Часть VIII:          ПОСЛЕ ПОБЕДЫ

56

В бывшем домике Лима жил теперь Конбр с дочерью, Валж и Марком. В другом, построенном рядом, поселились Горгл с Сиглл: Валж настояла, чтобы они жили рядом, и она могла присматривать за их ребенком.

– Она разве понимает, как обращаться с ребенком? Молодая же еще, – потребовала она.  Но разве Сиглл с ней когда-нибудь спорила? Понимала сама, что Валж знает, а она нет – и слушалась беспрекословно.

И не только она: Маркд тоже. Когда говорила:

– Марык, иди есть, – не отговаривался, что срочно занят сейчас. Ведь чем-то её забота напоминала мамину, которой, оказалось, не хватало.  

Не только он испытывал потребность в этом: и все его бывшие гвардейцы, которых опекала Валж, пока они жили в убежище. При любой возможности прилетали навестить своего командира и её: она радостно встречала их. И маленькая Цангл, которая уже могла ползать и стоять, узнавала и протягивала к ним ручки.

Ребята отдавали Валж собранные по дороге полевые цветы и ягоды лесной фрагарии[1], которыми она, тщательно помыв, начинала кормить ребенка. А их усаживала за стол и угощала чем-нибудь приготовленным самой. По их мнению, вкусным необыкновенно. Они рассказывали обо всех своих делах, и она радовалась на них: до чего ж они умные.

Многое, конечно, не понимала. Но они объяснили, что оттого, что её ничему не учили, и предложили научить её грамоте. Сказали, что надо: а то Цангл вырастет, пойдет учиться, а она её не всегда сможет понимать. Она подумала – и согласилась.

А это поначалу показалось так трудно – так трудно: думала, что ничего у неё совсем не получится. Зато потом стало получаться, и ей стало нравиться. Удобно же: можно прочитать или самой написать, нажимая кнопочки на компьютере, а потом посмотреть, если забыла.

Потом и считать научили: такие умные ребята. Недаром так она их любит. А они её: она видит. Так еще бы: называют-то её как – мама Валж. Это после того землянин Лирлх рассказал им про свою земную Маму Хеву.

Лима и Цангл решено было похоронить у большого дерева. Где погибли они оба, заслонив собой свою дочь, носящую теперь имя матери. Но решили отложить до возвращения на Гардрар землян: ведь Лейрлинд непременно захочет проститься с Цангл.

Суд над Децемвиратом едва ли тоже произойдет раньше. Проводится тщательное расследование всех его преступлений после возвращения к власти. Картина страшная: миллионы убитых согласно намерению Гроя ликвидировать полностью учащихся, узнавших правду о судьбе большинства их. Попытка уничтожения землян.

То, что скрывалось ото всех: еще до первого его свержения; что не стал отменять Комитет координации; после возврата к власти. Использование мяса убитых для изготовления паштетов и колбасных изделий. Якобы из мяса молодых сусов: чтобы не возникало ни у кого лишних мыслей о каннибализме.

Бывшие децемвиры держались по-разному. Третий Мудрец припоминал Грою попытку ликвидировать его и рассыпался в благодарности Конбру, спасшего тогда. Валил всё, что творил Децемвират, на Гроя, ставшего полновластным диктатором, уже не считавшегося с остальными децемвирами. Убившим неугодных ему двух Первых Мудрецов.

Сам Грой, надо сказать, держался упорно: не рассчитывал на снисхождение – не пытался сохранить себе жизнь. Категорически не признавал ни в чем вины: всё, что делал, было необходимым.

Единственной своей виной считал зато, что проявил роковую недальновидность: посчитал цивилизацию землян настолько ниже гардрарской, что не воспрепятствовал заселению ими Зрыыра. А ведь мог обратить внимание на такую, казалось бы, мелкую деталь в докладе тогдашнего координатора Зрыыра, оказавшегося потом главным врагом, Конбра, на наличие у них семьи.

Не вспомнил, что уже было: когда-то принятое в космосе гипераппаратом одного из экспрессов послание некой цивилизации, которое удалось расшифровать достаточно быстро. Несмотря на не менее высокий научный и технологический уровень, социальный строй тех был атавистическим: удивительно похожим на то, что потом оказалось у землян. И поэтому не стали выходить с ними на Контакт.

