоруссии. Вот они, – она показала на фотографии. – Тетя Роза и дядя Гриша: такие красивые оба. А это мама дяди Гриши – Лия Ароновна. Здесь тогда жила сестра дяди Гриши, тетя Белла, с дядей Колей и Толей. Мой Толик в честь него назван.

– Марина говорила мне, что он живет один.

– Да. С пятьдесят третьего года, когда умерла тетя Белла.

Клава рассказала, как погибли один за другим дядя Коля, потом родители Жени и в самом конце войны Толя, и про то, как умерла вскоре после гибели Жениных родителей его бабушка. Как Женя в первом классе пытался убежать на фронт, а в третьем, получив похоронку на Толю, долго скрывал её от тети Беллы.

А в пятьдесят третьем умерла и она.

– Значит, он теперь совсем один? Больше никаких родных?

– Родных нет никого. Но он не один: у него много друзей.

Клава рассказала про его школьных друзей, семьи которых благодаря их дружбе стали почти родными. Даже ей они помогали, когда она одна ждала ребенка.

– А муж?

– Его у меня никогда не было: женихов для меня из-за войны не хватило. Я родила его без мужа, чтобы не остаться совсем одной – другого выхода у меня не было, – и она продолжила говорить про Женю.

О том, что его все уважают, и есть за что. Учился всегда прекрасно: школу закончил с золотой медалью, а в институте со второго семестра получал повышенную стипендию; сейчас уже даже государственную, бывшую Сталинскую. Читает очень много; музыку, классическую, любит; три иностранных языка знает. Руки золотые: очень многое умеет – даже подрабатывал в их доме, даже еще когда был мальчиком. А после восьмого класса, вообще, работал на заводе во время летних каникул.

Они совершенно забыли про чай. Спохватились, только обнаружив, что он совершенно остыл. Клава пошла на кухню подогреть, заодно зашла проведать спящего Толика. Вернувшись, сразу налила обеим: страшно хотелось пить – пересохло горло.

– Клава, скажите, неужели никаких недостатков у него совсем нет?

– Недостатков? Честно говоря, вроде бы и нет. Ой, нет: один, пожалуй, есть. Или был: точно не могу сейчас сказать. Робок был очень с девушками – впрочем, как и его друзья, Саша и Сережа.

А чего, спрашивается: его Б-г и наружностью ведь не обидел – и рост неплохой, и лицо тоже. А мускулатура: его любая шпана боялась. А с девушками, все равно, робок.

Такое из-за этого получилось! – и она рассказала историю знакомства Жени с Мариной. – Могло ведь плохо кончиться: на следующий день к Тамаре пришла в гости с родителями другая девушка, красивая весьма. Женя с ней встречаться начал. Она ни мне, ни родителям его друзей не нравилась: тряпичница, страшно избалованная. Мы боялись, как бы он по молодости лет не женился на ней: ничего хорошего из этого получиться не могло.

К счастью, встречались они недолго: она выскочила замуж за другого – с большими деньгами. А он после этого решил найти Марину, во что бы то ни стало: встречаясь с той, не забывал её – не знал только, как отыскать. А знаете, почему: она была похожа на его маму.

– Разве? Судя по фотографии, это нельзя сказать уверенно.

– Я её помню, поэтому могу сказать, что похожа. Чем-то неуловимым, но, действительно, похожа: поверьте. Где только он её не искал. А она неожиданно сама пришла с подругой к нему на Новый год.

– Удивительно!

– Нет: я думаю, это судьба – они должны были встретиться. За всё, что выпало на его долю, он должен был получить это вознаграждение – встретить такую, как ваша дочь. Дай им Б-г счастья!

– Вы думаете, у них серьезно?

– Слишком похоже.

– Он что – говорил вам что-то?

– Нет – но я и так вижу. А разве Марина ничего не говорила вам?

– Не много. Странно: раньше она мне всё рассказывала про мальчишек, которые пытались ухаживать за ней. Мне приходилось о многом догадываться самой: её молчание при том, сколько писем приходило от него, было достаточно красноречиво.

– Не молчала ли она только потому, что у них окончательно еще не все решено? Ведь оба еще студенты: по крайней мере, ему надо окончить институт, чтобы самому содержать семью. Другой вариант, я думаю, он себе и не представляет: он же такой. И…

– Постойте: кто-то, кажется, пришел. Не он ли уже?

– Нет: я по шагам слышу. Это Виктор с Тамарой. Ему еще рано: он всегда, когда уезжал провожать её после каждого сбора их компании, приходил очень поздно. Я думаю, и сегодня явится не раньше. Так что, если вы уже хотите спать, ложитесь.

– Вы уже хотите уйти? Вам ведь утром на работу, я понимаю.

– Нет, не беспокойтесь, пожалуйста. Я рада с вами поговорить, честное слово. Я только загляну посмотреть Толика.

Клава рассказала Рахиль Лазаревне еще немало. Про друзей Жени – Сашу и Сережу, их родителей. Про Толю. Про тетю Беллу и про то, как она умирала. Говорили долго.

Женя пришел около часа ночи и удивился, застав их еще не спящими.

– Клава, хорошо, что ты еще не спишь. Можно, я буду спать пока у тебя? – попросил он.

– Конечно. Толик будет спать со мной.

– Зачем? Мы же отлично спали все вместе прошлую ночь.

– Но вам же будет свободней.

– Мне достаточно свободно.

– Тогда давайте я хоть дам вам ширму, – сказала Клава и пошла за ней.

– Женя, а ты не проголодался? – спросила Рахиль Лазаревна, когда она вышла. – Давай покормлю тебя.

– Спасибо, я сейчас сам возьму. Вы не беспокойтесь.

– А я и не беспокоюсь. Так что садись и ешь, что я дам, слышишь?

– Хорошо, спасибо. Я только схожу, чтобы Клава сама не тащила ширму.

– Ладно. А я пойду подогреть чай.

Она с удовольствием смотрела, как он ест. Ей хотелось сделать для него что-нибудь еще, но она не знала что. Вчера он сразу расположил её к себе – сейчас она знала о нем уже столько, и это наполняло её каким-то щемящим чувством к нему. Хотелось сказать, что она рада тому, что её дочь встретила в жизни именно его, и что она, наверно, будет любить его сама.

Когда они легли, он различал в темноте контуры ширмы. Это была их ширма: Белла отгораживала ею ночью кровать. Он отдал её Клаве, чтобы она могла не беспокоить Толика во время сна. Казалось, что сейчас было, как прежде, когда он спал на этом же диване, а за ширмой, на кровати, Белла.

4

На следующее утро Рахиль Лазаревна снова проснулась от негромкого хлопка дверью квартиры. Она выглянула из-за ширмы: диван был пуст. Улетел за Маринкой, значит, уже.

Она прилегла опять: легли вчера очень поздно, а вечером предстоит идти в гости, и надо выглядеть как следует. Но удалось только подремать с полчаса. Она слышала, как уходили соседи. Потом всё затихло: она осталась в квартире одна.

Нахлынули мысли о том, что вчера рассказала Клава. Она поднялась и подошла к фотографиям, висящим над письменным столом. И в какой-то момент обнаружила то, о чем ей сказала Клава: действительно, оно было – едва уловимое сходство между его матерью и Мариной. Женя, наверно, моментально почувствовал это.

Они прибегут скоро, её ребята. Надо будет накормить их завтраком, и поэтому незачем опять укладываться. Она накинула халат и вышла в коридор.

Уже знала его столик на кухне. Заглянула в него, но не обнаружила там ничего, кроме двух яиц и несколько почти пустых уже пакетов с остатками круп и макарон, но с этого едва сделаешь, чтобы хватило на них всех. Решила сварить хотя бы гречневую кашу и отварить им по яйцу. Сама вполне обойдется бутербродом с чаем.

Умылась и села перебирать крупу, поставив предварительно чайник на огонь. Успела перебрать не больше половины стакана, когда услышала, как кто-то вошел в квартиру. Неужели Женя вернулся: ходил куда-то – не ездил к Маринке?

Она выглянула в коридор. Это был не Женя: совсем другой паренек. Он обернулся, и лицо его показалось почему-то знакомым.

– Здравствуйте! – поздоровался он.

– Здравствуй! Ты к кому?

– К Жене. Я его друг. Меня Саша зовут. – Она узнала его: он был на фотографиях, которые показывала Марина, приехав на каникулы.

– А меня Рахиль Лазаревна. Я мама Марины, знаешь её?

– А как же!

– А как ты вошел в квартиру?

– У меня ключи: от квартиры и от комнаты. Женя нам всем дал. Его нет?

– Нет. Значит, говоришь, у тебя есть ключи от квартиры и от его комнаты?

– Да: вот.

– Ты не спешишь, случайно?

– Нет. А что: вам что-нибудь нужно?

– Очень нужно: завтрак нам всем приготовить. А дома почти ничего нет. Сходишь со мной в магазин? Знаешь, где ближайший?

– Конечно.

Он повел её в ближайший магазин, оттуда в булочную, затем еще на Тишинский рынок. Обратно тащил две тяжело набитые авоськи, и еще одну сумку несла она. Дома попросила Сашу почисть молодую картошку, а сама стала разделывать селедку.

И все было готово, когда Женя с Мариной пришли, тоже неся набитую сумку. Саша в это время уже сидел в комнате с книгой.

– Мам, а мы селедку купили: ты же очень любишь. Сейчас завтракать будем – только разделаю её.

– А эта не годится? – показала Рахиль Лазаревна свою. – И картошечка уже сварена.

– Откуда вы всё это взяли? В доме же ничего этого не было, а ключ я забыл вам дать, – удивился Женя.

– А я отмычкой действовала, – засмеялась Рахиль Лазаревна. – Отмычку эту зовут Саша. Он в комнате сидит: тебя ждет. Давайте-ка мне сумку: что в ней? О, курицу купили: молодцы! А я мясо. Надо будет сегодня сготовить что-то, чтобы не пропало.

– Мы же тогда сегодня никуда не успеем сходить!

– А зачем сегодня куда-то ходить? Только устанем, а я хочу вечером в гостях хорошо выглядеть: понравиться твоей родне.

– Мы не родственники: они родители моих близких друзей.

– Но Клава мне сказала, что вы совсем как родня.

– Это правда.

– Я поэтому предлагаю следующее: остаемся сегодня дома, и я сготовлю обед на несколько дней, а завтра отправимся куда-нибудь на весь день. Ваши каникулы ведь вот-вот кончатся. Ладно, может быть, сходим сегодня в кино. Принимается? А вот и Саша.

– Здравствуй, Марина. Жень, привет.

– Ребятки, а ну-ка тащите все в комнату и быстро мыть руки. Я уже голодна, как волк. Вы, я думаю, не меньше.

– Спасибо, я дома позавтракал, – сделал попытку отказаться Саша.

– Ничего: неужели откажешься от такой селедки? Можем и выпить капельку.

– Ма-ам! Ты опять?

– Боишься, что спою твою компанию трезвенников? Ничего страшного: много не налью. Пошли, пошли!

Выпили по чуть-чуть и быстро смели салат, остатки вчерашних закусок, селедку с картошкой: голодные уже были здорово. Просто одно удовольствие было смотреть, как они едят. Только достаточно ли им?

– Женя, давай-ка, пожарь хлеб с яйцами, как вчера.

– Мам, не нужно: мы пирожки с повидлом принесли. Наверняка горячие еще.

Кофе с ними пили уже не спеша; разговаривали и при этом много смеялись.

Совсем не хотелось вставать из-за стола, но Рахиль Лазаревна не хотела затягивать с готовкой.

Пока она начала готовить, Марина помыла посуду. Ребята активно помогали, вытирая её до блеска. Женя поставил в комнате пластинку и оставил дверь открытой. Ария Виолетты “É strano!”[2]; потрясающий голос, который Рахиль Лазаревна никогда не слышала раньше.

– Кто поет?

– Магда Оливеро.

– Никогда о ней не слыхала.

– Я о ней тоже ничего совсем не знаю. Но вам нравится?

– Очень: лучшего исполнения никогда не слышала. Постави еще что-нибудь, пожалуйста.

