Часть V:     ПРОВОКАЦИЯ

 

39

 

Ракетоплан летел к горам, в которых были их убежища.

– Устал? – спросил Конбр полулежащего в своем кресле Горгла.

– Ну, да. Всё ж время пришлось быть начеку: не ужалят ли в любой момент эти серпы[1]. Но больше одного раза не посмели: боялись. А ты разве не устал? Такие речи произнёс.

– Ты тоже: горжусь. Будем показывать их записи учащимся. Кстати, ты сумел принять и записать всё, что транслировалось?

– Да: помех не было. А что?

– Хочу прослушать речь Погра: что-то беспокоит меня.

…– Повтори-ка еще раз это, – сказал он, когда прослушали произнесенное Погром:

«Молодые не способны и ко многому другому. В первую очередь, к самодисциплине: кто справится с разрушительным их действиям, если они выйдут из-под контроля даже Конбра, надеющегося возглавить их? И что тогда? Не сдерживаемые никем, они нанесут всему – науке, производству, самому образованию – непоправимый ущерб».

Насторожился и Горгл:

– Не намёк ли на то, что они рассчитывают на это? Что тогда мы не будем едины, и с нами можно будет справиться? Ты об этом сейчас подумал, командир Конбр?

– Да. И не только. Это удобный повод для срыва голосования: наши требования для них неприемлемы – они их ни за что не примут.

– Это понятно. Значит…

– Значит, надо не откладывая разослать наши группы по всем учебным центрам. Путь следят непрерывно и предотвращают возможные попытки броситься мстить мудрым и педагогам.

– Прямо сейчас?

– Немедленно: это самое опасное. Радируй.

– Сигнал 21.

– Правильно: предотвращение актов мести, выполнение – сразу.

­– Отправил. А мы что будем делать?

– А нам с тобой положен отдых: заработали. И нас там ждут: Сиглл и моя дочка.

– Валж тоже ждет тебя.  

…Но их опередили.

 

В убежище их, и правда, ждали с нетерпением. Хотя и немногие: только те, кто не отправился патрулировать учебные центры – Сиглл, Валж, Маркд и дежурная охрана.

К счастью, рассказывать ничего не требовалось. Трансляцию суда все находившиеся в убежищах видели: установив в отдалении от них приемные антенны, от которых протянули кабели. Поэтому можно было пойти обоим отдыхать.

И Сиглл сразу увела Горгла в их комнату, Конбр последовал за Валж в свою.

 

Она обняла его сразу, как только дверь задвинулась. Прижалась и долго не отпускала.

– Пусти, – наконец сказал он. – Я уже есть захотел.

– Ой, прости: я об этом не подумала. Сейчас, – стала вызвать она робота с ужином.

Потом, пока он ел, молча сидела напротив и неотрывно на него смотрела. А он не торопился: устал неимоверно – медленно откусывал и не сразу проглатывал, наслаждаясь вкусом мяса молодого суса.

Только когда он насытился, она придвинулась к нему, снова обняла.

– Вы разве совсем не ели: даже после суда?

– Просто еще не лезло. А сейчас я и парльсинчик пососать не откажусь.

– Тебя, что, не удивляет, что я здесь, а не улетела вместе с остальными?

– Нет. А почему меня это должно удивлять? Впрочем, я уже плохо соображаю: прости. Ну, наверно, оставили в охране: да?

– Нет: другое совсем. Хочешь знать, почему?

– Еще бы!

– Потому что у меня менструация вовремя не началась. Не поняла, почему, но Валж, когда ей сказала, ощупала меня и потом сказала, что я беременна. Она, оказывается, столько знает, эта примитива Валж. Еще и сказала об этом, когда группы после вашей радиограммы собирались, чтобы улететь патрулировать. Представляешь: кричала, что мне надо теперь быть осторожной, а то ребенок может родиться плохой. Мы все не понимаем, а она понимает и без доктора: не одного уже родила. Что не пустит меня. Вот такая она, наша Валж!

– Наша?

– Конечно. Хорошая она, добрая. Сказала, что будет смотреть за мной, чтобы я, совсем ничего не зная, не делала, что нельзя. И что роды примет.

– Значит, нас будет трое? Да, Сиглленыш?

– Ну, да. И мы все будем любить друг друга: так говорила Цангл.