… Земляне, когда Конбр дал прочесть протокол допроса Гроя, были поражены: гардрарцы получили, очевидно, послание тех же, какое доставил при возвращении на Землю Дан. И его так и не удалось расшифровать до их отлета оттуда. Но Дан не торопился с этим: пока не завершилось гуманистическое возрождение на Земле, вступать в контакт, еще оставаясь высокоинтеллектуальным зверьем, недопустимо. Совсем по иным соображениям, чем здесь.

Попросили ознакомить их с содержанием послания. Среди прочего было полное совпадение предлагаемого теми способа выхода на контакт со способом Дана и Арга. Тот самый способ, который поможет Лейли.

Значительное число мудрых предрекали резкий упадок уровня дальнейшего развития как науки, так и технологии. За счет того, что наименее способные уже захотят заниматься тем же, чем и они – мудрые. Общие ресурсы поэтому будут предоставляться всем: вместо того, чтобы ими распоряжались лишь те, кто способен это делать с наибольшим эффектом.

К тому же подготовка нынешнего поколения неизбежно станет никуда не годной. Ведь педагогами становились не по своей воле, и сейчас полу- и четверть-мудрые получили право заняться тем, что их больше устраивает. Дети, оставшись без педагогов, окажутся полностью предоставленными самим себе. И что их тогда заставит стремиться к упорной учебе, обретению обширных и глубоких знаний? Что с того, что существуют компьютерные учебные программы высочайшего качества? Одним компьютерным контролем их успеваемости обойтись не удастся.

То, что в последнем они правы, слишком понимал и Конбр, и ставший координатором образования Филбд – тот самый учитель, с которым не дали расправиться его ученики. Он сумел обнаружить какое-то количество подобных себе – умевших относиться к собственным ученикам с любовью: но их было слишком недостаточно. И Конбр очередной раз обратился к землянам: бывшему лицеисту Марику и Лирлху, любившему рассказывать о своей матери – педагоге, одной из первых начавшей борьбу за ликвидацию отбраковки на Земле.

Лирлх и подсказал самое нужное в тот момент. Рассказал, как педагоги на Земле, на которых после прекращения отбраковки свалилась неимоверная нагрузка по вытягиванию до нужного уровня, открыли старинный метод «ланкастерского взаимного обучения». Смысл его состоял в том, что лучшие учащиеся привлекались к репетированию отстающих или к преподаванию младшим.

Маркд дополнил его слова: он хорошо успевал по большинству предметов и поэтому занимался с отстающими. Но ведь и ему помогали: рисовал он вначале неважно.

– А с младшими?

– С младшими – нет: с ними занимались их педагоги и свои хорошо успевающие одноклассники.

– Не возникало при этом чувство превосходства одних над другими?

–  Ну, ведь мало кто отставал сразу по всем предметам. В большинстве случаев, кто отставал в одном, мог превосходить в другом.

– И как складывались ваши отношения?

– А как могли они складываться? Кто занимался, чувствовал ответственность за того, с кем занимался; а тот, в свою очередь, ценил его помощь. Больше из-за этого общались: ну, и больше потому дружили.

– А это еще один аспект: сглаживания непонимания детей с разным уровнем способностей, – обрадовался Филбд. – Принятие совместного обучения поможет нам решить проблему хотя бы до того времени, когда станет достаточно настоящих педагогов: ставших ими уже по призванию.

Заканчивалось погребение замороженных трупов безжалостно ликвидированных Децемвиратом. В такие же длинные траншеи, как и самых первых. И как они, завернутыми в кусок белой ткани. И в завершение погребли и колбасные изделия и содержимое консервов «из молодых сусов». Всё производилось роботами, но их работа сопровождалась негромкой музыкой[2], разносящейся, тем не менее, далеко вдаль от страшного кладбища.

57

Лейли не узнавала сына. Вместо прежнего мальчика, мечтавшего о героических приключениях, обнаружила как-то странно повзрослевшего, серьезного и не слишком веселого подростка. Что успел пережить здесь он? Явно не оставался в стороне от всех событий, предшествовавших победе, позволившей им вернуться на Гардрар. Недаром несколько мальчишек и девчонок назвали его «командир Маркд».