– Хотите вальсы Шопена? Играет Белла Давидович.

– С удовольствием, но потом: устала чуть-чуть. Мясную пенку я сняла, овощи все нарезаны – дальше, дочка, справишься без меня. Женю оставлю с тобой, чтобы ты одна не скучала. А мы с Сашей пойдем немного пройтись: надо купить цветы.

Марина и Женя покраснели – от удовольствия, наверно. А Сашенька был слишком не глупый: тут же вскочил, чтобы идти с ней.

Вернулись они с цветами и большим тортом. Кроме того, Рахиль Лазаревна достала что-то, завернутое в бумагу, протянула Жене:

– Вот, увидела галстук в магазине. Он и мне, и Саше понравился. Думаю, он тебе пойдет.

– Спасибо, но зачем вы? У меня есть галстуки, Рахиль Лазаревна.

– Он модный, а я хочу, чтобы мы все сегодня выглядели красивыми. Так что, если обед уже готов, начнем гладить, что оденем вечером.

– Тогда я пойду домой: тоже поглажу костюм и рубашку.

– Ты тоже будешь там вечером? – спросила Рахиль Лазаревна.

– Конечно, – Саша чуть было не сказал, что и его родители тоже и, может быть, даже бабушка; что Валентина Петровна даже послала Ежа на дачу, чтобы привез Деда и «младшеньких». Решил, что незачем говорить то, что его не просили.

Женя взял сигарету и вышел с ним.

– Саш, телеграмма от Люды пришла, пока вас не было: приезжает через пять дней.

– Рахиль Лазаревну в дело посвящать собираешься? Я думаю, можно: мне она внушает полное доверие.

– Мне тоже. Но Марина, почему-то, считает, что лучше не надо. Ася подсказала, что Люду можно выдать за Юркину родственницу. Если он раньше её не приедет, то за её – и поселить не у меня, а в их общежитии.

– Смотрите сами, но я бы ей рассказал: думаю, ей можно.

В кино они уже не пошли. Рахиль Лазаревна попросила дать ей утюг, погладила всё себе и Марине и рубашку Жене, несмотря на то, что он старался сделать это сам. Брюки гладить, правда, он ей так и не дал. Начистил всем туфли. Марина крутилась на кухне. А потом они немного поели, и Рахиль Лазаревна скомандовала прилечь отдохнуть.

В пол шестого были полностью готовы. Рахиль Лазаревна оглядела себя и ребят: все были при полном параде. Женя надел галстук, подаренный ему ею: он очень сочетался с его костюмом. Марина в новое платье.

Они встретили Клаву с Толиком, когда спускались по лестнице. Рахиль Лазаревна задержалась с ней на минуту перекинуться парой слов.

– Как вы на них смотрите! – сказала Клава.

– Ведь хороши. Такие оба красивые они – у меня.

Домой они вернулись не рано.

5

Рахиль Лазаревна заснула не сразу. Лежала рядом со спящей Мариной, снова и снова представляла весь этот вечер.

Она не думала, что её ожидает настолько торжественный и теплый прием. Такое количество народа, собравшееся специально для неё!

…Дверь открыла Валентина Петровна, за спиной которой стояла женщина, по внешности которой было не трудно догадаться, что это мать Саши. А в комнате, куда их повели, был большой стол, уставленный как для большого праздника.

Первым делом её подвели к сидящим на диване старикам: матери Фрумы и свекру Вали. Потом Валя и Фрума (к концу вечера они называли друг друга без отчеств) познакомили с ней своих мужей. После них к ней подошли двое подростков, девочка и мальчик, и очень похожий на него юноша. И самым последним Саша.

– Ты не знал, что будет столько народу? – тихонько спросила она его.

– Знал: у нас всегда так собираются.

– А почему меня не предупредил, когда я выбирала торт? Надо было брать побольше. Или два.

Её усадили за столом между Мариной и Женей. Напротив неё сидела самая старшая из всех: бабушка Фира, как её называла молодежь. Когда всем налили, она сказала:

– Первый тост скажу я. У меня сегодня чего-то ноги болят, и поэтому мне будет трудно стоять – я скажу сидя.

Вот что я хочу вам сказать: Беллочка была бы счастлива приветствовать вас сегодня, дорогая Рахиль. Но её уже нет, и вместо неё это делаем мы. Мы все здесь давно как родные – благодаря нашим деткам, их дружбе. Горе каждого из нас было нашим общим горем, и радость – тоже общей.

Сегодня эта радость – принять вас здесь как родную всем нам. Потому что ваша дочь, Рахиленька, очень нам нравится. Ведь есть же Б-г, что он за всё, что испытал в жизни наш Женя, послал ему такую девушку.

Потому-то я так рада видеть вас здесь, среди нас. Я не могла сегодня сама придти сюда: меня уговаривали остаться дома, но я сказала, что должна была быть здесь, и меня привезли на такси. Что поделаешь: я – старый человек, и я не знаю, сколько еще проживу, но желаю вам, дорогая моя, себе самой и всем нам, пока я жива, и даже когда меня не будет, тоже, чтобы вы вот так же появлялись среди нас. И чтоб вы были мне всегда здоровы.

Потом были еще тосты, не менее теплые, и с каждой минутой он всё больше чувствовала себя, как будто уже знала их всех давно.

После того, как встали из-за стола, чтобы сделать перерыв, Валя, Фрума, Марина и Сонечка стали уносить грязную посуду на кухню и потом остались там, чтобы помыть. Её не пустили помочь; мужчины подошли к ней, и завязался разговор. Муж Фрумы, Рувим Исаевич, очень напоминал её мужа, только был не такой живой. А по мужу Вали сразу никак нельзя было догадаться, что это и есть доктор Гродов, о котором она слышала неоднократно. С ним завязалась беседа на общие медицинские темы, которую прервала бабушка Фира.

– Сережа, вы еще успеете об этом поговорить. Идите себе, покурите, и дайте поговорить мне. Садитесь с нами, Рахиленька – вот тут, между мной и Антоном Антоновичем. Вам так удобно: не тесно?

– Нет, нисколько.

– Я о чем хотела поговорить с вами? О нашем Жене. Вы знаете, ему же такое в жизни досталось.

– Я знаю. Мы вчера вечером остались вдвоем с его соседкой.

– С Клавочкой?

– С ней. Она рассказала мне всё.

– Тогда вы всё поняли, что я тогда сказала. Мы любим вашу дочь, потому что она такая, что не может не нравиться: умная и добрая. Вы можете гордиться тем, какой воспитали её.

– Спасибо. Мы с мужем её не очень баловали.

– И правильно. Но что я еще хотела сказать вам: про себя. У Рувимчика тоже не было родителей, когда Фрумочка вышла за него. Они очень любят друг друга, а я люблю их обоих – одинаково: её как дочь и его как сына.

Понимаете, к чему я веду? Дай Б-г, Мариночка с Женей будут вместе. И я хочу тогда, чтобы он тоже стал для вас тем же, что Рувимчик для меня.

– Я думаю, что так оно и будет. Почему нет?

– Конечно, как же иначе? Ведь Женя – он золотой. Ведь правда, Антон?

– Что правда, то правда. Редкостный парень. Вы увидите.

– Я уже и сейчас вижу.

Потом она ушла на кухню. Посуда уже была почти вся помыта, и она предложила себя в помощь взамен Марины и Сонечки. Главным образом, чтобы поговорить с Валей и Фрумой.

Говорили сначала, конечно, о Марине и о Жене.

– Что говорить, хороша Мариночка – во всех отношениях. Любая мать хотела бы такую для своего сына, – сказала Валя.

– Еще бы! – откликнулась Фрума. – Но не понимаю, Валечка, чем еще тебя не устраивает Сережина Лена? Тоже очень неплохая. Неужели, что все еще кажется тебе не шибко красивой? Предпочитаешь смазливую, как была у моего Сашки?

– Да причем тут это? Она, конечно, умная, но только слишком уж командир. Ему бы что-нибудь помягче.

Разговор перешел на их сыновей. Вскоре обращаться друг к другу по имени и отчеству показалось неудобным, и она предложила им только по имени. Они согласились, и по этому случаю разлили и дружно выпили то, что осталось в бутылке.

Потом еще долго пили чай и разговаривали. Когда стали расходиться по домам, молодежь пошла провожать их.

Последнее, что она вспомнила перед тем, как заснуть, были Сонечка и Антоша. Забавные ребята: цапаются непрерывно, но всё время вместе, и видно, что друг без друга не могут. Они шушукались в коридоре, идя сзади, когда провожали их домой. В какой-то момент она оглянулась и увидела, как они, что-то сказав друг другу, внезапно поцеловались. Она сделала вид, что ничего не заметила, и отвернулась сразу, но они сразу нагнали её.

– Что-то придумали, «младшенькие»? – почему-то сразу спросил их Женя.

– Ага. Рахиль Лазаревна, а вы в театр хотели бы сходить с нами? В Большой, например? Если да, Антошка раздобудет нам билеты.

– Ну, конечно, хочу. Все вместе.

“Младшенькие” немного замялись.

– Нет: нам с Сонькой хочется, чтобы вы пошли с нами только. Хорошо? – сказал Антоша.

– А остальные как: не обидятся?

– Ладно, мама: мы обойдемся. Он же много билетов достать не сможет, – поддержала “младшеньких” Марина.

– Тогда да. С удовольствием с вами пойду.

Она потом спросила Женю дома:

– Как ты догадался, когда они догнали нас, что что-то придумали?

– Увидел случайно, как они поцеловались.

– У них это что-то значит?

– Да: что они о чем-то договорились или придумали. Они так делали, когда маленькие еще совсем были. И сейчас продолжают.

6

Утром она спросила:

– Какие у вас планы на сегодня? Я бы хотела сходить в Третьяковскую галерею: вы как?

– Ой, мама, вряд ли удастся: в институты поехать необходимо: расписания узнать, да и в библиотеки зайти – взять учебники. Тетради еще купить. Давай завтра, хорошо?

– Завтра куда-нибудь еще сходим. А в Третьяковку я и одна могу пойти: не беспокойтесь. Поезжайте по своим делам: это важнее.

– Рахиль Лазаревна, я вам только ключи запасные дам: пусть у вас будут.

– Прекрасно. А теперь давайте-ка за стол.

Она отправила их сразу после завтрака. Вымыла посуду после их ухода и быстро собралась.

Когда она запирала квартирную дверь, услышала, как кто-то поднимается по лестнице. Оглянулась: какой-то высокий парень. Лицо его кого-то напоминало.

– Вы к кому, молодой человек?

– К Жене. Дома он?

– Нет, к сожалению: в институт недавно уехал. Срочно вам нужен?

– Нет. Я, просто несколько дней не заходил к нему: работать сверхурочно пришлось – аврал был.

– Вы его товарищ?

– Да. И сосед. Меня Игорь зовут.

– То-то ваше лицо мне знакомым показалось. На карточке вас видела: Марина мне показывала. Я мама её. Рада познакомиться с вами. Мое имя Рахиль Лазаревна. Кстати, я в Третьяковку собралась. Женя мне объяснил, как ехать, но не уверена, что всё правильно поняла. Не объясните мне еще раз?

– Да я проводить вас туда могу, если хотите. Всё равно, делать мне нечего: не работаю сегодня – отгул дали.

– Может быть, вообще тогда составите мне компанию?

– Можно.

В отличие от Саши, он оказался не очень разговорчивым. Они молча добрались до Третьяковки. Почти так же молча ходили по залам, задерживаясь у отдельных картин.

Он разговорился в одном из последних залов, после картины Лактионова “Письмо с фронта”. Ей было непонятно, почему он побледнел, глядя на эту залитую солнцем картину.

Она вопросительно посмотрела на него, и он сразу сказал:

– Если бы только так приходило оттуда!

– У тебя кто-то погиб на фронте?

– У меня-то нет. А вот у Жени – никого ведь не осталось. Я ведь, когда на эту картину смотрю, совсем другое вижу: как застал его на чердаке с похоронкой на последнего, кто у него с его тетей остался.