– Конечно: он уже не будет знать то, через что мы с тобой прошли. Пусть только родится: ты слушайся Валж, Сиглленок!

– И ты береги себя. Как я испугалась, когда робот-убийца летел на тебя!

– Ерунда. Нажал кнопку, и он сдох. Командир – гений, всё-таки: такие излучатели создал. Ты видела ведь: они чуть в штаны свои экскременты со страху не вывалили.

– Знаю, ты у меня храбрый. Наверно, другого я бы и полюбить не смогла бы. – Откуда ей было знать, что повторила она слова земной женщины Малгхи, родившей ребенка своему мужу, бунтарю Александру.

 

Конбр, уставший не меньше Горгла, так же неторопливо откусывал и потом проглатывал мясо. Совсем другое, чем ел Горгл: боса[2], а не суса – к тому он питал какое-то непонятное отвращение. Смотрел, как сидящая напротив Валж кормит грудью маленькую дочь, и умиротворение смывало возбуждение сегодняшнего дня.

– Она не плакала? – спросил он, проглотив кусок.

– Нет: зачем ей плакать – я же рядом. Ведь никто не забирает её у меня: не увозит. Хорошо это! Там всегда забирали и следующий раз привозили кормить другого ребенка.

– А которого ты родила,  больше не привозили?

– Иногда привозили: да. Иногда нет: совсем. Маленькие быстро меняются, но своего я обязательно узнавала.

– Как?

– Узнавала почему-то. Чувствовала, что мой.

– Ты их любила?

– А как их можно не любить, маленьких? Всех: и своих, и других. Роженица с ними долго: вынашивает сначала; кормит, когда родит; потом снова вынашивает и снова кормит.

– И ухаживает?

– Другие: которые уже вынашивать и рожать не могут, старые – они. Роботы больше, но они ведь не приласкают. Да: плохо. Хорошо сейчас.

– Здесь?

– Здесь: с ней. И с тобой. Её никуда у меня не забирают. Если заплачет, на руки возьму, поговорю с ней. Я её люблю. Тебя тоже: ты её отец. А я её мать теперь, да? Я тебе сама потом еще рожу: как Сиглл скоро Горглу своему – она мне сказала, как можно без операции. Соитием, сказала: а что это не сказала – я ведь не знаю. А ты знаешь?

– Да, знаю.

– Покажешь?

– Объясню. Не сейчас. Потом.

– Ладно. Только лучше покажи: понять мне легче.

– Так говоришь, Сиглл беременна?

– Вы тут никто ничего не понимает: она тоже. Я только. У неё задержка кровей была ведь.

– Только из-за этого бывает?

– Такая большая? Я что: не знаю? А она совсем ничего не знает и не понимает. Собралась лететь куда-то: разве ей можно? Нельзя: я и не дала. Ничего не дам ей делать, если не то захочет.

– Вот ты какая! Молодец!

 

Разговор прервал сигнал вызова. На экранчике радиобраслета появился Маркд: сильно возбужденный.

– Командир, только что поступил сигнал от седьмой группы: гимназисты четыреста пятой гимназии на острове Ваардар захватили своего педагога, заставили его вызвать ракетопланы и полетели в Город Мудрости. Грозились припомнить мудрым их отбраковку с ликвидацией. Так сказали оставшиеся там, избитые почему-то.

– Сообщи Горглу: пусть готовится к экстренному вылету. Сообщи и Варлху: пусть пришлет двойной комплект роботов. Выполняй!

– Я полечу с вами, командир.

– Ни в коем случае! Остаешься в убежище.

– Командир, меня они скорей послушаются. Тебя они еще не знают, Горгл старше их. А я как раз почти их ровесник.

– Ты землянин. И выглядишь из-за своей  мускулатуры старше.

– Так и хорошо, что землянин: им интересней меня слушать. Вот увидишь. Возьми с собой: не пожалеешь.

– Я обещал твоей матери…

– Но я внук Дангкха: я должен сейчас быть с вами там.

– Командир Конбр, он прав: он сумеет лучше нас, – сказал появившийся без стука в дверь Горгл. – Я сам обеспечу его безопасность: отдам ему свой аппарат. Он сможет в случае необходимости включить защитное поле: против их камней это вполне достаточно.