Но Лал, Ли и Александр, а тем более Конбр даже словом не обмолвились об опасностях, через которые прошел её Марик. Зато много обо всем другом.

Конбр, в частности, что Цангл родила девочку перед самым их отлетом с Гардрара. И в тот же день она и Лим были убиты роботом-ликвидатором, бросившись защитить от него свою дочь. Подробно рассказал о том, как это происходило.

– Теперь это моя дочь.

– И моя, – добавила Валж, забирая девочку у Лейли. – Я её мать теперь, раз Цангл больше нет. Но я её так же назвала: Конбр мой согласился. Он хороший, мой Конбр.

– Он твой?

– Мой: конечно... Это хорошо! Я его люблю. И Марыка нашего люблю: он тоже хороший. И ребята его хорошие: меня научили читать. И Сиглл хорошая. Ты тоже: ты правильно Цангл мою держала.

Эта примитива, по-видимому, действительно любит Конбра – не меньше, чем Цангл любила Лима. Ну, что ж: может быть, он последовал примеру того. И вероятно, в данном случае её слова «Я сплю с ним и грею его» уже могут значить не только это.

Почему нет: «неполноценные» роженицы, они же кормилицы и няни, и на Земле занимались, всё-таки, трудом – требовавшим многого от них. Помнила, как высоко ценила их Ева: «Они ведь для младенцев – то же, что матери. И они любят детей; а дети – их, и смутно помнят потом очень долго». А эта Валж перенесла способность любить, опекать и заботиться на всех других. В том числе и на её сына, которого называет Марыком.

Однако, Конбр не подтвердил её предположение относительно себя и Валж.

– Нет, это не так. Но кто знает: не придется ли мне повторить то, что сделал Лим? Не все считают, что примитивы такие же людхи, как они: слишком умственно вырождены. Достаточно лишь прекратить использование их:  дать спокойно дожить, но не оставив после себя детей.

Единственного примера Лима и Цангл может оказаться недостаточно для  доказательства, что и они должны внести свой вклад в создание нашего потомства. Совершенно необходимо повторение: а кто еще сейчас готов на подобное, чтобы потом решились и другие?

– Похоже, действительно, это придется сделать тебе первому. Кстати, повторить пример не только Лима, но и мой. Тебе, как и мне тогда, придется пойти на компромисс.

– Что поделаешь? Но, понимаешь, ни одна нынешняя мудрая не даст мне той ласки, что она: им пока это несвойственно. А мне это необходимо: привык уже. И к ласке её, и к ней самой. Она же добра, как никто – причем активно, деятельно.

– Марик мне говорил. Как приставала к нему, чтобы поел. И как его гвардейцев опекала. А теперь скажи мне честно, что мой сын делал всё это время? Я же не верю, что носа он не высовывал из убежища. Валж мне уже кое-что успела сказать про то, как он отказывался поесть, потому что куда-то спешил.

И Конбр решил, что незачем мучить её: надо сказать.

– Да, он не прятался. Умел находить общий язык с гимназистами, устраивающими погром, когда они не хотели слушать ни меня, ни Горгла – чем оказывал нам неоценимую помощь.

– Но Валж сказала, что один раз вернулся в убежище с огромным синяком на глазу.

– Пришлось единственный раз действовать кулаками: не хотели его слушать сразу. Но в последнем бою не участвовал. Я тоже.

– Это всё?

– Всё, из-за чего ты могла беспокоиться. Но помогал он очень много: в частности, рассказывая скрывавшимся в убежищах о жизни на Земле. Еще и занимаясь их физической подготовкой.

– Но где он скрывался от нас, чтобы остаться здесь?

– В горах. Не бойся: не один. Горгл и Сиглл были с ним. И втроем прилетели на космодром перед самым вашим отлетом.

– А потом?

– Потом … Потом было страшно.

Это страшное тоже пришлось рассказать ей. Не упуская ни одной подробности, потому что она, как бы догадываясь, что он что-то не договаривает, начинала вопросительно смотреть ему в глаза.

– Кажется, Цангл сыграла слишком немаловажную роль, первой родив собственного ребенка. И она не ушла бесследно: ты же сказал мне, что того же захотела Сиглл.