Я туда забрался, чтобы покурить тайком, и услыхал, как кто-то плачет. Потом увидел, что это он. Сразу почуял, что произошло страшное: он ведь никогда не плакал – даже тогда, когда один отбивался от многих. А я же тоже знал, какие извещения могут приходить оттуда: на моего отца ведь пришло, что он пропал без вести в самом начале, и я не знал, жив ли он. Спросил его:

– Ты чего? – вдруг, может, и не то. А потом увидел: бумага у него в руке. Взял у него, к свету подошел: то! Толя, брат его, тоже убит. Летчиком он был, Толя. Всё, значит: некого им больше ждать.

Что скажешь ему? Я папиросу свою зажег и сунул ему, и он стал жадно так курить, хоть и сроду не курил до того. Курит и плачет, а я рядом сижу и молчу: что я могу сказать? Потом тоже закурил: я ведь тогда уже курил – после того, как с нашей дворовой шпаной связался. Долго мы там с ним сидели.

Он ведь тогда меня еще попросил, чтобы я про Толю никому ничего: чтобы тетя его, Белла Соломоновна, как можно дольше не знала, что сын её уже не вернется. Я, конечно, пообещал.

Наверно, сколько жив буду, это не забуду никогда. Сколько нам тогда было: лет по десять.

– Но ваш отец оказался жив?

– Да. Только в плену он был у немцев. А потом – сами знаете – в нашем лагере сидел. Мы с сестрой о нем ничего не знали, думали, что он убит.

– Он даже не мог вам написать?

– Он написал, да отчим скрыл его от нас всех. Я узнал, что он жив, уже когда вернулся из армии. Не сразу, правда. Письмо от него пришло снова, мать на этот раз уже знала, только отчим велел ей нам с Зиной, моей сестрой, не говорить. Но она потом проговорилась: я узнал и написал ему сразу же.

– А повидаться с ним удалось?

– Да. Выпустили его в этом году – только жить там же в Сибири обязан и ходить регулярно отмечаться. Всего на несколько дней позволили ему в Москву приехать – с семьей повидаться. Только какая уже семья у него здесь: мать с другим давно, и он в доме командует; Зина, сестра, замужем за Васькой, бывшим моим дружком, отсидевшим за хулиганство. Спасибо Жене, принял его у себя.

– Но он же твой друг.

– Тут не просто было. Я ведь к нему до того и не ходил: из-за того, что в детстве с нашей шпаной якшался. А тут пошел: больше не к кому было идти.

На обратном пути он рассказал ей, как изменилось всё тогда в его жизни. Компания Жени и его друзей приняла его: кончилось долгое одиночество, когда не было ничего кроме работы да учебы в школе рабочей молодежи. Ну, и книг, конечно. А тут, с ними: настолько интересно. Разговоры обо всем, походы в музеи; настоящую музыку слушать стал.

Потом приехал отец, и он смог познакомить его с ними. Отец обрадовался, что у него такие друзья.

– Он мне сказал, Марина ваша ему больше всех наших девушек понравилась.

– Спасибо, я рада.

– Он мне написал, что, наверно, ему скоро разрешат больше не отмечаться. И, может быть, даже уехать оттуда.

– Он тогда вернется в Москву?

– Нет, скорей всего. И не только из-за того, что жить ему негде будет. Прошлое не вернешь: он ведь, когда приезжал, вначале даже отказался пойти Москву посмотреть. Сказал мне: “Не могу я: трудно мне это снова видеть”.

– Понимаю. Может быть, к нам в Сочи согласится перебраться? Напиши… напишите ему, что мы постараемся ему устроиться и с работой, и с жильем. А первое время сможет у нас пожить.

– Спасибо большое.

– Не за что пока. Ты… вы, правда, напишите ему: у нас он сможет здоровье свое подправить. Да и я врач: послежу за ним. Давай, обязательно напиши ему: пусть перебирается к нам, как только сможет. Договорились?

– Да, Рахиль Лазаревна. Спасибо еще раз.

– Вот и хорошо. У меня еще есть к вам…

– Пожалуйста, называйте меня на «ты», а?

– Хорошо. Так вот, я не досказала: пообедай с нами, пожалуйста. Обещаю и рюмочку налить: выпьем за то, чтобы папу твоего увидеть в Сочи.

– Тогда давайте зайдем за тортом.

– Ладно. Только чтобы не большой: слишком они в Москве вкусные. Боюсь не удержаться: растолстею – муж же не узнает.

… Продолжали говорить до самого дома.

– В том году закончу школу, и тоже подам в институт. Хуже остальных быть не хочу. Женя же учится, хоть и один совсем живет. И Юра: он из деревни – из-за войны тоже без отца рос, мать уборщицей в клубе работает.

– Я его еще не знаю.

– Он скоро приедет. Столько стихов он знает, невероятно. Больше всех нас. Даже Саши.

– Почему даже Саши?

– Да Саша же сам стихи пишет.

– Хорошие?

– Хорошие? Замечательные! Он настоящий поэт: все так считают.

Игорь ушел от Жени незадолго перед тем, как собрались ложиться спать.

– Отличный парень твой друг. Мне как-то трудно поверить, что он, действительно, мог быть в компании шпаны.

– Был: так получилось. Но он и тогда оставался человеком: моим врагом не стал. Да он и перестал с ними дружить незадолго перед армией.

– Ты молодец, что возобновил дружбу с ним.

– А она, по сути, и не прекращалась. Он же оставался моим другом, хоть мы с ним долгое время мало общались, и доказал это в тяжелый момент.

Он вам не рассказал, как в пятьдесят третьем предупредил меня, что нас готовятся выселять? Отчим его стукач, связан с органами; в пьяном виде проговорился, и Игорь сообщил мне, чтобы мы смогли как-нибудь спастись. Ведь если бы кто-то подслушал, он мог бы ой как поплатиться, и он знал это. И я рад был, что он пришел ко мне, когда отец его должен был приехать.

Они заговорили о том времени. Женя рассказал, как Гродовы собирались прятать их тогда. Про слова бабушки Эсфири о том, что скоро будет Пурим и Гаман подохнет.

– Мудрая она: так ведь и случилось. Как мы все радовались.

– Да, – Женя почему-то помрачнел. – Тетя Белла на радостях даже поставила “Фрейлехс” и открыла окно, чтобы все антисемиты в нашем дворе слышали. А она уже была тогда больная, – он помрачнел еще больше. Потом поднялся, взял сигареты и вышел.

– Ложись, я сейчас приду, – сказала Рахиль Лазаревна Марине и тоже ушла.

Женя курил на площадке.

– Дай-ка и мне сигарету, – попросила она.

– Разве вы курите?

– Изредка, – она закурила тоже. Потом спросила: – Послушай, где она похоронена?

– На еврейском кладбище, в Вострякове.

– Ты давно там не был?

– Месяца полтора.

– Не собираешься в ближайшее время? Если можно, я хотела бы с тобой поехать. Ты не будешь против?

– Нет. Только это не близко.

– Не страшно. Может быть, поедем завтра? А то через несколько дней у вас уже начнутся занятия. Хорошо? Встанем и сразу после завтрака поедем.

Он молча кивнул.

День был ясный, солнечный. Будни, и потому народу мало: было тихо. Пели птицы.

Могила тети Беллы среди многочисленных гранитных памятников выглядела одной из самых скромных. На мраморной плите в изголовье кроме её еще четыре имени. Липа рядом с оградой протянула ветку над ней.

Женя отправился за ведром, лопатой и лейкой. Рахиль Лазаревна и Марина начали убирать ветки и сметать сухие листья внутри ограды.

Когда Женя вернулся, они уже начали подсаживать кустики цветов. Он поставил ведро с песком и пошел за водой. Втроем работа спорилась: была помыта плита, политы цветы, насыпан свежий песок. Женя стал красить ограду черным лаком, Марина присоединилась к нему.

– Всё! – сказала она, сделав последний мазок.

– Женя, хорошо бы еще молитву прочесть, – сказала Рахиль Лазаревна. – Можно тут найти кого-нибудь, кто может?

– Да, конечно. Я беру старика прочесть “ Эл молей ”. Они всегда сидят у ворот.

Когда старик-еврей, которого привел Женя, спросил её:

– А вы кто им? Тоже родственницы? – Рахиль Лазаревна ответила:

– Нет, но моя дочь его девушка.

– Тогда вы хорошие евреи, – сказал он и запел.

…– Он очень хорошо пел молитву, – сказала Рахиль Лазаревна, когда они вышли с кладбища.

– Он поет лучше всех здесь. Я стараюсь, поэтому, всегда брать его.

– Ты сколько-нибудь верующий?

– Нет. Но, думаю, это делать надо.

– Конечно, – одобрила она.

7

Встречать Люду они пришли втроем. До прихода поезда оставалось минут двадцать. Еж волновался, без конца посматривая на свои часы.

– Не приехал, все-таки, Юрка. Придется везти её к Асе: ничего не поделаешь, – Женя старался отвлечь его разговором.

– Может, так и лучше: Рахиль Лазаревне врать не надо будет. Ничего, всё будет нормально. Ладно, давайте пройдем ближе к концу, – предложил Саша.

Но они, все-таки, не угадали точно: Еж увидел её лицо в окне промелькнувшего мимо вагона и рванул за ним. Женя с Сашей не стали торопиться: чтобы не мешать им в первые минуты встречи.

Когда подошли, они стояли в обнимку, улыбаясь – радостные, счастливые.

– Ребята, это моя Людочка: прошу любить и жаловать. Ну, что: одобряете выбор?

– Жень, смотри: да она же еще лучше, чем на карточке, правда?

– Конечно, – она, и в правду, не разочаровала его. Внешне похожа на Ежа: чуть полновата, и лицо тоже круглое.

По улыбке судя, куда мягче характером, чем Лена, и больше Ежику подходит поэтому. Ленка умная, но командир, а Еж такой, что им не покомандуешь: не спорит – делает молча по-своему. Валентина Петровна поэтому и считала, что они не очень подходят друг другу – не только из-за её внешности, как многим казалось. Но, при этом, очень уважала Лену за ум и серьезность. Только её Сереже нужна была другая – по характеру: в этом она, как Женя понимал, была права.

В то же время понимал, что для Лены эта новость не будет легкой: она явно относилась к Ежу серьезней, чем он к ней. Фактически, он был у неё первым за всё время учебы в институте: ребята мало обращали на неё внимание – исключительно из-за её внешности. Она еще не приехала – задерживается почему-то, но когда появится, Ежу предстоит не слишком легкий разговор. Правда, сейчас он об этом, по-видимому, не очень думал.

Познакомившись, разобрали вещи Люды и направились к метро: ехать в общежитие пединститута, где Ася и Марина должны ждать их. А в это время с другой стороны платформы подошел еще один поезд, и кто-то окликнул их.

– Смотри: Листик! – первым увидел Саша: Юра спускался из вагона чуть впереди их. – Надо же: как удачно!

– Hello, gentlemen![3] Как вы тут очутились: не из-за меня ведь? Who is this charming lady?[4]

– O, she is Mrs. Sergey Grodov.

– Что?!

– То самое, что слышишь. Ты, кстати, очень вовремя появился.

– Я? Почему?

– Да потому, что Ежик еще не поставил своих родителей в известность о том, что связал себя узами законного брака.

– И…

– И мы решили выдать её за твою родственницу. Чтобы представить её, для начала, как таковую Валентине Петровне. И еще, чтобы она смогла остановиться у меня: Марина приехала со своей мамой, и они сейчас живут у меня. Понял?

– Ага, почти. Куча неожиданных приятных новостей. А кстати, как зовут мою сестричку?

– Люда, – ответила она сама.

– А меня Юра. Как я рад увидеть тебя: как ты выросла, похорошела. А я так по тебе соскучился.

– Молодец!

– Только легенда не совсем надежная: я никогда не упоминал о том, что у меня есть еще кто-то, кроме матери.

– Мудро. Тогда пусть будет твоей землячкой. Ася предусмотрела и такой вариант: она этот план и предложила.

– Уже лучше. Хотя от такой сестрички отказаться и трудно. Пока ладно для начала. Пошли: остальное расскажите мне по дороге.