И под их напором Конбр вынужден был согласиться.

 

40

 

Посадив ракетоплан на аэродроме города Мудрости, взмыли вверх на пристяжных вертолетах и как могли быстро полетели туда, откуда далеко доносился приглушенный расстоянием гул. Он становился всё громче по мере приближения.

Наконец, с высоты стала видна многочисленная толпа, заполнившая площадь. В центре её,  на свободном от неё пятачке несколько детских фигур, окруживших взрослого.

Снизившись, увидели, что творилось: они яростно избивали его. Еще один взрослый лежал рядом на траве, другой стоял на коленях.

– Остановитесь немедленно, – крикнул Конбр. Усиленный громкоговорителем голос заставил гимназистов поднять головы; избиение тоже прекратили чуть позже. Но кто-то вдруг крикнул:

– Да пошли они: кто это еще такие? – и избиение возобновилось.

– Спускайтесь сюда: вам тоже от нас достанется! – и град камней взметнулся над толпой. Пришлось включить защитные поля. Отскакивая, камни падали обратно на головы гимназистов: уже немало детских тел тоже оказалось лежащими неподвижно.

– Прекратите сейчас же! Опомнитесь! – продолжал кричать Конбр.

– Да ты кто такой, чтобы продолжать указывать нам? – ответил чей-то голос.

– Я Конбр.

– Не знаем такого. Ты мудрый? Так спускайся: мы ждем. Прикончим еще одного мудрого убийцу нас, – орали внизу, сопровождая слова непристойными жестами.

– Ты был прав: нас они не станут слушать. Наступила твоя очередь, – сказал Горгл, прикрепляя свой аппарат на пояс Маркда.

– Прошу тебя, Марик, не спускайся слишком низко: камни, летящие с большой скоростью, могут пробить защитное поле, – успел сделать предупреждение Конбр, но Марк вопреки ему сделал это.

– Эй, засранцы и засранки: слушайте сюда! – обратился он к задравшим головы гимназистам на понятном им языке. – Кончайте лупить, а не то я вас сверху обдрищу.

– А слабо! – ответили снизу в тон ему. – Нас много – ты один: говна у тебя на всех нас не хватит.

– Ладно: кончайте базар – есть разговор. Усекли?

Похоже, да: потому что избиение прекратилось.

– Да ты кто такой? Вроде не гимназист уже.

– Угадали: лицеист.

– Не врёшь?

– Оно мне надо?

– Проскочил, значит, отбраковку.

– А у нас её и нет – совсем.

– Заливаешь! Где это у вас?

– На Земле: слыхали о такой.

– Ну. А чем докажешь?

– Сейчас, – и он спустился уже совсем. Открыл рот:

– Ну, что: видели?

– Правда: кусачки какие-то, а не кусачие скобки. Надо же! – удивились ближайшие к нему гимназисты. – Не врёт, оказывается, – и их слова сразу стали передаваться дальше.

– Давай, землянин, говори: послушаем.

– Меня зовут Маркд. Я прилетел с Зрыыра с другими землянами и сосланными туда гардрарцами. Конбр был координатором на Зрыыре: он узнал, что на Земле тоже была, но уже больше нет никакой отбраковки. И он захотел, чтобы и на Гардраре не стало её. Совсем. Потому что знал, что отбракованных на Гардраре потом убивают.

Все гардрарцы на Зрыыре ненавидели Децемвират, сославший их туда. Они решили вернуться сюда, чтобы свергнуть его, и лишь немногие хотели, как Конбр, уничтожить отбраковку.

Он уговорил нас доставить их на Гардрар. Я тоже знал – от него – про убийство отбракованных, и рассказал ему, – показал он на Горгла, уже стоявшего рядом с ним, – универсанту Горглу. Он другим: универсантам и студентам. А они дальше: коллегиантам, затем лицеистам. А потом уже вам. За это Конбра судили сегодня, чтобы приговорить к смерти.

Я сказал всё, и теперь хочу, чтобы вы послушали его, нашего командира в борьбе за уничтожение отбраковки.

– Хорошо, землянин: мы согласны. Послушаем, что он нам скажет.

 

– Ребята, гимназисты: мальчишки и девчонки.

