Борис Мир. Данэя. Часть V. Глава 50

– Учитель, до каких пор мы будем бездействовать? – вопрос Милана Йоргу прозвучал довольно резко.

– По-моему, ты сегодня чересчур возбужден – и потому несколько преувеличиваешь.

– Они развернули свою пропаганду вовсю.

– А ты веди свою. Или у тебя ничего не получается?

– Моя – все равно не мешает знакомиться с их идеями все большему числу людей.

– Но они далеко не всем нравятся.

– И все же завоевывает себе сторонников. Мы же – фактически отступаем вместо того, чтобы публично выступить против немедленно: пока они не успели организоваться.

– Спокойствие! Ты еще не сообщил мне новости, а я жду.

– Хорошего мало.

– Да? Есть новые сведения от Риты?

– Дан и Эя были у них на студии во время репетиции драмы "Бранд".

– А! Генрика Ибсена.

– Да. Одним из постановщиков ее является Лейли. На постановку этой пьесы Дан, оказывается, возлагает большие надежды. После репетиции он пригласил Лейли, главного постановщика "Бранда", Поля, и нашу Риту в Звездоград на встречу в кафе со своими учениками.

– Там звездные супруги вещали голосом премудрого Лала?

– Да. Эя повторила то, что когда-то рассказала Лейли: о детях. Потом еще пригласили их к себе – я думаю, не без умысла. Лейли отказалась, а Рита поехала вместе с Полем и просидела у них почти всю ночь; Дан рассказывал им о Лале, который должен послужить прототипом Бранда. Теперь ряд интересных подробностей: Дан вместе с ними заходил в комнату спящей дочери. Он укладывал ее поудобней, укрывал...

– Ну, и что?

– На Риту это произвело наибольшее впечатление: как он это делал, как смотрел на дочь.

– Они апеллируют к неизжитым инстинктам.

– Да. Про Дана и его дочь Рита повторила несколько раз. И еще пара мелочей: отдал какой-то цветок, который ей захотелось понюхать, и играл на настоящей деревянной скрипке. "Даже если они ошибаются, то внушают мне симпатию."

...– И вообще, мне перестает нравиться моя роль среди них – эта хитрость, обман.

– Не мы начали. Они нарушили закон воспроизводства, когда им не могли помешать, чтобы поставить нас перед свершившимся фактом. Это что – не хитрость?

– Почему же вы все молчите? Почему не действуете, как они? Или у вас нет уверенности в собственной правоте?

– Вы, вы... Ты почему-то отделяешь себя от нас. Ты – первой встретившая в штыки и появление их детей, и их идеи, которые ты назвала сущим бредом.

– Оттого что совершенно не знала то, что поняли они.

– Тебе начинает казаться, что они правы?

– Да – в чем-то, по крайней мере, хотя для себя большую часть их правды – или заблуждения, называй, как хочешь – я никак не приемлю. Может быть, все дело в том, что они другие люди – не такие, как большинство нас. Поэтому мы не могли – понять их.

– Можно ясней?

– Можно. Скажи, мой Милан, испытывал ли ты когда-нибудь желание приласкать ребенка? Погладить его по волосам? Или профессор Йорг?

...– Скажи, учитель, испытывал ли ты когда-нибудь желание приласкать ребенка, погладить его по волосам?

– Что?! – Этот вопрос ему уже задавали. Ева. Которую ему удалось тогда обезвредить. Победа, одержанная уверенно, в полном сознании своей силы. Временная, непрочная, как оказалось. – Почему ты задаешь подобный вопрос?

– Не я. Рита. Этот вопрос ко мне и к тебе. К нам всем. Неужели ты не чувствуешь, насколько это серьезно?

– Не спорю. Ну, и что еще? Неужели ничего, на что стоит обратить внимание? – спросил Йорг, предупреждая другие нежелательные вопросы Милана.

– Кое-что: в кафе во время встречи никто не поддерживал Дана, когда он стал призывать к изменению положения неполноценных – слушали, но не поддерживали.

– Но – и не возражали.

– Нет, один – правда, всего один – возразил ему.