Листов должен был спешить, чтобы успеть устроиться в общежитии: у Жени переночевать невозможно. Привезти Люду к Жене без него было как-то не совсем правильным: что могла подумать Рахиль Лазаревна? Поэтому поехали вначале все вместе в общежитие к Юрке и потом уже за Асей и Мариной.

Рахиль Лазаревна наверняка уже была дома, и они – для конспирации – сочли ненужным являться сразу всей оравой. Еж с Сашей пошли к себе домой; Марина с Асей, первыми – к Жене. Сам Женя с Людой и Юрой явился только через четверть часа после них.

… – Листик! Приехал, наконец! А мы только что о тебе говорили, – сразу подала реплику Марина. – Мама, знакомься, это как раз Юра Листов.

– Рада познакомиться. Слышала немало о вас. Женя, наверно, сказал вам, что я Маринина мама?

– Да. И что вас зовут Рахиль Лазаревна, тоже. Разрешите вам всем представить мою землячку. Ее зовут Люда, она внучка моей учительницы истории. Приехала Москву посмотреть. Вы не будете против, если она здесь с вами поживет?

– Нет, конечно – наоборот. Составит мне компанию: будем ходить вместе. Только вот Женя…

– За меня не беспокойтесь. Я буду спать у Клавы: ширму только возьму.

– Тогда вопросов нет. Давайте-ка обедать сядем. И никаких мне возражений. Немедленно мыть всем руки. Марина, Ася, ставьте еще две тарелки.

Она наготовила обед на два дня, но народу оказалось вдвое больше, и все молодые: смели всё. Одно удовольствие было смотреть, как они наворачивали. Ладно: завтра снова можно будет сготовить.

– Спасибо. Удивительно вкусно! – похвалил её Юра, вставая из-за стола. – Вы совершенно потрясающе готовите, Рахиль Лазаревна.

– Очень рада слышать. Все сыты?

– Еще бы, конечно. Девочки, быстро собираем посуду и идем мыть, – скомандовала Ася. – Потом – гулять.

– Неплохая идея. Только Люде надо переодеться: пусть москвичи смотрят, какие у нас девушки. Посуду помоем мы с Женей, а вы лучше ей помогите, – предложил Листов. – Только по сигарете выкурим.

– Не разрешаю: сразу после еды курить вредно, – возразила Рахиль Лазаревна.

– Нельзя, так нельзя: потом покурим, – согласился он. – Давайте только по быстрому.

Ей показалось несколько подозрительно, как тщательно девочки наряжали Люду. Гардероб в её чемодане был не слишком модным; пересмотрев его, Ася предложила Марине дать ей какое-нибудь из своих платьев, и та сразу достала самое лучшее.

– Ого, Людочка, да в вас все москвичи непременно влюбятся, – Рахиль Лазаревна невольно залюбовалась. Девочка, и впрямь, была хороша.

– Спасибо! – сказала та и покраснела почему-то.

– Мам, а ты пойдешь с нами или устала? – как-то осторожно спросила её Марина, и она почувствовала, что они, наверно, предпочли бы, чтобы она не пошла.

– Нет, что ты: и так сегодня уже находилась.

Появились ребята, и молодежь торопливо ушла. В доме сразу стало тихо без них.

Рахиль Лазаревна пошла к Клаве: предупредить, что Женя будет ночевать у неё. Сказала, почему. Перенесла к Клаве ширму и Женино постельное белье. Сама постелила ему на диване. И задержалась у нее, пока та не стала укладывать Толика.

Когда он уснул, Клава пришла к ней. Они снова долго сидели: пили чай и разговаривали. Потом Клава ушла к себе: ей утром рано вставать. Рахиль Лазаревна осталась одна.

Включила настольную лампу на письменном столе и, погасив верхний свет, села возле него с книгой. Читала и думала. Поднимая голову от книги, останавливала взгляд на фотокарточках над столом.

Они ввалились всей компанией к Гродовым.

– Ха, Юрочка! Приехал, наконец, – Еж довольно натурально изобразил нежданность встречи с ним.

– Привет, доктор. Не желаете ль пройтиться там, где мельница вертится и всё прочее?

– Не, сегодня не хотится. Оставайтесь лучше чай пить: мама выдаст варенья этого года. Соблазняет?

– Надо подумать. Девочки, вы как?

– Я – точно за, – ответила Марина.

– И я, – поддержала Ася.

– А незнакомая девушка?– спросил достаточно громко Еж. Очень кстати: в комнате появлялись Валентина Петровна и Антоша.

– А! Юра, Ася, давно вас не видела!

– Здравствуйте, Валентина Петровна! Мы за Сережей зашли – зовем его гулять, а он уговаривает остаться: соблазняет вареньем.

– У меня от сегодняшней варки еще и пенки остались. Оставайтесь, не пожалеете.

– Пенки наши с Сонькой, – возразил Антоша.

– Не жадничай: всем хватит.

– Ладно, я тогда за Сонькой сбегаю: а то ей пенок не достанется.

– И Сашу заодно приведи.

– Только без нас не начинайте – я быстро, – и он убежал.

– А кто эта девушка? Она с вами учится, девочки?

– Нет – моя землячка. Приехала на отпуск в Москву.

– А как её зовут?

– Люда.

– Вы Лену почему с собой не привели?

– Я же говорил тебе, мама: она еще не приехала.

– А Игоря?

– Работает в вечернюю смену эту неделю.

Антошка с Сонечкой и Сашей появились быстро. Девушки помогли расставить чашки. Уселись за стол, и началось чаепитие – веселое.

Молодежная компания впервые после лета собралась в почти полном составе. Без Игоря и Лены, но зато была другая девочка – Люда.

Она поначалу стеснялась, но вскоре вступила в общий разговор. Девочка ничуть не казалась провинциальной – вполне на уровне остальных: явно, очень неглупа и знала немало. Валентина Петровна обратила внимание и на манеру её поведения: на то, как она говорила и улыбалась.

“Приятная девочка”, – подумала она. “Вполне подошла бы нашим ребятам – Саше, например, или Игорю. Да и Сережке моему, наверно, тоже: помягче, видно, Лены. И внешне неплоха”. Она ласково улыбнулась ей, коснулась рукой её рыжих пушистых кос. Люда, почему-то, сильно покраснела.

Еж отправился проводить гостей. «Младшенькие» с ними не пошли, поэтому Еж смог сказать:

– Людочка, ты, по-моему, понравилась маме. Правда, ребята?

– Конечно, понравилась.

– Может быть, только потому, что еще не знает, кто я такая на самом деле. Боюсь, рано радоваться нам, Сереженька.

– Не бойся, Люда, его маму: мы её уже неплохо знаем – добрая. И ты, точно, произвела на неё хорошее впечатление: слишком видно было, – возразила Марина.

– А первое впечатление решает слишком многое, – поддержала Ася.

– Так что не робей, сестренка. А, правда, жаль, что ты мне не сестренка: были бы мы с Ежом тогда свояки, – добавил Листов.

– Привет, ребята! – услышали они: Игорь догонял их.

– Здравствуй, капитан: давно не виделись. С работы? – спросил Юра.

– Ага. Это Сережина жена?

– Она самая. Знакомься.

– Я Игорь. А вас, я знаю, Людой зовут. Очень приятно познакомиться, – он старательно смотрел на Люду, а не на Асю. – Откуда идете: гуляли?

– Нет: были у его родителей.

– Уже? Ого! Ну, и как?

– Для первого раза неплохо.

Пока рассказывали ему про сегодняшнюю акцию, дошли до Жениного дома.

Но разошлись еще не сказу: обсуждали дальнейшие действия. Только через час стали прощаться.

Женя с Мариной и Людой пошли в подъезд, Еж и Саша отправились по домам, Юра с Асей – к метро. Только Игорь никуда не пошел: стоял с папиросой и смотрел вслед удалявшейся Асе.

– Удачно пока всё прошло, как думаешь?

– Похоже. Для неё.

– Ты о чем?

– О Лене нашей: она ведь к нему относилась куда серьезней, чем он к ней.

“Похоже, как и у нас с тобой, Юрочка”, – мелькнуло у Аси в голове.

– Понимаешь, человек она великолепный – а внешностью обижена. Поэтому, боюсь, для неё это будет удар.

– Жалко её, конечно. Но, по-моему, они таки не совсем друг другу подходили.

“Кажется, и мы тоже”. Эта мысль уже возникала у него.

…– Валечка, ну зачем ты ждешь меня? Я бы и сам нашел, что поесть.

– Не очень уверена.

– Гости приходили?

– Да: ребята. Всей компанией – кроме Игоря и Лены. Зато другую девушку привели, рыженькую. Юрина землячка. Такая симпатичная!

– Да, и что?

– Да то, что я как-то подумала, что такая больше нашему Сережке подошла бы, чем Лена.

– Ну, что ты против Лены имеешь? Что не такая красивая? Так ведь – человек, чувствуется.

– Я и не говорю, что нет. Только эта девочка характером помягче Лены. Сережка-то наш не очень любит, когда им пытаются командовать: сам знаешь. Ладно, давай буду кормить тебя ужином. Устал ведь, я вижу.

…– Ну, как погуляли?

– Хорошо, мама, – поспешно ответила Марина, но Женя добавил:

– Мы не так много гуляли: зашли за Сережей, и Валентина Петровна уговорила нас попить у нее чай с новым вареньем. А потом уже погуляли.

– Ага! – Рахиль Лазаревна посмотрела на ребят. Маринка, похоже, почему-то попыталась соврать, а Женя не захотел. Что-то тут не так. Кстати, обе девчонки почему-то покраснели. Ну, да ладно: их дело.

На следующий день Рахиль Лазаревна, накормив завтраком Женю и Марину и проводив их в институт, быстро позавтракала сама вместе с Людочкой и отправилась с ней в Пушкинский музей.

Люда, оказалось, довольно неплохо знала многих художников.

– Ты уже была когда-то здесь?

– Нет, что вы: еще ни разу. Моя бабушка выписывает “Огонек”; я давно вырезаю оттуда репродукции – их у меня уже больше тысячи. Я поэтому знаю этих художников.

– Молодец! И читаешь, наверно, много?

– Да: читать люблю больше всего.

– Ты учишься или только работаешь?

– Учусь: в заочном педагогическом.

– На каком ты курсе?

– На втором только. Я не сразу пошла после школы в институт.

– Почему?

– Чтобы начать зарабатывать: мой отец уже перестал платить мне алименты. На одну бабушкину зарплату мы бы не смогли прожить.

– Ты живешь только с ней?

– Да. Мама утонула, когда я была совсем маленькая: я даже плохо помню её.

Они говорили о многом. Девочка оказалась общительной и достаточно содержательной. Охотно отвечала почти на все вопросы. Но, почему-то, иногда краснела. И, как ни странно, совсем не упоминала Юру, своего земляка.

Они не спеша ходили по залам: время было – ребята, Марина и Женя, сегодня могли не рано придти из института. Обеда, правда, дома не было, но покормить их было чем, и можно было не торопиться.

Все-таки домой они пришли позже ребят, которые уже возились на кухне, жаря картошку и бифштексы. Дружно пообедали.

А вечером пришли Сережа и Саша, потом Игорь. Молодежь снова отправилась гулять, а Рахиль Лазаревна, отговорившись тем, что устала после музея, осталась дома: решила не мешать им и, заодно, приготовить обед на пару дней. Тогда не надо будет спешить домой, чтобы ребятам опять самим не пришлось заниматься готовкой.

Назавтра, опять вместе с Людой, Рахиль Лазаревна побывала в музее восточных культур. Этот музей не был велик, как предыдущие, и, выйдя оттуда, она решила сходить хотя бы в один из крупных магазинов: надо же было и купить вещи, которые невозможно достать в Сочи. Людочка охотно последовала за ней. Поехали в ГУМ, и домой вернулись с кое-какими покупками.

Вечером ребята снова ушли, а Рахиль Лазаревна пошла к Клаве – разузнать относительно магазинов: сегодня удалось купить лишь немногое из того, что было нужно. Клава сказать сказала всё, что знала, но посетовала, что сама не сможет сопровождать её.