Когда меня судили сегодня, обвинитель среди прочего сказал и такое:

«Молодые не способны к самодисциплине: кто справится с разрушительными их действиями, если они выйдут из-под контроля даже Конбра, надеющегося возглавить их? И что тогда? Не сдерживаемые никем, они нанесут всему – науке, производству, самому образованию – непоправимый ущерб».

Сегодня же это почему-то и произошло. Что вы сделали с тем, кто лежит: он жив?

– Нет. Его добили, когда он уже свалился.

– Больше никого не убили?

– Не успели. Хотели, как можно больше. Чего даром потом умирать!

– Вы уже знали про уничтожение, если вас кого-то отбракуют?

– Мы как раз дослушивали то, что было на данном нам чипе.

– Не понял.

– Ну, когда появился вот он, – показали на того, который стоял рядом с избиваемым: лицо его было куском кровавого мяса. – Он наш педагог: доставалось нам от него так еще! А тут: мы не успели выключить компьютер, когда он ворвался – услышал последние слова. Заорал, как бешенный, потом бить нас начал – хуже, чем всегда.

Ну, и мы решили: раз нас, всё равно, не всех в живых оставят, то чего его дальше бояться – прикончим гада. Стали сами бить его. Убили бы, но он спросил «За что меня-то: что я один только виноват?». И кто-то еще спросил: а правда, почему только его? Сказали ему тогда, что не убьем, если вызовет ракетопланы, чтобы сюда прилететь да расплатиться с мудрыми гадами за всё.

Он был рад и такому: согласился сразу. А здесь, только успели начать, как вы появились.

– И кого вы били? Почему именно их?

– Другие мудрые при нас на пристяжках улетели: может, только в кого-нибудь смогли попасть камнями. А эти их и одеть не успели: мы их окружили. Начали со страху заправлять мозги, что, мол, тоже против отбраковки и что про ликвидацию после неё и не знали. Ну, да: так мы и поверили!

– И расправились с ними: с одним насмерть. А если они вам правду говорили? Ведь действительно, не все мудрые знали это. Эти двое, скорей всего, как и вы, только сегодня узнали о ликвидации отбракованных: слушая трансляцию суда надо мной. Дайте мне разобраться и с ними, и с вашим педагогом. Помогите отвести их туда, – показал он на один из полуразрушенных домов с края площади. – Труп тоже туда отнесите.

– Землянин только пусть тут с нами останется.

– А не тронете его?

– Ты что: он свой. Хотим поговорить с ним: верим ему.

Они полу понесли, полу поволокли труп убитого следом за Конбром и Горглом. За ними, уже бережно поддерживая, вели второго мудрого. Педагога – подталкивая пинками.

 

– Ты явно спровоцировал ребят на то, что они натворили. Кто поручил тебе сделать это? – сразу начал допрос с педагога: в свете имевшихся подозрений произошедшее – именно сегодня – не могло быть случайным.

– Что ты, достопочтенный: и в мыслях того у меня не было, что такое начнется. Ну, погорячился я, когда узнал, чем они занимались. И только: больше ж ничего.

– Откуда узнал?

– От одной гимназистки моей: из тех, на кого я мог положиться.

– Ябедников?

– Можно и так. Спешно пришел, а они смотрят в зале компьютер: про то, что им знать не положено. Рассердился, конечно: стукнул в воспитательных целях того, другого. А они вдруг на меня набросились.

– А ты своим вопросом подтолкнул ребят на то, что надо убить всех мудрых. Так?

– Да нет же, достопочтенный. Только чтобы не убили меня совсем.

– Хочешь жить?

– А как же: кто не хочет?

– А они не должны хотеть?

– Так это ж разве я придумал?

– Короче: хочешь жить – выложишь правду. Нет: отдам обратно ребятам – а дальше их дело. Выбирай – сразу: я ждать не стану. Считаю до трёх. Раз…

И педагог-провокатор не стал дожидаться и счета «два» – закричал:

– Скажу, скажу: всё, всё скажу – только не отдавай им, зверёнышам. Не отдавай!

– Признаешь, что спровоцировал их?

– Признаю: делал, как велели.

– Кто?

– Он: Грой сам. Сказал: если сделаю, стану даже не полумудрым, а полным им. А если откажусь, то уж придется сделать со мной то, что с детьми, которых отбраковываю.