– Да: и она это решила, если помнишь, сделать сама – без Лима. Я не дал Сиглл взять себе их ребенка, и тогда она сама захотела родить. А Марик рассказал о земной свадьбе, и они произнесли свои клятвы друг другу над телами Цангл и Лима. Уже одна семья на Гардраре есть: очередь за появлением других. Возможно, уже кто-то из скрывавшихся решит последовать их примеру. Но…

– Но пока еще никто? Так почему же вы не занимаетесь пропагандой этого?

– Руки не доходили до сих пор. А теперь займемся и этим.

– Думали, как?

– Создать книгу: пусть читают все. Потом предложить им книги Ларлда Старшего. Ты могла бы предложить что-то еще?

– Свое: театральную постановку. Должно подействовать быстрей. Помнишь, как подействовал показ вам «Девы рая»?

– Еще бы! И ты готова написать пьесу? И подготовить тех, кто будет в ней играть?

– Пьесу – вместе осилим. А с актерами сделаем так: если не получится с гардрарцами, используем землян. Сперва попробуем, конечно, с гардрарцами.

Погребение Лима и Цангл, которое Конбр откладывал до прилета Лейрлинд, транслировалось, но произошло в присутствии ограниченного числа пришедших. Прозрачный ящик не открывали до самого последнего момента.

Прощальную речь сказал Конбр:

– Людхи Гардрара! Все: вы все людхи теперь.

Сегодня хороним мы двух замечательных людхов, не доживших до победы, в которую вклад их неоценим. Это Лим и Цангл – самый прозорливый философ нашего времени и бывшая примитива. Он первый обнаружил начало неизбежного общего регресса, обусловленного социальным устройством общества Гардрара. Она – первая поняла необходимость для себя родить самой ребенка, кормить его своей грудью, любить и оберегать его. Они стали первыми, любившими друг друга и родивших собственного ребенка, который стал для обоих дороже собственной жизни. Что и доказали, не задумываясь пожертвовав ею, когда своими телами заслонили его от робота-ликвидатора.

Вот лежат они мертвые, и вот он их ребенок: живой, – он протянул руки и взял у Валж маленькую Цангл, которая обняла его за шею.

… – А теперь каждый может подойти перед тем, как мы погребем их, и мысленно попрощаться с ними.

Все подходили для прощания. Лейли стояла дольше всех: смотрела на Цангл, которую полюбила еще на Земле-2. У которой собиралась принять роды, но никак не ожидала снова увидеть её уже неживой.

С удивлением обнаружила, что уже все, кроме неё, отошли от ящика с их телами. Посмотрела на Конбра – тот сказал:

– Сейчас мы все вместе еще раз попрощаемся с ними.

И Лейли запела[3]. В том, что пела, не было надрывного чувства прощальной музыки при погребении павших в последнем бою. Лишь тихая грусть колыбельной спящим последним сном. Спите спокойно, милая добрая Цангл и замечательный, как Лал Старший, Лим: мы не забудем вас.

Все слушали, и у многих катились слезы из глаз. У неё самой, у Валж, у Сиглл. Даже у Конбра, крепко прижавшего к себе маленькую Цангл.

Потом роботы вскрыли ящик, завернули оба тела в один большой кусок белой ткани и опустили в могилу. Конбр отдал Цангл Валж и первый бросил в неё горсть земли. А когда подошла её очередь, она сунула маленькую горсть в ручку девочки и сказала:

– Брось тоже: там твой папа и твоя мама.

И девочка тоже бросила свою горсточку туда, а потом пролепетала:

– Ма-ма.

58

Создать театральную постановку оказалось необыкновенно трудно. Главное, из-за того, что найденное в глубинах архивов Гардрара слишком мало подходило. Не сочли годным и начать с показа «Девы рая»: проблема существования примитивов пока не превалировала над  остротой необходимости восстановления семьи.

Неизбежно было написать пьесу, и этим вплотную занялась Лейли. Неустанно расспрашивала Конбра, который, к сожалению, не мог уделять этому достаточно времени из-за напряженной работы в Комитете координации, который он возглавил. Неожиданную помощь она получила от Александра, тоже немало знал о произошедших на Гардраре событиях и притом, как оказалось, обладавшим литературными способностями.