– Поговорите с Валентиной Петровной: она ведь не работает – вряд ли откажется поехать с вами. – И правда, когда она позвонила, та охотно согласилась сопровождать её.

8

Утром Валентина Петровна зашла за ней. Женщины пригласили и Люду присоединиться к ним.

На всякий случай снова посетили ГУМ, оттуда пошли в ЦУМ, дальше в Петровский пассаж, и потом по магазинам на улице Горького. Ходили долго, но не безрезультатно. На обратном пути Валентина Петровна уговорила пойти пообедать у неё и пересмотреть сегодняшние покупки.

Рахиль Лазаревна первым делом позвонила – узнать, дома ли уже ребята, и предупредила, чтобы не ждали её с Людой – они у Валентины Петровны – и чтобы обедали сами. Потом сами сели за стол. Обед не затянулся: слишком не терпелось рассмотреть свои покупки.

Стали смотреть купленное Рахилью Лазаревной, а Люду отправили переодеться во всё новое. В магазинах она примеряла только одну из вещей, а хотелось посмотреть, как они смотрятся вместе. Мало ли: всё ли так, как им казалось, когда выбирали ей и настаивали, чтобы она обязательно это купила. Ахнули, когда она вышла: чудо как хороша была в купленном сегодня.

– Ой, Людочка! Какая ты у нас получилась: просто невозможно не влюбиться в тебя, – Валентина Петровна подошла к ней, обняла за плечи и поцеловала. Людочка залилась краской.

Крутили её, рассматривая со всех сторон. Потом Валентина Петровна вынула из ящика трюмо янтарные бусы.

– Примерь-ка, – надела она их на Людочку. – Раечка, правда, ей идут?

– Очень, – подтвердила Рахиль Лазаревна.

Людочка полюбовалась на себя в зеркале: янтарь так шел к её рыжим волосам. Потом потянулась расстегнуть ожерелье.

– Нет, не снимай: носи их на здоровье. Это мой подарок.

– Ну, что вы, Валентина Петровна: как можно?

– Носи, не думай: тебе они куда больше идут, чем мне.

– Но мне неудобно.

– Я их почти ведь не ношу: хоть ты будешь. – Это была неправда: ожерелье было её любимым. Просто, почему-то слишком нравилась ей эта рыженькая.

Хлопнула входная дверь: кто-то пришел.

– Кто там? Ты, Антоша?

– Нет, я, мам, – ответил Сережа.

– А ну-ка, иди сюда, посмотри тоже.

– Что?

– Увидишь.

Сережа вошел в комнату.

У него сегодня был нелегкий день. Женя передал, что приехала Лена. Он решил не оттягивать неизбежный разговор.

Ребята предупредили её, что он после института приедет к ней в общежитие, и она ждала его у себя в комнате. К счастью, была там не одна, и поговорить они могли только, когда ушли в скверик рядом с общежитием.

Лена сразу заметила, что он как-то напряжен.

– Как прошла практика, Сережа? – спросила она.

– Хорошо, – ответил он, почему-то не глядя ей в глаза.

– А почему ни одного письма не написал? Ты же обещал: я ждала.

– Понимаешь… – он поднял голову.

– Что? Случилось что-то?

Он молча кивнул.

– Что? – она уже догадывалась, что он сообщит ей. – Ты… Ты встретил там другую, верно?

– Да, – он теперь смотрел ей в глаза.

– Понятно. И у тебя относительно неё серьезные намерения, да?

– Мы поженились.

– Да ну? И как мама твоя это восприняла?

– Еще никак: она не знает. Я её пока только подготавливаю.

– Понятно. Для неё это будет, как гром с ясного неба. И что ты думаешь предпринять? Если не хочешь, можешь, конечно, не говорить.

… – Довольно толково, я думаю, – потом сказала она, когда он рассказал ей о предпринимаемых действиях. – Желаю успеха. Надеюсь, твоя жена понравится твоей маме. – “Я-то, я чувствовала, ей не совсем-то нравилась”.

– Лен, ты…

– Что я? Что у нас с тобой было? Ничего, по сути дела. Так что, за меня не переживай – не надо. Спасибо, что сам мне сказал, – она старалась улыбаться. – И спасибо за всё хорошее, что было. Ну, что ж, а теперь, Сереженька, иди и будь счастлив с ней: я тебе искренне желаю. – Она поцеловала его, что никогда не делала, и быстро, не оглядываясь, ушла.

Еж поехал домой. Настроение было не из лучших, и он успокаивал себя тем, что сказала Лена. Правда, ведь ничего: ни разу не встречались вне компании, и их отношения ограничивались тем, что он потом провожал её в общежитие. Но, всё-таки…

Хорошо хоть, что этот разговор уже позади. Скорей бы оказаться дома: Женя скоро или позвонит, или зайдет за ним вместе с девочками. Маме Людочка явно нравится, и, наверно, скоро можно будет сказать ей правду.

То, что, войдя в комнату, он увидел Люду, было ошеломляющим. Она была нарядно одета, во всем явно новом, с маминым янтарным ожерельем на шее. Смотрела ему в глаза, улыбалась, и он не мог отвести от неё глаз.

– Что, сын: хороша, правда? Как мы с Рахилью Лазаревной её сегодня экипировали?

– Да… – протянул он. Он глядел на Люду и уже не думал о Лене.

– Наверняка из Москвы теперь не уедет: кто-то, точно, влюбится в неё и уговорит выйти за него. Пойдешь за москвича замуж, а?

Людочка не ответила, только снова покраснела. Сережа стоял рядом с ней, и Валентине Петровне неожиданно бросилось в глаза, насколько они похожи друг на друга. “Да они, скорей всего, неплохо подошли бы друг другу”, подумалось ей.

А Рахиль Лазаревна невольно обратила внимание на то, как они в какие-то моменты смотрели друг на друга. И потом, когда они отправились домой, и Сережа пошел провожать их, как скованно вели они себя почему-то. Особенно Людочка: казалось, она была чем-то расстроена.

А ночью Рахиль Лазаревна обнаружила её плачущей на кухне.

– Вот тебе раз! Что случилось?

Вместо ответа Люда заплакала громче, зажимая себе рот руками, чтобы не было слышно. Рахиль Лазаревна положила ей руку на плечо:

– Что такое? Давай-ка, успокойся.

Но Люда продолжала плакать.

– Я… я…

– Ты, ты. Послушай, если ты мне доверяешь, расскажи мне – я постараюсь помочь тебе. Хорошо?

– Да… – она еще всхлипывала.

– Вот и молодец! Так что с тобой приключилось?

– Валентина Петровна…

– ?

– Она такая добрая.

– Что ж в этом плохого?

– То, что я обманываю её. Я – и Сережа.

– ??

– Она думает, что я землячка Юры, а я его никогда раньше не знала. Просто Сережа боится ей сказать, что я его жена.

– Боится? Почему?

– Он был на практике в нашем поселке, и мы познакомились и стали встречаться. А в последний день, когда он уезжал, он уговорил меня пойти в поссовет, и мы там расписались.

– Ух, ты! Прямо по-гусарски. И потом…

Людочка постепенно рассказала остальное.

– А теперь я ужасно боюсь. Что она обо мне подумает, когда всё узнает?

– А ты не бойся. Разве не видишь, что ты ей нравишься?

– Да. Но если она узнает… Ой, что будет!

– А что будет? Сережа ведь любит тебя, правда?

– Да! – Людочка улыбнулась.

– И ты его тоже.

– Конечно. Иначе разве согласилась бы? Сереженька – он же такой хороший. Его и бабушка моя любит: она очень рада была. Она меня не ругала.

– Значит, всё будет прекрасно, вот увидишь.

– Правда?

– Обязательно.

– Рахиль Лазаревна, а вы ей не скажете?

– Пока нет. А ты никому из ребят тоже ничего не говори. Надо же: конспираторы! – она засмеялась. – Ну, что: успокоилась? А мне даже спать расхотелось. Может, чаю попьем? Поставь чайник, я на минуточку схожу кое за чем в комнату.

Она вернулась с бутылкой.

– Точно: тут на донышке еще что-то есть, – она разлила остатки вина по чайным чашкам. – За вас: тебя и Сережу. Будь счастлива, девочка! – она погладила её по голове. – Какие волосы у тебя дивные!

Они пили чай. Люда спросила:

– Рахиль Лазаревна, а ваша Марина и Женя хотят пожениться?

– Они мне не говорят, но – должны. Я очень этого хочу.

– Женя вам нравится?

– Да, очень, – и она стала рассказывать Люде про Женю.

Слушая её, Люда совсем перестала думать о своих опасениях.

По Лене мало кто, кроме Жени и Листова, мог что-нибудь заметить: такая же, как всегда. Может быть, только почти совсем не улыбалась, но мало ли, почему. Но они уже знали, что Еж вчера встречался с ней, потому видели её состояние.

Юра поехал с ней в общежитие. По дороге она молчала, и он старался не задавать вопросов.

Внезапно она обратилась к нему:

– Листик, давай вылезем на следующей. Сходим в кино, ладно?

– Можно, – ответил он. Планы, правда, были другие: проводить её и поехать к Асе: должна ждать его. Ничего: можно будет объяснить ей потом – поймет.

Еще день, билетов полно на любой сеанс: взяли на ближайший. Фильм был неплохой: Юра смотрел с интересом. Но уже в середине его Лена потянула его:

– Уйдем, а? – и он, ни слова не говоря, пошел за ней к выходу.

Ленку здорово скрутило: было слишком видно. Листов спешно увел её в ближайший переулок, где почти не было народу. Шли молча.

Вдруг она схватила его за лацканы пиджака и заплакала:

– Ну почему – почему я такая?

– Да какая? Ты же… ты замечательный парень.

– Какой я вам парень: что вы все понимаете? Я девушка – девушка, а не парень! Хочу, чтобы за мной, как за другими, ухаживали, влюблялись. Только не про меня это: ни рожи, ни кожи ведь.

– Да ну уж! Зато дай Б-г всем девчонкам быть умной, как ты.

– Не хочу быть умной – не хочу. Смазливой лучше: им легче вам нравиться. Разве не так?

– Брось ты!

– Чего бросать? Как будто ты не знаешь, что до Сергея у меня никого не было, с кем я встречалась? Кто еще из ребят когда обращал на меня внимание? Вайс, ты?

– Мы тебе нравились?

– Почему ж нет? Особенно Женя. А Сережа… Он же первый, кто сделал это. Я столько надежд возлагала на него, и теперь понимаю, что напрасно: я ведь для него была, действительно, немногим больше, чем остальные девушки в нашей компании. Я же видела – только заставляла себя верить, что это не так. Ох, дура!

– Не всегда же получается.

– Главное, не у всех.

– Это да. Я считаю, пока только у Жени с Мариной.

– И у тебя с Асей.

– До конца не уверен, по правде говоря.

– Жаль. А ведь она красивая.

– Не спорю.

– Так чего тебе еще?

– Откуда я знаю?

– Смотри, не упусти: уведут у тебя. Серьезно тебе говорю. – “Совсем, что ли, не видишь, как Игорь на нее иногда смотрит?”

– Знаешь: “Если к другому уходит невеста, то не известно, кому повезло”.

Главное, что удалось переключить на другую тему: она чуть успокоилась. Предложил ей пойти поесть, потом повел в кафе-мороженое и там взял и по бокалу шампанского. Сегодня Лена от него не отказывалась. Сидели в кафе долго, тихонько разговаривая – о чем угодно, кроме личных тем.

Когда рассчитывались, она попыталась заплатить за себя.

– Ты что? Я ж кавалер – я и плачу.

– Не мой только: Асин. А мне, правда, очень хочется, чтобы у тебя с ней получилось.

– Кто знает: может быть, и получится.

Дорогой она, все-таки, спросила:

– А какая она?

Он сразу понял, кого она имеет в виду.

– Очень похожа на него.

– Внешне?

– И внешне, и вообще, – и снова перевел разговор на другую тему.

Уже в общежитии, когда прощались, она попросила:

– Ты ему только ничего не говори. И остальным тоже. Хорошо?

– Само собой.

– Спасибо, Юрочка: ты мне сегодня помог.