– А ты не знал, что?

– Нам про это не говорят.

– Ну, да: для вашего спокойствия. Лишь мудрые имеют право знать: если только их оно интересует. И ты, конечно, с радостью согласился. Как же: из всего лишь четверть мудрого вдруг стать полным. Такая редчайшая возможность может быть только раз.

– Так жить ведь хотелось. А тут хоть какая-то надежда, что не убьют меня соп… мальчики и девочки. А тогда…

– Вот теперь верю. Живи. Но только потом придется тебе повторить, что сказал, всем. Будем беречь тебя только для этого.

 

Горгл, периодически выходивший проверить, не грозит ли что Маркду, вернулся и сообщил, что там всё в полном порядке. Гимназисты сидят кольцом на траве, а в середине Маркд вправляет им мозги, объясняя, что  только сдуру можно было натворить такое. И они не обижаются: соглашаются с ним.

– Он был прав: без него мы бы тут не обошлись.

– Наверно, – вынужден был согласиться Конбр.

Педагог уже валялся на полу. Плечи его вздрагивали: он беззвучно рыдал. Лопнула затаенная мечта его: стать полным, настоящим мудрым. Заняться научным трудом, заслужить номер: перестать всю жизнь чувствовать себя неудачником. Ради этого согласился он на неожиданное предложение, даже сознавая опасность быть не только избитым, что и пришлось вытерпеть, но даже убитым. Тем более, Грой наверняка ликвидировал бы, если б отказался: с таким не шутят.

Не обращая больше на него внимания, Конбр подошел к бессильно полулежащему тоже на полу мудрому, которого ему, а вернее Маркду, удалось спасти. Наклонился над ним:

– Многоуважаемый, ты в состоянии со мной говорить?

Тот ответил, прерывая слова тяжелыми стонами:

– Если надо.

– Необходимо. Но если тебе слишком трудно…

– Даже если трудно.

– Тогда скажи, кто тот, кого убили.

– Грикх… Он математик …гениальный … по настоящему … не дутый … как некоторые… даже в первой … элитной группе. Но мы … и он, и я … были в последней, … потому что … у нас похищали авторство … кто только мог. Подожди, … помоги мне сесть … будет легче говорить.

Конбр вместе с Горглом усадили его, и он смог заговорить почти без перерывов.

– Вы, действительно, не успели улететь с другими?

– Мы не собирались улетать в отличие от них.

– Почему?

– Смотрели трансляцию суда сегодня, слушали ваши речи. Узнали, к стыду своему только сегодня, про постоянные убийства отбракованных учащихся. После этого Грикх отказался бежать отсюда, когда всех предупредили о несущейся с аэродрома толпе гимназистов, крушащих по дороге всё, что можно.

Смог и меня уговорить, что мы скажем, что тоже возмущены тем, что творится. Что мы с ними – кого так безжалостно убивают: вместе присоединимся к тебе, чтобы бороться за то, чтобы отбраковки этой не стало. А они, конечно, нас слушать не стали: никакой веры мудрым – все они такие. И вот: Грикха убили, меня – если бы не вы – тоже едва не успели. А ведь мы… Мы собирались, … а теперь он … Какими же мы оказались наивными!

– И теперь ты уже это не сделаешь никогда? А их возненавидел?

– Кого? Этих несчастных детей, обезумевших от страшного известия, что их жизнь ничего не стоит? Можно ли было ожидать, что они смогут сразу понять, что и мудрые могут быть разными? Тем более, когда их умышленно спровоцировали?

– Как: ты не винишь их?

– А мы не виноваты? Именно тем, что никогда и не думали, куда исчезали постепенно многие, с кем мы учились – а их тем временем убивали и убивали. Ведь мы же не насекомые общественные – мирмексы[3] или аписы[4] –  где ставших ненужными особей убивают для пользы сообщества. Поэтому я, всё-таки, присоединюсь к тебе: даже в память Грикха. Будут и другие: вот увидишь. Не все мудрые такие, какими их считают несчастные учащиеся.

 

– Ты…

Он не смог дальше договорить: в дом влетела гимназистка – с криком:

– Землянин вас зовет немедленно: какие-то роботы появились со всех сторон. – И Конбр, а за ним Горгл спешно выскочили из дома.