Затем бесценной оказалась тоже неожиданная просьба Сиглл.

 – Многоуважаемая Лейрлинд, ты так замечательно пела, когда мы хоронили родителей Цангл: у меня до сих пор оно звучит в голове. О, если бы я смогла тоже хоть как-нибудь!

– Хочешь научиться петь?

– Еще бы: очень! Почему мы совсем не поём, как вы: земляне? Или хотя бы как примитивы?

– Они поют?

– Да: я слышала, как пела Валж, укачивая маленькую Цангл. Конечно, не как ты. Просто, повторяя нараспев «А-а-аа» или какие-нибудь слова, которые, наверно, приходят ей в голову. Но, все-таки, поёт. Не думаю, что только она.

Лейли обрадовалась, хоть представила, что научить пению никогда не певшую Сиглл будет очень и очень нелегко. Но с чего-то ведь надо начать возвращение музыки и пения на Гардрар.  А пока хотя бы чтобы Сиглл, которая должна будет играть в спектакле саму себя, смогла в нем петь.

В том, что Валж в не пример Сиглл могла, не учась, петь, она убедилась вскоре. Но потрясло, что это оказалось не «А-а-аа», а точным повторением прощальной мелодии, что пела сама. Без высот вокала, поставленного Лейли педагогами, но без единой фальшивой ноты.

– Ты поёшь?

– Пою: а как же? Мы все поём. Это не такие, как мы, только не поют: не умеют. Они считают себя умными, а сами много чего не умеют. Рожать детей не умеют, грудью кормить их. Еще любить не умеют. А мы умеем.

– А как ты запомнила то, что я пела?

– Не знаю. Только ты очень хорошо пела, мама Марыка: я так не могу.

– Я тебя поучу. У тебя очень хороший музыкальный слух: ты пела так правильно. Скажи мне, а Цангл тоже пела?

– Наверно! Мы же все поем: я ведь говорила тебе.

Поразительно: они, эти гардрарские «неполноценные», примитивы, сохранили то, что утратили как ненужное больше интеллектуалы, мудрые. Конбр об этом и говорил, считая, что и они должны внести свой вклад в создание потомства людхов.

Исполнительница роли Цангл обязательно должна будет петь: музыка глубоко действует на забывших о ней гардрарцев. И может быть, именно Валж станет ею: грим сделает её красивой.

Работу над созданием пьесы прервало важное для всех событие: суд над Децемвиратом. Обвиняемым в тяжелейших преступлениях: проводившемся тотальном уничтожении всех абсолютно «недолюдхов», не знавших страшную правду о своей судьбе; скрытом изготовлении мясных изделий из ликвидированных роботами, делавшее всех людхов, помимо их ведома, каннибалами.

Как и на следствии, большая часть децемвиров валила вину друг на друга. И больше всего на Гроя: единственного, кто продолжал держаться непримиримо. Всё делалось так, как диктовала необходимость дальнейшего продвижения научного и технологического прогресса Гардрара. А для него требовались лишь те, кто превосходил роботов, а не уступавшие им: потому превращавшиеся в ненужных паразитов. И те, которых роботы пока еще не могли заменить.

Да, в процессе непрерывного отбора более способных лишние недолюдхи поэтому ликвидировались. Но так, что не знали наперед об этом: поэтому продолжали спокойно жить и учиться. А мясо ликвированных было просто мясом, как любое другое – и ничем больше. Это всего на всего лишь белок, годный к употреблению в пищу – незачем было превращать его в почву. Всё это не более чем осознанная необходимость, к пониманию которой людхи, наконец, пришли в процессе своего социального развития, освобождаясь, шаг за шагом от отживших представлений и понятий.

Да, он один в течение очень долгого времени принимал на себя всю ответственность за действия, направленные на продолжение сохранения существующего сверхсовершенного  социального строя, на который покусились те, кого сумели совратить атавистические взгляды низшей цивилизации землян. И в случаях необходимости шел вопреки других децемвиров. Первые Мудрецы, Рорв и Погр, были устранены опять же в силу необходимости. Последний, как оказалось, тайно готовил предательство, приведшее к насильственному перевороту, совершенному атавистами: из-за него и произошел трагический крах всего, что достигнуто гением Гардрара.