– Как вчера прошло? – спросил Женя Листова на следующее утро.

– Более или менее. Она же слишком неглупая. Просила только никому ничего не говорить, особенно Ежу, так что подробности передавать не буду.

– Жаль, конечно, что она в нашей компании больше появляться не станет.

– Очень жаль – но ничего не поделаешь. Поэтому давай обсудим, что делаем сегодня вечером. Не пора как-то форсировать события? По-моему, стоит сегодня опять заявиться у Гродовых: якобы идем гулять, и зашли за Ежом.

– Который раз уже повторяем этот фокус. Может показаться странным, почему заходим за ним вместо того, чтобы позвонить.

– Пожалуй, ты прав. А мы позвоним тоже: мол, пусть ждет. Впрочем, может быть, не так уж плохо, если Валентина Петровна уже начнет о чем-то догадываться.

– Наверно.

9

К Гродовым они заявились в полном составе: Игорь работал в утреннюю смену. Валентина Петровна только удивилась, что с ними опять не было Лены. Листова подмывало сказать что-нибудь вроде того, что она во время практики вышла замуж. Но Женя опередил его:

– Почему-то не захотела, – ответил он.

“Странно”, – подумала Валентина Петровна. – “Похоже, тут что-то не так.” Тем более, что Сережка, тем ни менее, был веселым и оживленным. Случайно она обратила внимание на взгляд, брошенный им на Людочку. Подобное уже замечала, и это наводило её на определенные мысли. Поэтому удерживать их не стала, а сразу, как они ушли, пошла к Соколовым.

Бабушка Фира, выслушав её, спросила:

– Ты думаешь, что он таки мог переключиться на эту новую девушку?

– А вдруг?

– И что: она тоже не устраивает тебя?

– Да я не сказала бы: девочка, кажется, очень неплохая. Главное, похоже, Сергею она, вроде, по характеру больше Лены подходит. Но Лену я уже довольно хорошо знаю, а эту нет.

– А кто её больше знает?

– Ну, Юра: она же его землячка. Рахиль с ней общается: она у Жени живет, и они вдвоем ходят везде.

– Юра может и не захотеть сказать тебе о ней всё, – заметила Фрума Наумовна.

– Почему?

– Мне же он так и не сказал, почему Сашка с Надей порвал. Думаю, лучше попробовать Рахиль вначале расспросить. Давай позвоним ей.

… У них не хватило терпения дойти домой к Валентине Петровне: позвонили с ближайшего автомата.

– Раечка, добрый вечер. Это Валя. Понимаете, какое дело: мне бы хотелось кое-что узнать о Людочке. Честно говоря, у меня вдруг возникли подозрения, что Сережка мой ею заинтересовался, а я о ней почти ничего не знаю. Вы с ней больше общаетесь, и я хотела бы что-то узнать о ней от вас.

– Почему ж нет? Только, я думаю, не по телефону. Придите ко мне, и мы сможем поговорить: ребят нет никого – гуляют.

– Спасибо. Мы сейчас придем: я и Фрума.

– Давайте: я жду.

В комнате их ждали на столе наполовину полная бутылка с водкой, три рюмки и пара тарелок с закусками.

– Рая, это зачем? Мы же пришли поговорить, – удивилась Фрума Наумовна.

– Но вопрос у вас, я поняла, не такой простой. Как говорится, без пол-литра не разберешь: я, на всякий случай, и приготовила.

– Хотите напоить нас водкой?

– С чего вы взяли, что это водка? Это спирт – медицинский, чистый. Восьмидесятиградусный.

– Ничего себе. Сашка как-то обмолвился, что вы их уже угощали им.

– Ничего: он неплохо дезинфицирует. В том числе, и мозги. Если боитесь, могу принести компот, чтобы развести.

– Не надо ничего: всё равно, мы пить не будем, – решительно сказала Валентина Петровна.

– Не уверена. Но это потом, а сейчас поговорим. Для начала скажите, Люда вам не совсем нравится?

– С чего вы взяли? По мне, она страшно милая. Только сколько я её всего-то видела? Вы, я думаю, больше её изучили.

– Ага.

– Вы что – дразните меня?

– Ага.

– Рая, но вы же понимаете, насколько это всё важно для меня?

– Еще бы. Конечно, чужая душа – потемки, но пока могу сказать о ней только хорошее. Считаю, что девочка – прелесть, и вы ни о чем не пожалеете.

– То есть? Вы что-то знаете?

– Может быть. Так налить?

– Так и быть. Только совсем на донышко.

– Хорошо, – она налила, но не только Вале – всем троим.

– А теперь не томите.

– Не буду. Так вот слушайте. Люда – Сережина – жена.

– То есть: как?!

– Вот так: он с ней познакомился на практике и уговорил расписаться буквально за час перед отходом поезда.

– Не может быть!

– Попросите его показать паспорт.

– Ну, Сережка…

– Принести компот, разбавить?

– Нет: не надо, – она залпом опрокинула в себя спирт. Схватила кусок малосольного огурца, быстро зажевала. Фрума Наумовна сделала то же.

– Ну, как?

– Да я его убью!

– За что? Девочка, и, правда – прелесть: ты не согласна?

– А за то, что он нам ничего не сказал.

– А ты на его месте так сразу и сказала бы?

– Да уж нет. Тоже побоялась бы, наверно.

– Так что ты от него хочешь?

– А ты как узнала?

– Людочка сказала. Позапрошлой ночью застала её на кухне: сидит – и слезы горькие льет. Почему? Потому что обманывает такую добрую Валентину Петровну. И рассказала всё. Никакая она не землячка Юры: в глаза его раньше не видела. Она оттуда, где Сережа проходил летнюю практику. Они познакомились и … Подробности интересуют?

– Еще бы! Расскажи всё.

– Слушай, а мы с тобой уже на “ты” перешли. Давайте-ка, выпьем за это. Мне и рассказывать будет легче. А то вы сколько-то тепленькие, а у меня ни в одном глазу, – она снова налила им. – Ну что, пьем брудершафт?

Они чокнулись и быстро выпили.

– Теперь говори: не томи!

Рассказ был подробнейший.

– Вот так оно и было.

– Да-а… Знаешь, что: плесни-ка нам еще, – и, когда Рахиль Лазаревна налила, Валентина Петровна залпом выпила, не дожидаясь тоста, но вместо того, чтобы закусить, начала хохотать. Глядя на неё, захохотали и обе остальные.

– Ну, Сережка! – давилась смехом Валентина Петровна. – Ну, отколол. Вот сукин сын!

– За что ты это себя так обзываешь? – тоже давясь от смеха, спросила Фрума Наумовна. И они засмеялись еще громче.

В дверь негромко постучали.

– Войдите!

Клава приоткрыла дверь:

– Извините! Я только что Толика уложила. Чуть-чуть потише, пожалуйста, а то он не уснет.

– Ой, прости нас. И заходи, присоединяйся тоже: узнаешь, чего это мы так разошлись. Садись. Раечка, дай, пожалуйста, еще рюмку. Пить – так пить, гулять – так гулять…

– …а жениться – так на Людочке! – закончила Фрума Наумовна.

– А кто на ней жениться собирается? Ваш Саша? А что: девочка славная – не то, что Надька была.

– Не Саша – Сережка мой! Если бы только собирался – успел уже: женился. Вот и сидим, обмываем свалившееся на голову событие

– Да ну? Когда он успел?

– Выпей, и узнаешь.

– Одна?

– Ладно: наливай, Рая, всем.

Клаве рассказывали уже все вместе.

– Да-а: не ожидала такое от Ежика. Вот каким оказался: прямо лихой гусар.

– Я этому гусару…

– Да ладно тебе!

– Ладно-то ладно, но он от меня получит. Убивать, конечно, не стану, но уши надеру: это точно.

– Ему только – или ей тоже?

– Ей-то, бедной, за что? Что я против неё могу иметь? Я, в общем, о такой для него и мечтала.

– А Лена? Ведь тоже очень неплохая, – спросила Клава.

– Конечно. Но моему Сережке немного другая нужна была: ласковей, нежней. Такая вот: рыженькая, пушистая, – она улыбнулась счастливо. – Ведь он таки неплохо выбрал. Я, наверно, и уши драть ему не стану.

– А давайте выпьем за них: за их молодую любовь – предложила Клава.

– Давайте! – дружно поддержали все.

– Выросли они, наши мальчики, – сказала задумчиво Фрума Наумовна. – Большие стали, и не знаешь, чего теперь ждать от них. Сережа хоть не заставлял тебя, Валюша, так волноваться, как Сашка мой.

– Ты о Наде? – спросила Валентина Петровна. – Она мне тоже не совсем нравилась: не очень-то ему подходила по своему уровню. Но внешне хорошенькая.

– Дрянь она смазливая – хоть и двоюродная сестра мне. Я же простить себе не могла, что тогда согласилась дать им пригласить её на Новый год. Мать у неё такая, и она, глядя на неё, тоже стала.

– Ты о чем? – не поняла Валентина Петровна.

– О том, что он, по-видимому, с ней не только встречался, – ответила вместо Клавы Фрума Наумовна. – Я только не хотела тебе тогда это говорить.

– Но он с ней довольно быстро и расстался.

– Это я уж Юру должна благодарить.

– А что он сделал?

– Это я не знаю: он мне ничего абсолютно не сказал.

– Они же у нас конспираторы! – засмеялась Валентина Петровна. – Ничего: придут, мы им тоже сюрприз выдадим. Посмотрим тогда на них.

Идея понравилась, и за неё выпили еще по капельке.

Молодежь возвращалась с прогулки. Разойтись решили у Жениного дома. Наверх поднялись все вместе только из-за того, что Листов хотел взять у Жени кое-какие свои книги, которые оставил на лето.

Уже за дверью квартиры они услышали смех внутри. Когда вошли, стало ясно, что он раздавался за дверью Жениной комнаты.

– Еж, а там, по-моему, мамы наши веселятся, – быстро определил Саша.

Марина первая вошла в комнату. Картинка была веселая: её, Сашина и Сережина мамы и с ними Клава сидели за столом явно тепленькие и дружно хохотали. А на столе! Знакомая бутылка спирта, почти пустая; тарелки с остатками закусок.

– Ма-ам! Ты что это, а? Мало того, что ребят спаивала, так и за мам их взялась теперь?

– Ой, Мариночка, не надо: а то милиция еще прибежит. Не такие уж мы пьяные. Хотя есть таки. Хорошо! – Валентина Петровна улыбалась ужасно весело.

– Мама, давай пойдем домой, – подошел к ней Сережа.

– Пойдем, сыночка. Все новости уже обсудили, бутылку тоже допили: пора. Сейчас и пойдем: все вместе. – Женщины почему-то снова захохотали.

Ребята стояли в недоумении.

– Ладно, несите наши плащи и пойдем.

Еж и Саша помогли им одеться.

– Можем идти? – спросил Еж.

– Погоди, – Валентина Петровна повернулась к Люде. – Людочка, а к тебе разве это не относится? Пойдем домой.

– Валентина Петровна… – Люда смотрела на неё, потом повернулась к Рахили Лазаревне. Та, улыбаясь, кивнула: да – всё хорошо.

Валентина Петровна подошла к Люде, обняла её:

– Не бойся, невестушка: мы с тобой поладим. А теперь давай-ка быстренько собери свои вещи. Сережка чемодан потащит, а ты меня поведешь: совсем трезвой меня, наверно, не назовешь. Быстренько только! Девочки, помогите ей.

Потом она повернулась к ребятам и, подбоченя руки, спросила:

– Ну, что, конспираторы: думали, я не узнаю? Я – Валентина Петровна Гродова? – Она поднесла кулак к Юркиному носу: – Землячка твоя, врун несчастный?

– По первоначальной версии даже родственница. Что ж, такую сестренку иметь ведь каждому охота.

– Не заговаривай мне зубы: уши давай.

– Пожалуйста. Только Ежика не бейте в присутствии жены.

– Так и быть, ладно. А ну-ка, Раечка, нацеди им по граммульке.

– Мальчишкам только: девчонкам не хватит. Я им вина налью. А нам уже достаточно и так: выпили за них.