Гимназисты уже стояли на ногах, глядя на стремительно приближающихся роботов. Маркд висел на вертолете над их толпой.

Конбр и Горгл уселись в сёдла и прицепили свои. Взлетели тоже и сразу поняли, что это не те роботы, которые должен был срочно прислать Варлх.

– Не наши: присланные против гимназистов. Срочно забирай у Маркда аппарат: надо успеть их парализовать.

Но роботы уже приблизились, и толпа начала отступать перед ними, давя друг друга и тех, кто ранее лежал на земле, оглушенных упавшими вниз камнями, которыми они швыряли вверх в Конбра. Конбр ударил излучением, Горгл присоединился почти тут же, но пока они поражали  одного за другим уже приблизившихся вплотную роботов, некоторые из них успели врезать в сбившуюся толпу, поражая попадавшихся на своем пути лучом лазера, оставляя за собой просеку, покрытую детскими трупами.

Из дома высунулся педагог, с надеждой смотря на смертоносную работу их. И тут же скрылся, когда Конбр парализовал последнего.

 

Картина была страшная: почти половина детей недвижимо лежали на земле – подавленные в панике или раздавленные ногами отступавших перед роботами, убитые лазерным лучом, насмерть сбитые. А в небе появились летящие с аэродрома вертолеты седьмой патрульной группы: от четыреста пятой гимназии на острове Ваардар путь был слишком далеким.

Зато роботы, которые должен был срочно выслать Варлх, могли появиться уже давно: раньше присланных Комитетом координации или кем-то еще для подавления ими же спровоцированного бунта гимназистов. И тогда исход  сейчас был другим. Но они так и не появились. Почему?

 

41

 

Дети больше не напоминали тех буйных громил, готовых мстить всем без разбора за свои обиды. Бледные, напуганные, тихие – нередко и заплаканные.

Конбр велел рассовать их по убежищам: в одном поместить всех было невозможно. Но в первую очередь отправил в первое убежище крепко избитого мудрого, имя которого так и не успел узнать. Туда же и педагога, связанного на всякий случай. Сам же вместе с Горглом полетел в пещеру, где прятали роботов и должен был находиться Варлх.

– Не поврежден ли случайно кабель от антенны? – предположил Горгл.

– Он ведь прикопан. Что-то другое: совсем непонятное.

– Вместе с роботами мы бы успели остановить их: не погибло бы столько гимназистов.

– Надо будет забрать их труппы: похоронить – как рассказали земляне. И мудрого погибшего, Грикха, тоже.

 – Пошлем роботов: заберут.

 

То, что обнаружили, было слишком неожиданным. Пещера выглядела страшно: отключенная защита, как будто взрывом развороченный жилой блок, и в нем лежащие без признаков жизни несколько студентов из охраны. Варлха среди них не было.

Не оказалось и роботов, заполнявших пещеру до самого конца. Пройдя её и не обнаружив ни одного, они вернулись к жилому блоку.

– Ничего не понимаю: как удалось пробить защиту? – вслух подумал Конбр. – Неужели кто-то мог отключить её?

– Да … а, – вдруг еле слышно простонал лежавший ничком один из студентов: он был еще жив. – Да … а. Варлх … отключил … когда … стал роботов … отправлять. А потом … О-о-о!

Они перевернули его на спину, и он спешно заговорил:

– Я сам слышал… Ты велел ему … отправить в город Мудрости … два комплекта … и он отключил защиту … стал их выпускать наружу. Усмехался … Я … слышал, … он сказал … «Не дождетесь, … атависты: … к Децемвирату … они уйдут … Раздавим вас … без ваших роботов … всех до единого … ». Потом … перестрелял нас … из лучевого пистолета.

– И куда их отправил, не говорил он? 

– Гово … рил … – уже совсем неслышно прошептал студент, и вдруг изо рта у него хлынула кровь. Голова его откинулась набок, глаза застыли.

– Не успел.

 

– Что будем делать, командир Конбр? Разве без наших роботов мы уже совсем бессильны? А наши аппараты? Ведь ими можно справиться с любым количеством их роботов.

– Но пока будем парализовать их поодиночке, еще двигающиеся будут продолжать убивать. Как сегодня: видел сам.