– Я знаю, что пощады нам не будет, – закончил он свое выступление. – Лично для себя я и не прошу её. Но казнить меня вам, все равно, не удастся: когда мне умереть, я решу сам.

Сотни тысяч голосов мудрых за признание децемвиров невиновными, так как лишь продолжали следовать веками сложившейся социальной системе, утонули в сотнях миллионов требовавших возмездия за безжалостно ликвидированных учащихся. Из них всего незначительная доля за бойкот, вплоть до пожизненного, против проголосовавших за физическое их уничтожение. Опять же подавляющее большинство, составленное гимназистами, против легкой смерти с помощью наркотического газа: за очень древний жестокий вид казни – побиение камнями.

– Ты допустишь это? – спросила Конбра Лейли. – Зачем нужна лишняя жестокость? Неужели не достаточна безболезненная казнь, раз нельзя без неё обойтись совсем?

– К сожалению, она необходима. Один раз я не дал ликвидировать их, и сколько жертв потом это стоило. Они заслужили свою смерть.

– Но таким зверским способом?

– Согласен с тобой, многоуважаемая Лейрлинд, но придется на это пойти. Гимназисты не в состоянии простить, что с ними безжалостно творили: не успокоятся, если так же безжалостно не отплатят им. Понимаешь, они не могут простить. Ведь недаром и твой сын за этот, безусловно зверский, способ их казни: не может забыть, как у него на глазах таких же ребят убивали во множестве роботы-ликвидаторы.

Да, её сын, когда-то такой ласковый, шаловливый ребенок, был неузнаваем, когда казнили децемвиров. Он, суровый ныне командир своей гвардии мальчишек и девчонок, беспрекословно подчинявшихся ему, сам не участвовал в казни, но стоял среди них, готовящихся к ней. Смотрел, не отрываясь, и глаза его точно так же, как и тех, кому досталось произвести казнь, горели ненавистью, а  губы что-то шептали. Она не сразу поняла, что почему-то не на земном языке, а по-гардрарски.

Децемвиров поставили в отрытой яме – восьмерых. Гроя обнаружили мертвым, когда пришли за ним: его положили впереди. И рядом завернутый в пленку полуразложившийся труп Варлха, обнаруженного по запаху между роботов в подземном хранилище.

Первый ряд мстителей взял в руки камни, чтобы метнуть их. И они полетели, сопровождаемые криками:

– За ребят наших! – с перечислением имен тех, именем которых казнили их убийц. Потом обрушил град камней следующий ряд, и так продолжалось, пока уже лежавшие трупы децемвиров не оказались погребены под огромной грудой камней.

А сын её продолжал смотреть. И продолжал что-то беззвучно шептать перекошенными губами.

59

Итак, первый этап, закончившийся победой Децемвирата, позади. Страшно тяжелый, сопровождавшийся невероятно многочисленными жертвами. Завершившийся неожиданной победой почти на краю: перед уже почти неизбежным поражением.

Но следующий, как и ожидал Конбр, был, хоть и бескровным, но не легче первого. Победа над собой, над тем, какими оставались людхи, большая часть которых, учащиеся, была избавлена от угрозы уничтожения, не обещала быть быстрой.

Глобальным голосованием были сразу же отменены отбраковка и всякие номера. Последние – несмотря на сопротивление большей части бывших мудрых.

Изменено было и положение примитивов: в первую очередь прекращено производство на них каких-либо экспериментов. Как на Земле, наложницы и наложники получили полное право отказа от нежелательных им половых контактов – хотя лупанары еще не могли быть ликвидированы.

Сначала мало изменилось лишь положение рожениц, продолжавших свою важную миссию воспроизводства. Но вскоре воспроизводство с их помощью сочли необходимым в отсутствие отбраковки приостановить.

Но необходимо, чтобы оно происходило в семьях: это и было первоочередной задачей гуманистического возрождения. Слишком нелегкой, судя по малочисленности появившихся к моменту победы над Децемвиратом победы. Их образовали исключительно те, кто скрывался до неё в пещерных убежищах. Но из них пока только у Горгла и Сиглл родился ребенок.