Девочки кончили укладывать чемодан. Рахиль Лазаревна раздала ребятам рюмки:

– Выпейте за молодоженов.

– Горько! – крикнул Саша.

Уходя, Люда обернулась и, быстро подбежав, поцеловала Рахиль Лазаревну.

– Мам, откуда она узнала?

– От меня. Мне Людочка призналась, а я ей сказала: видела, что девочка ей нравится.

– Ты просто молодец! Им теперь хорошо.

– Нам всем хорошо, – она обняла одной рукой Марину, другой Женю, прижала к себе обоих. – Хорошо!

– Вы, правда, молодец, Рахиль Лазаревна: без вас, сколько бы они еще не решались бы сказать. Спокойной ночи, я пошла спать. Женя, приходи: я тебе постелила.

– Клавочка, тебе не надо сегодня спать с ребенком: он тебя таки попахивает спиртом. Женя, пойди, помоги переложить его на диван и возьми свою постель сюда. А мы пока уберем со стола.

…– Валечка, что это с тобой? Первый раз тебя такой вижу, – встретил дома жену Сергей Иванович.

– Выпила слегка на радостях, Сереженька.

– Что-то не похоже, что слегка. И непонятно, с какой такой радости?

– Видишь эту симпатичную рыжулю? Так вот: она наша невестка. Сынуля наш женился. Что называется, скоропостижно.

– Это правда? – спросил Сергей Иванович сына.

– Да, папа. Люда моя жена.

– Не Люда, а Людочка! – прикрикнула на него Валентина Петровна. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы твой отец меня Валей назвал? Вот, и ты давай так же. А Антошка где? Ему тоже надо сказать.

– В ванной: фотографии печатает.

– Пусть прервется. Антон!

Антоша появился не сразу, явно недовольный, что его оторвали от дела.

– Чего? – буркнул он, но, увидев Людочку и стоящий возле старшего брата чемодан, весело заулыбался.

– С сегодняшнего дня спать будешь в этой комнате, – сказала Валентина Петровна.

– Ага. Понятно!

– Что понятно?

– Что в нашей с ним комнате Еж теперь будет жить со своей законной супругой. Не век же ей жить у Жени.

– Ты что: знал?!

– А то нет?

– Откуда?

– Это наш секрет.

– Твой и Сонькин?

– Ну да.

– Знал – и ничего мне не сказал?

– Еще чего: ябедничать на собственного брата? Ведь сам сказал, когда время пришло. Всё? Я тогда пошел печатать дальше.

10

Из-за всей этой истории занятия были подзапущены, и теперь надо было нагонять. Теперь, придя из института, ребята работали допоздна. И сегодня, в воскресенье, тоже.

Лежа с книгой на диване, Рахиль Лазаревна видела, как они оба напряженно трудятся. Марина, у обеденного стола, что-то сосредоточенно писала в толстой тетради, листая книгу. Женя работал у письменного стола, непрерывно считая на логарифмической линейке. Оба почти не поднимали головы, но иногда Рахиль Лазаревна все же замечала, как они поглядывают друг на друга.

Ей хотелось неотрывно смотреть на них: собственно, она и не читала. Глаза скользили по строчкам, но она думала не о том совсем. Ей повезло: дочь встретила отличного парня – они прекрасная пара друг другу. Здесь всё в порядке, и ей хотелось подольше побыть с ними, но она чувствует, что уже сильно скучает по Арону, мужу. А он, наверняка, скучает по ней: кроме военных лет они никогда надолго не расставались. Значит, скоро ей нужно уехать – не дожидаясь конца отпуска.

Она еще не говорила ребятам об этом. Только Вале. Та очень хотела, чтобы она присутствовала на Сережиной и Людиной свадьбе. Задержка была только из-за Людиной бабушки: ей послали большую телеграмму и ждали её ответа.

И сегодня, несмотря на то, что ребятам надо было заниматься, пришлось отправиться по магазинам. Не только из-за подарка к предстоящей свадьбе: нужен был костюм для Арона – они с Женей примерно одного размера, и можно было померить на нем.

Правда, только после театра: Антоша достал на сегодня билеты в Большой на “Лебединое озеро”. Они пошли втроем: она, он и Сонечка. Замечательный был балет, и прекрасные ребята – просто прелесть оба.

А её ребята встретили её уже после спектакля. Находились как следует, но зато почти все купили: считай, что просто повезло. Правда, ей хотелось купить брюки для Жени – деньги у неё были, но он вежливо, но твердо отказался. Зато красивую рубашку она ему все-таки купила и сумела уговорить принять.

Заскочили поесть в чебуречную, поэтому, вернувшись, ребята уселись заниматься, а она улеглась на диване: ноги сильно гудели. Они уже отошли, и, наверно, надо подняться и пойти поставить чайник. Ребята уже должны были проголодаться.

На кухне была Тамара.

– Добрый вечер, Рахиль Лазаревна.

– Добрый вечер, Тамарочка. Я ребят сейчас кормить собираюсь: хотела бы взять кое-что у вас из холодильника.

– О, пожалуйста. Пойдемте.

Доставая из холодильника сверток Рахили Лазаревны с маслом, колбасой и сыром, она спросила:

– Вы еще долго у нас пробудете? А то Женечка наш, хорошо вижу, рад, что живет не один. Он вам понравился?

– Да.

– Недолго ему уже жить одному, похоже.

– Вы полагаете?

– Я же вижу, как они с Мариночкой прямо дышат друг другом.

– Ну, что ж: разве я против? Хоть сейчас пусть женятся.

– Нет: он ждет, когда закончит институт, я думаю. Он у нас парень серьезный.

– Вижу. Спасибо, я пойду: кормить их пора.

…– Ребятки, закачивайте заниматься. А ну к столу: ужинать.

Она старалась делать для него бутерброды побольше.

– Ешь, как следует, – она ласково коснулась его плеча.

Ответ бабушки Люды не приходил, и Рахиль Лазаревна решила, что больше не задерживаться. Она съездила на вокзал и взяла билет.

И сразу, как она приехала домой, позвонила Валентина Петровна.

– Раечка, пришла телеграмма от Людочкиной бабушки: она приехать не сможет. В школе её заменить совершенно некем. Так что будем готовиться к свадьбе.

– Ой, Валечка, я уже не дождалась: взяла билет домой.

– На когда?

– Через три дня, в воскресенье.

– А поменять его нельзя?

– Страшно сложно: я его и так с трудом достала.

– Как обидно!

– Что теперь поделаешь?

– Как что? Давай-ка подумаем. Во сколько ты уезжаешь?

– Вечерним: в десять тридцать.

– Что ж: постараемся успеть. Подключим всех. Ты сможешь помочь?

– Почему ж нет? Сколько мне надо собираться?

– Но ты, по-моему, еще где-то хотела побывать?

– Подумаешь: следующий раз, когда приеду, схожу.

– Тогда мы втроем – ты, я, Людочка – сможем заниматься этим днем. А потом к нам смогут присоединяться Фрумочка и Марина с Асей. За день, конечно, не успеем, но к воскресенью сможем. Все вместе и проводим тебя потом.

– Отлично. Сегодня же можно и рвануть по магазинам. Я только ребят дождусь: покормлю их – и к тебе. Продумайте с Людой, что готовить будем.

– Деду скажу привезти уток: зажарим с яблоками. Бабушка Фира поможет фаршированную рыбу приготовить. Кулебяки – это по моей части. Студень Дед замечательно умеет варить – куплю завтра ножки на Тишинском рынке. Да что по телефону это обсуждать? Покормишь своих и приходи; Фрума уже тоже придет с работы – втроем всё и обсудим.

Женя пришел первый. Не один: с Юрой. Вскоре пришла и Марина, и тоже не одна – с Асей. Пока кормила их обедом, сообщила им обе новости: что в воскресенье свадьба у младших Гродовых, и что в тот же вечер она уезжает.

– Девочки, вам придется помочь готовить. А вам, ребята, достанутся магазины: купите вино и закуски.

– Сначала попробуем как можно больше достать через Витальку Стерова: ему наша помощи наверняка опять потребуется, – сразу предложил Юра. – Валентина Петровна в курсе, что мы достали на Новый год. Помните, девочки?

– Еще бы! Это в магазинах не очень-то достанешь.

– Отлично, ребята. Пойдете тогда со мной к Гродовым: мы собираемся обсудить сейчас программу.

…Обсуждение длилось довольно долго. Составили списки всего необходимого; распределили, кто что будет делать. Остался лишь вопрос, кто поедет на дачу – сообщить Деду.

– Вы Игоря будете приглашать? – спросил Валентину Петровну Женя.

– Ну а как же!

– Он, я знаю, эту неделю работает в вечернюю смену. Он и съездит за ним и поможет всё нести. Заодно и вам завтра тоже: вы ведь немало на рынке должны купить.

Игорь уже должен был быть дома. Женя позвонил. Дверь открыл Васька.

– Чего надо?

– Здравствуй. Игоря позови, пожалуйста.

– А зачем он тебе?

– По делу.

– Какому?

– Сугубо личному.

– Тогда жди, пока придет. Не пришел еще твой Игорь: торчит всё на трудовой вахте.

Он издевался, явно провоцируя на ответную грубость. Не дождется! Женя молча повернулся и пошел к своему подъезду. Против его ожидания Рахиль Лазаревна и Марина стояли еще там. Не ушли: ждали его.

– Игоря нет еще. Вы идите спать: я тоже скоро приду. Подожду его: он вот-вот должен появиться.

– Я думаю, нам лучше остаться: мне этот парень, с которым ты говорил, слишком не понравился.

– Можете не бояться: он ко мне не полезет. Знает, что я его отделаю, а не он меня. И что за драку ему еще и новый срок светит. Идите, не бойтесь.

Ему удалось их успокоить, и они ушли. Он вышел на улицу, закурил.

То, что Рахиль Лазаревна беспокоилась о нем, тронуло его. Хорошая она женщина, и ему с ней хорошо – почти как с Беллой когда-то. Жаль, что она только так скоро уезжает: он опять окажется один в своей комнате.

… Позавчера Марина ночевала в общежитии. Провожая её, он, как всегда, вернулся очень поздно и застал Рахиль Лазаревну не спящей: она ждала его. На столе стояли приготовленные для него бутерброды, и через пять минут она внесла в комнату горячий чайник: похоже он стоял у неё на плите на маленьком огне.

– Почему вы не спите? Я же сам мог всё взять. Да я и не хочу есть, честное слово.

– Ничего: аппетит приходит во время еды. Поешь-ка. И я с тобой чаю попью. Заодно и поговорим немного. Я ведь, наверно, скоро уеду: пора уже домой.

Они пили чай, ели бутерброды и говорили о предстоящей свадьбе Ежа и Люды. Но он чувствовал, что ей хочется поговорить с ним о другом. И в какой-то момент она неожиданно спросила:

– Женя, это правда, что Марина похожа на твою маму? – и он понял, что только сейчас начинается тот разговор, ради которого она не спала – ждала его.

– Да.

– По той фотографии, что на стене, это как-то не совсем скажешь.

– Я могу показать другие. Хотите?

Она кивнула. Он вытащил заветный альбом, развернул материю. Они сели на диван, и он показывал ей ту фотографию, на которой он сидит у бабушки на коленях, и слева Белла и дядя Коля, а справа папа и мама и за бабушкиным креслом Толя. И когда Рахиль Лазаревна увидела на ней его маму, почти сразу сказала:

– Да: правда. Удивительно похожи. – А потом она спросила: – Можно мне и остальные посмотреть?

– Конечно. Вы смотрите, а я вам буду объяснять.

– Но тебе завтра в институт: ты не выспишься.

– Ну и что? Это важней: вы же должны познакомиться с моей семьей.

Они просидели почти полночи. Рахиль Лазаревна смотрела, он рассказывал. Последними в альбоме были многочисленные фотографии Марины.

– А теперь спать: хоть немного поспишь.

– А можно одну сигаретку раньше? – спросил он. Она улыбнулась – ей, видимо, нравилось, что он охотно слушается её – и сказала:

– Пойдем вместе: дашь и мне. Только Маринке не говори, ладно?