– Видел, – Горгл задумался. Потом спросил: – Они теперь смогут использовать роботы, о которых ты мне говорил: оснащенные такими аппаратами, как у нас с тобой?

– Только если, к нашему несчастью, сумеют активизировать их. Пока это могу только я. Хорошо хоть, не успел ознакомить Варлха, как это делать: так что есть какой-то шанс у нас. Иначе дело было бы слишком плохо. Правда, я могу воздействовать на такие роботы, если они пустят их против нас.

– Правда? Как?

– Этими же нашими аппаратами. Если послать сигнал с них, робот станет выполнять лишь мои команды. Только сигнал может воздействовать на довольно коротком расстоянии. Можно погибнуть раньше, чем успеешь повернуть его против них. Именно поэтому придется найти, где они находятся: понимаешь?

– Конечно. Но ты всё время говоришь: они, против них. Почему не Комитет, не против Комитета? Разве кто-то еще?

– Бедный парень успел повторить слова Варлха: «К Децемвирату они уйдут». Так что допускаю, что бывший Децемвират и есть они.

А теперь – домой: время не терпит. Надо срочно оповестить всех остальных, чтобы защиту не отключали, и кто-то постоянно бодрствовал: в любой момент возможны нападения на наши убежища.

По дороге Горгл предложил забрать хотя бы вражеские роботы, оставшиеся парализованными. Можно будет их переналадить и использовать: так ведь они уже делали. Будет и у них что-то, всё-таки.

Но Конбр запретил: это мало что даст. Подвергать себя из-за этого несомненной опасности, поэтому не стоит.

– Я не могу тобой теперь рисковать понапрасну.

– Всё равно, ведь придется.

– Да, но … После этого … Теперь мне уже будет трудно верить всем безоглядно. Только тебе, Сиглл, Маркду. Варлх предал, а может быть, даже и не предал, а был тайным врагом: кто может еще?

Ты только еще будешь знать, как активизировать наши роботы: те, что оснащены такими аппаратами. Сможешь сделать это, если меня не станет.

– Надо найти их сначала. Но нас теперь столько: неужели не найдем?

– Да: нас много – очень. А их – мало, но за ними все имеющиеся на Гардраре роботы.

– Роботов можно будет захватывать.

– А людхов – будут убивать.

– Но их и сейчас убивают. И будут дальше убивать, если не победить: несмотря ни на что. Так что пусть лучше погибают в борьбе: это сможет приблизить победу. Хоть погибнут не напрасно.

– Да: другого не дано.

 

Марк по просьбе Конбра разослал по всем убежищам оповещение принять меры повышенной настороженности. Закончив, стал связываться с патрульными группами, сообщая о предательстве Варлха и угоне им всех роботов.

В ответ от них получил сообщения, что он помимо этого еще и не дал им ни одного робота. Говорил, что уже направил к каждому месту патрулирования указанное количество их: они так и не появились.

– Сиглл в курсе произошедшего там? – спросил его Конбр после того, как выслушал эту еще одну безрадостную новость.

– Она же беременная: ей нельзя волноваться. Сказал, что они успели избить до нашего появления мудрого, пытавшегося уговорить их. Но что меня послушались быстро, когда я начал говорить их выражениями. По-моему, она поверила: ребят мы сюда не привели.

– Так и надо было: правильно. Иди-ка спать: завтра может быть не менее трудный день. И ты тоже, – сказал он и Горглу.

– А ты, командир?

– Я попозже: чувствую, что не смогу еще заснуть.

 

42

 

Но как-то отдохнуть было необходимо. Он зашел в свою комнату, посмотреть на ребенка, спящего рядом с еще бодрствующей Валж. Постоял, глядя на него, но это ненадолго помогло отвлечься от мрачных впечатлений сегодняшнего дня.

Вышел и пошел проведать избитого гимназистами мудрого, с которым не удалось закончить разговор: его прервало появление чужих роботов. Тот не спал, но лежал с закрытыми глазами, изредка постанывая.

– Как ты себя чувствуешь, многоуважаемый? – спросил Конбр, присаживаясь рядом.

– А, это ты: мой спаситель? – он открыл глаза. – Боюсь, что недостаточно хорошо, чтобы продолжить разговор с тобой завтра. Поэтому продолжим сейчас, если можно.

– Если ты в состоянии.