Затем агитация семьи медленно стала действовать: семьи стали образовывать и другие. Но далеко не всегда такие семьи были похожи на земные: сексуальные контакты в лупанарах было обычным делом состоящих в браке: как мужа, так и жены. Был не слишком редким распад семьи – даже в которой уже появился ребенок.

Притом людхи резко разделились на тех, кто считал, что в дальнейшем потомство вправе иметь все – как потомки мудрых, так и примитивов, и тех, кто не признавал за последними это право. И вторых было подавляющее большинство – причем не одной семьи, образованной мудрым и примитивой или мудрой и примитивом не появилось. Примера погибших Лима и Цангл оказалось недостаточно: остро требовалось создание хотя бы еще одной подобной семьи.

И Конбр решил больше не откладывать то, что когда-то обещал Лейрлинд: жениться на Валж. То, чему до сих пор еще мешали тщательно скрываемые от себя самого мучительные колебания: была еще какая-то слабая надежда найти другую. Интеллектуальную, которая сможет хорошо понимать его, и в то же время привлекательную внешне и способную дать ласку, которую получал от Валж.

Такую, как она – замечательная земная женщина, мать Марика, с которой общался теперь почти постоянно. Неустанно трудившаяся вместе с ним и теми гардрарцами и землянами, кто составил главный его актив. Переоценить то, что она уже сделала и что продолжает делать, невозможно. Силой театрального искусства она добивалась порой быстрей того, что пытались они словами.

Созданная ею вместе с Александром театральная постановка по написанной ими же пьесе играла огромнейшую роль в пропаганде того, что должно было появиться. Она до сих пор еще продолжает оказывать свое действие на тех, кто уже не один раз смотрит её. Можно сказать, что только благодаря Лейрлинд искусство – музыка, пение, танцы – вошло в жизнь забывших о нем гардрарцев: стало их потребностью.

И еще: как красива она. Как ни одна гардрарская людха: даже наложница. Хочется неотрывно смотреть на неё: огромным усилием он заставляет себя не делать это. Когда-то он сказал ей, что любит в ней свой идеал. Пусть продолжает думать, что только так оно и есть!

Но подобной ей людхи нет ни одной. И слишком нескоро, наверно появится. А Валж: сможет ли он полюбить её? Несмотря на то, что очень к ней привык. На то, что ценит её активную доброту. Даже на то, что способен вместе с Лейрлинд признать её музыкальные способности: прекрасный слух, великолепную музыкальную память, становящийся всё красивей благодаря непрерывным урокам  Лейрлинд голос; её способность выражать в своем пении чувство. Она талантлива: так считает Лейрлинд, и он не может не согласиться с ней.

Но всё это не может заставить его не думать лишь о Лейрлинд. Только об этом ни она, ни кто другой не узнает ни за что на свете: тайную любовь свою унесет он с собой в могилу, когда придет его час. А семью должен образовать с Валж – и немедленно.

Всё-таки, после самой Валж первой придется сказать именно ей – Лейрлинд. Свадьба их должна быть особой, чтобы послужить примером брачного союза мудрого и примитивы. Подготовить её организацию, как и всех предыдущих, как следует не сможет никто: она только.

60

 Лейрлинд и на этот раз превзошла себя: все смотрели эту свадьбу, небывалую – мудрого и примитивы. Все абсолютно: даже те, кто был предубежден против такого союза – и они не могли не смотреть.

Как все предыдущие, проходила на той самой поляне, где под раскидистым деревом покоились первые гардрарские супруги – Лим и Цангл. Там, над могилой их, всегда произносились клятвы любви вступающими в брак. Но еще длинней были столы для многочисленных гостей, еще больше цветов на них; громко звучала музыка, впервые в живую исполняемая самым первым гардрарским оркестром, которым пока еще дирижировал землянин, обучивший игре на некоторых инструментах.

Валж никогда не забыть, как её, одетую в белое платье, подвел к могиле родителей их Цангл, которую он взял на руки, чтобы произнести слова, которые она уже могла понять:

– Светлой памятью Цангл и Лима, не пожалевших жизни ради своего ребенка, обещаю быть вместе с Валж всю жизнь! Любить и беречь её! Продолжить нашу любовь в рождении детей!