Утром его ждал готовый завтрак…

– Женя! – Игорь приближался к дому. – Что это ты здесь? Ничего не случилось?

– Плохого – ничего. А вообще – да. Свадьба Ежа состоится в это воскресенье. Все задействованы, и твоя помощь тоже необходима. – Он быстро объяснил Игорю, что от него требуется.

– Ясно. Насчет завтра – без вопросов. Только к Деду мне, наверно, надо ехать не послезавтра, а завтра – после работы. Надо же уток успеть зарезать и еще ощипать, яблок набрать и зелени с огорода. И вернуться к началу смены.

– Рахиль Лазаревна велела тебе придти к ней, как встанешь: будет ждать тебя с завтраком, чтобы сразу потом идти к Гродовым.

Рахиль Лазаревна и Марина не спали, когда Женя пришел домой. Наверно, все-таки продолжали волноваться за него, хотя вопросов и не задавали.

Хоть и сделанная экспромтом, свадьба удалась. За два дня успели подготовить всё, так как, что ни возьми, почему-то складывалось удачно. Стеров, как и ожидали, выказал согласие помочь, а его отец, когда Виталька привез к нему в магазин Женю и Валентину Петровну, был настолько любезен, что предложил им взять в числе прочего немало дефицитного. Особенно после того, как Виталька сказал, чья жена Валентина Петровна: воспользовался возможностью устроить на прием к известному доктору Гродову свою жену.

И Дед, как будто специально, позвонил со станции в четверг утром. Узнав о свадьбе внука, сказал, что всё нужное приготовит уже в тот же день. Игорю ехать к нему незачем: поедет утренним поездом с кем-нибудь из соседей – они помогут ему всё донести, а Игорь его пусть только встретит на вокзале. Он тоже навез уже полностью вычищенных уток, яблок, свежей зелени и уйму цветов. И перед тем, как уйти на работу, Игорь вместе с ним успел туго набить уток яблоками.

Народу присутствовало не мало. Еж сразу, как Валентина Петровна сообщила ему, что свадьбу придется устроить в это воскресенье, немедленно позвонил Татьяне Дмитриевне. Сергей Иванович пригласил Самуила Ефимовича. Соколовы привезли бабушку Фиру. Собственно, кроме них почти все пришли еще утром, чтобы помочь приготовить последнее, что осталось, расставить стол, а потом ушли домой, чтобы переодеться, и вскоре снова явились, чтобы резать, раскладывать, расставлять. В два часа стали рассаживаться.

Рахиль Лазаревна оглядела стол. Сережа и Людочка сидели во главе его, Сергей Иванович с Валентиной Петровной по бокам их. Деда и бабушку Фиру усадили на почетные места прямо напротив молодоженов. Она хотела сесть между Женей и Мариной, но попросил разрешение сесть рядом Самуил Ефимович: он обрадовался, когда узнал, что она тоже врач, и завел с ней разговор на их общие темы. Поэтому её ребята сидели с другой стороны от неё. А за ними Клава с Толиком на коленях. Потом Фрума и Рувим.

А на противоположной стороне стола очень милая учительница Жени, Сережи и Саши, сидевшего рядом с ней. Красивая Ася между Юрой и Игорем. Неразлучные Сонечка и Антоша с фотоаппаратами.

– Пусть первый тост произнесет наша дорогая Рахиль: она, что называется, поставила точку в не совсем простой истории женитьбы нашего Сережи и Людочки, – предложила самая старшая, бабушка Фира.

Она встала и рассказала снова известную почти всем из присутствующих историю о том, какую конспирацию развели ребята в связи с этим, и чем это кончилось. Не только Самуил Ефимович и Татьяна Дмитриевна, еще не знавшие эту удивительную историю – все слушали со вниманием, без конца разражаясь общими взрывами хохота.

– Но всё хорошо, что хорошо кончается. И раз кончилось даже прекрасно, то пожелаем вам, Сережа и Людочка, любви на всю жизнь. Будьте здоровы и счастливы.

– Горько!!! – сразу закричали Антоша и Сонечка.

– Горько! – подхватили остальные.

Много тостов было произнесено после этого. Замечательный тост сказал Юра Листов.

– Произнося свой неповторимый тост, Рахиль Лазаревна упомянула, как мы были ошеломлены в тот вечер, когда был раскрыт наш заговор. Да: были – даже не то слово! Но в начале другим: тем, что увидели, когда вошли. Представляете: на столе недопитая бутылка спирта и тарелка с огурцами, и три замечательные женщины – мама Сергея, мама Саши и мама Марины, достаточно тепленькие – сидят и хохочут, да еще как. Ну, а потом уж как сказала Рахиль Лазаревна. Только еще одну интересную подробность напомню: как мне Валентина Петровна кулак к носу поднесла? Вовек не забуду!

– Юрочка, я же тогда еще тебя амнистировала. Иди-ка сюда, я тебя поцелую в подтверждение.

– С удовольствием! – он подошел и поцеловался с Валентиной Петровной. – А теперь сам тост. Выпьем за прекрасных и не стареющих женщин! – он снова поцеловал Валентину Петровну, подошел и поцеловал Фруму Наумовну, а потом и Рахиль Лазаревну.

– А меня что ты не целуешь, паршивец такой? Я тебе, что – старая? А я еще, между прочим, очень таки люблю с молодыми мальчиками целоваться, – заявила бабушка Фира. И когда Юра подошел к ней, целуя его, добавила: – Дай тебе Б-г здоровья: ты таки прекрасно сказал.

Рахиль Лазаревна видела, как Ася влюблено смотрела на него: гордилась своим Юрочкой. Она ухаживала за ним за столом, всё время подкладывала что-то ему на тарелку, а за ней ухаживал не он – Игорь, говоривший очень мало. Но в какие-то моменты казалось, что, похоже, смотрит он на Асю не совсем так, как смотрят на девушку своего друга. И, когда все хвалили Юру, и Ася неотрывно смотрела на него, в лице Игоря вдруг мелькнуло выражение какой-то внутренней боли.

Много теплых слов сказала в своем тосте Татьяна Дмитриевна. “Мои мальчишки”, – несколько раз с гордостью произнесла она. Слова её были как елей на сердце Валентине Петровне и Фруме Наумовне. Но и Рахиль Лазаревна восприняла их как относящихся непосредственно к ней. А Татьяна Дмитриевна предложила выпить не только за её “мальчишек”, но и за своих будущих коллег – Люду, Марину и Асю.

После многочисленных тостов неожиданно завопил Антоша:

– А за нас? За меня с Сонькой? Мы что – хуже рыжих?

– Антошка, убью! – со смехом погрозила ему Валентина Петровна.

– Антош, что ты имеешь против рыжих? – спросила его Люда.

– Да абсолютно ничего, честное слово: это я сдуру. Особенно против тебя, Людочка. Ты мне сразу страшно понравилась: я на такой бы сам тоже женился.

– Тогда я скажу. Я рада тому, что ты говоришь. Я рада всему тому, что я слышала сегодня. И мне тоже хочется что-то сказать всем вам. Спасибо вам за всё, что я здесь увидела. Спасибо вам, мама: ведь я так боялась, как вы отнесетесь к тому, что мы с Сережей скрывали от вас правду, а вы оказались такой хорошей и доброй ко мне. Мне очень хорошо с вами всеми: я, наверно, такой и представляла себе семью своего будущего мужа. Спасибо всем Сережиным друзьям. И особое спасибо Рахиль Лазаревне, которая помогла нам с Сережей открыто стать мужем и женой. Спасибо – спасибо вам всем.

– Горько! – опять заорал Антошка. И всё-таки видно было, что он не совсем доволен.

– Антоша, – сказала бабушка Фира, – Я понимаю, что ты с Сонечкой у нас самые младшие, а маленьких обижать нельзя. И тост за вас скажу я. Начну с вопроса: вы когда–нибудь ели такую вкусную фаршированную рыбу?

– Мама, что: решила сначала похвалить себя? – удивилась Фрума Наумовна.

– Фи, как ты могла такое подумать? Я: хвалить себя? Я разве когда-нибудь такую рыбу делала? Это же они: Сонечка, моя внучка, с Антошей, который мне тоже, как внук, сделали её, потом что я, к сожалению, была не в состоянии.

– Ба, но мы же все делали под твоим руководством, – попыталась возразить Сонечка.

– Какое там руководство: только сказала, чтобы сделали немного рыбы без перца. Для меня и Рувимчика: ему с его сердцем перец вреден. Не помню даже, чтобы и вопросы мне задавали, только дали попробовать, уже когда всё было готово. И я не смогла сказать ничего, кроме как “Замечательно!”. Теперь давайте выпьем за них, наших самых маленьких.

Время приближалось к девяти.

– Валечка, уже пора прощаться. Такси сейчас придет за нами.

– Мы с Фрумой проводим тебя на вокзал.

– Нет, вам надо быть здесь – с гостями. Меня мои дети проводят. Да и в такси есть еще место только для Клавы с Толиком: он уже почти спит.

Началось прощание со всеми.

– Не забудь написать своему отцу: пусть перебирается в Сочи, – напомнила Рахиль Лазаревна Игорю. Перецеловалась, как с родными, со всеми женщинами и девочками.

– А это зачем? – спросила она: Валентина Петровна совала ей авоську, набитую свертками.

– Это в дорогу.

– Куда столько? Разве мне съесть?

– Домой привезешь: у вас же этого там наверняка нет – побалуй мужа.

– Спасибо, Валечка.

– Как жаль, что ты уезжаешь.

– Мне тоже. Ладно, пока – такси уже пришло.

Быстро доехали до дому. Поднялись за вещами. Толик заснул еще в машине, Клава унесла его к себе и тут же вернулась попрощаться.

Они внесли вещи в купе и, попросив уже сидевшую там женщину посмотреть за ними, вышли наружу. До отхода поезда оставалось немного: пора было прощаться.

Поцеловав дочь, Рахиль Лазаревна повернулась к Жене. Он казался немного грустным: казалось, ему, как и Марине, не хотелось, чтобы она уезжала. И ей самой было грустно расставаться не только с дочерью: славный мальчик этот вошел в её сердце. Она и его крепко обняла его; почувствовала вдруг, как этот плечистый парень на мгновение доверчиво, как-то по-детски, приник к ней. Она поцеловала его в губы – как своего.

– Приезжайте вместе на каникулы, – она поднялась в вагон.

Поезд тронулся. Они стояли, пока он не исчез из виду.

– Жаль, что она уже уехала, – сказал Женя.

– Понравилась она тебе?

– Да: твоя мама замечательная.

– Она о тебе такого же мнения. Я знала, что вы понравитесь друг другу. Пошли, если хочешь успеть проводить меня: тебе ж надо будет попасть в метро, пока оно ходит.

– А может… Может, ты переночуешь эту ночь еще у меня: Клава мне, всё равно, постелит у себя? А?

– Нет, – сказала она. – Ты не обижайся: так надо.

Он молча кивнул.

Рахиль Лазаревна снова и снова пересматривала пачку фотографий, отпечатанных Антошей. Лучшей из них ей казалась та, на которой она сидела, а сзади стояли они: Маринка и Женя. Представляла, как покажет её дома и скажет Арону: “Смотри, Арон: у нас с тобой есть все шансы, что он станет нашим зятем”.

---

[1] Выглядит приятно.

[2] Верди “Травиата», ария Виолетты из I акта в исполнении Магды Оливеро. http://www.youtube.com/watch?v=IlsioKE-cUs

[3] Здравствуйте, джентльмены!

[4] Кто эта очаровательная леди?

- О, она миссис Сергей Гродов.

[Up] [Chapter I][Chapter II] [Chapter III] [Chapter IV] [Chapter V] [Chapter VI] [Chapter VII] [Chapter VIII] [Chapter IX] [Chapter X] [Chapter XI] [Chapter XII] [Chapter XIII] [Chapter XIV] [Chapter XV] [Chapter XVI] [Chapter XVII] [Chapter XVIII] [Chapter XIX] [Chapter XX]

Last updated 05/29/2009
Copyright © 2003 Michael Chassis. All rights reserved.