– Пока – да: дальше – не знаю. Ты имеешь время?

– Да. И я слушаю тебя.

– Ты помнишь, я сказал, что дети нам не поверили, что и мудрые тоже разные? А это так: ты же и сам мудрый. И мы – Грикх, я и еще шесть – не были, как почти все другие мудрые. Нас было мало – восемь всего, но не восемь одиночек: составляли единое целое. Еще с математического института.

Нам претило многое в других мудрых: гонка за личным успехом с целью завоевания более высокого номера вместо стремления докопаться до истины, обнаружить что-то стоящее. Мы не признавали поэтому сокрытие друг от друга не только своих результатов, но и мыслей. Постоянно обменивались ими, вместе обсуждали и спорили: если бы ты знал, как мы спорили! Нам ничуть не мешало, что кто-то превосходит нас, но не кичились, если сами в чем-то опережали других: это было слишком неважно. Еще мы собирались регистрировать все наши научные достижения на имя всей группы.

Для нас оказалось страшным открытием то, что узнали из твоей речи на суде: мы твердо встали на твою сторону. Я уверен, что есть и еще такие, как мы – но нам они неизвестны. Наверно их, всё-таки, очень мало.

А большинство остальных мудрых это просто не интересует. Боюсь, тем не менее, они предпочтут проголосовать против тебя: лишь бы сохранить своё  привычное удобное положение. Но и активно участвовать против тебя не станут, препоручив это идейным твоим врагам – убежденным сторонникам того, что лишь превосходящий современного робота имеет право жить. Этих тоже не так много.

– А в их распоряжении миллиарды роботов. И им мы можем противопоставить лишь около 45 миллионов учащихся.

– Но эта система обречена внутренне: заменой научного интереса тщеславным стремлением к успеху – любой ценой. Это было нам ясно еще до твоего выступления. Регресс ведь уже начался.

– Это ваши собственные мысли или …

– Об этом давно написал твой погибший друг – Лим. Но мне становится трудно говорить.

– Ты устал: отдохни, поспи.

– Нет: это не усталость. А заснуть я могу навсегда, поэтому мне надо успеть дать тебе позывные моих шести друзей. Они на чипе в моем радиобраслете: возьмёшь его, если меня не станет: сможешь связаться с ними.

– Очень хотелось бы, чтобы ты выжил. Понимаю, что для этого подходит оборудованный госпиталь, а не пещера, где даже нет врача.

– Не уверен, что в госпитале мне спасут жизнь, а не отправят на тот свет, чтобы увеличить количество жертв гимназистов под воздействием на них атавистических идей.

– Прости, но я кое-что вспомнил: мне надо идти, – внезапно поднялся Конбр.

 

Как раньше он не подумал об этом! Ведь среди скрывавшихся в пещерах были и студенты-медики. Надо срочно найти их в списках: вызвать сюда. Врачебными роботами убежище оборудовано: диагнозы поставлены, пострадавший лежит под капельницей, и лекарства и обезболивающее непрерывно поступают в кровь. Но без проведения хирургической операции, более сложной, чем может робот, он едва ли останется жить.

И Конбр бросился к компьютеру, открыл списки и ввел поиск студентов-медиков, способных оперировать. Вызвал нужное количество их, чтобы прибыли как можно скорей.

Дождался их прибытия. Потом сидел и ждал до самого окончания операции. Вышедший после неё студент сказал:

– Сделали всё: теперь будет жить. – И тогда только Конбр почувствовал, что спать хочет неодолимо.

Ложе его оказалось занятым Валж, но оставалось еще достаточно места для него. И он, уже не имея сил раздеться, лёг в чем был поверх электроодеяла рядом с ней. Она, не просыпаясь, придвинулась к нему. И оттого ему стало теплей, и он заснул – мгновенно.


 

[1] От serpents – змеи (лат.)

[2] Bos – корова (лат.)

[3] Муравьи (др.-греч.)

[4] Пчелы (лат.)

 

Up ] Часть I ] Часть II ] Часть III ] Часть IV ] [ Часть V ] Часть VI ] Часть VII ] Часть VIII ] Часть IX ] Часть X ] Часть XI ] Часть XII ]

 

Last updated 10/16/2014
Copyright © 2003 Michael Chassis. All rights reserved.