А теперь я хочу сказать следующее. Знаю, что не все пока одобряют наш союз. Из-за опасения, что потомство считавшего «мудрым» и «примитивы» наверняка будет в отношении своих способностей уступать потомству «мудрых» и людха, и людхи. Но обязательно ли?

Здесь присутствуют наши друзья-земляне. Но кто один из них: отец нашего Маркда – Ларлд? Его отцом является гениальный земной математик Дангкх, прошедший «обновление», дающее вторую жизнь, когда голова его была пересажена на тело молодого «неполноценного» донора-смертника, земного «примитива». Передавшего с этим телом и какие-то гены потомству Дангха: Ларлду и его сестре, внешне похожей на того «примитива».

Едва ли кто-то сможет усомниться в высоких способностях Ларлда. По свидетельству всех, знавших его сестру, то же можно сказать и о ней, ставшей ученой-генетиком. А следующее поколение Дангкха: наш Маркд?

Так почему не поверить в то, что появление потомства «мудрых» и «примитивных» не приведет к деградации способностей людхов? «Примитивные», якобы полностью умственно вырожденные, своими генами восполнят то, что утрачено «мудрыми»: чувство и физическую красоту. А «мудрые» передадут свои способности. Верю, что таким и окажется будущее наше потомство с Валж.

Как и потомство незабвенных Лима и Цангл, ставшее нашей дочерью: в ней не заметно, что в чем-то отстает от детей своего возраста из потомства исключительно «мудрых», – он передал Цангл Валж и сказал: – Ты теперь.

И она сама тоже прочитала, добавляя что-то:

– Светлой памятью Цангл и Лима, не пожалевших жизни ради своего ребенка, обещаю быть вместе с моим Конбром всю жизнь! Любить и беречь его! Продолжить нашу любовь в рождении детей! – и дальше уже от себя:

– Я ведь давно его люблю, моего Конбра: мы-то, роженицы, хоть и не такие умные, как «мудрые», любить умеем. И я рожу ему наших детей – много: это будут его дети. Потому что без всякой операции, а как другие теперь: соитием с ним.

Я еще не знаю, что это, но думаю, что что-то очень хорошее, раз от этого тоже родятся дети. Конбр, наверно, теперь мне объяснит и покажет, чтобы я знала что это,  и потом родила нам нашего ребенка, которого я вместе с ним стану любить, и который  будет любить нас обоих. Я буду кормить его своей грудью и петь ему, чтобы он заснул, вот такую песню[4].

Она запела, и Цангл у неё на руках, положив голову ей на плечо, уснула. Осторожно, чтобы не разбудить, повернулась к своему Конбру и крепко прижала губы к его губам. Потом отдала спящую дочь Сиглл, чтобы та унесла её в дом.

Много еще запомнилось Валж: того, что не было на других свадьбах до этого. Больше, чем на них пела Лейрлинд. Пели хором земляне, и к ним присоединились многие людхи. Гвардейцы Марыка вместе с ним, положив руки друг другу на плечи, хороводом медленно пошли в танце[5] вокруг «командира Конбра» и «мамы Валж».

Но почему-то с волнением ждала окончания её, когда очутится лежащей рядом со своим Конбром – уже женой его.

…Это не походило ни на что, испытывавшееся до слияния с ним: невиданная наполненность осуществлением желания, непонятно почему вдруг возникавшего раньше благодаря получению более острой пищи незадолго перед «операцией», после которой начиналась беременность. Только совсем не так: тогда для необходимого расслабления ей вставляли вибратор, удовлетворявший желание.

Но теперь она не принимала никаких таблеток, даваемых врачом, и ела то, что сама хотела: желание иногда приходило. Появилось и сегодня, когда крепко прижались они на свадьбе с Конбром губами, и вновь возникло, когда уже были одни, и он обнял её и снова прижал губы к её губам. И было высшее счастье ощущать его внутри себя.

– Это и есть соитие? – тихо спросила потом.

– Ну, да. Оно самое.

– И теперь будет ребенок?

– Наверно. Но, может быть, не сразу: после нескольких.

… Она чувствовала, что любит его еще сильней: мужа уже своего. Крепче его обняла перед тем, как заснуть.