– Это был кто-то из наших?

– Нет, там наших никого не было, хотя в конце вечера все в кафе присоединились к компании Дана и слушали праматерь Эю.

– Не наш?! Кто же?

– Арг, ближайший ученик Дана.

– Ну, ну! – Йорг загорелся. – Его аргументы?

– Несвоевременность отказа от использования неполноценных в нынешних условиях, снова требующих предельного напряжения.

– Это – не кое-что! Не мы – его идейные противники – первые возразили ему: Арг, его любимый ученик, великий гиперкорабел!

– Он сказал, что главное – строительство суперэкспресса, заселение Земли-2 и Контакт.

– Очень, очень хорошо! Прекрасно! Этого-то я и ждал. Дан должен понять теперь, с чем он столкнется, – задуматься. Все правильно – то, что мы до сих пор открыто не выступали против него: теперь мы сможем присоединиться к тем, кто думает, как Арг. А их есть и будет подавляющее количество. И мы – среди них: не защитники сугубо собственных интересов, а одна из частей защищающих всеобщие.

– И тогда...

– Постой. Это ведь не все: гигантскую популярность Дана сбрасывать со счета нельзя. И не следует забывать, что сломить его невозможно. Но...

– ?

– Можно попробовать обезвредить его иначе: заставить усомниться в абсолютной истинности того, во что он пока безоговорочно верит. Заколебаться.

– Как?

– Сообщить причину гибели его младшего ребенка: это может подействовать на него. Не надо, чтобы в наш спор вступило все человечество: все не так просто – увы, нет. Вопрос, который задала Рита, не случаен. Нельзя, чтобы его задали себе и другие. А это может оказаться неизбежным, если не приостановить события. Но без шума.

"Блестяще, учитель Йорг! Валяйте! Вы, уважаемые члены Совета воспроизводства, – большие мастера действовать тихо. Результаты известны. Было! Прежде чем прикончить движение против отбраковки – отступили, дали ее ограничить. И сейчас собираются делать то же. Посмотрим! Если они опять будут тянуть или начнут уступать, в дело вступим мы сами – молодые. Без них!"

– У тебя есть вопросы ко мне, Милан?

– Нет! – В тоне его не было обычной почтительности. По лицу его и этому тону Йорг понял, что дело осложняется и с другой стороны.

...Пора действовать, не ограничиваясь одной контрпропагандой. Необходимо. Иначе эти: Милан со своими агитаторами и те, кого они пропагандировали, перестанут слушать его и членов Совета воспроизводства. Открыто полезут в драку – не понимают, что победить, действительно, не так-то просто.

А не победить, не суметь отстоять существующее положение вещей – это конец. Конец всему, что составляет смысл его, Йорга, жизни.

Хочется ли ему приласкать ребенка? Нет! Потому-то именно он и должен заниматься управлением воспроизводства людей, что действует не под влиянием слепых эмоций, а руководствуясь бесстрастным голосом рассудка и подчиняясь лишь железной логике науки.

Наука, и только наука – высший смысл и радость существования. Лишь она – а не те эмоции, которыми жили люди прежде, и за возвращение которых ратует Лал в облике Дана. Эмоции, которые ничего не стоят – должны быть забыты ради чистого счастья отдаваться целиком одной лишь науке. Так есть – и только так должно быть!

И смысл его, Йорга, существования – генетика, величайшая из наук, дающая беспредельное господство над высшим созданием природы – человеком. Создающая неограниченные возможности для таких, как он: все многомиллиардное человечество, даже не подозревая это, является для них подопытным. Как неполноценные, предназначенные для экспериментов.

Координационный совет воспроизводства человечества – бывший штаб сопротивления ограничению отбраковке – теперь был штабом сопротивления Дану. Но до сих пор дальше обсуждения возможных мер там не шли. Напряженно следили за развитием событий, пользуясь информацией, которую регулярно поставлял Йорг: выжидали удобный момент.

Сегодня, доложив о полученных сведениях и о поведении своего ученика, Йорг предложил, более не откладывая, ознакомить Дана с выявленной им причиной смерти ребенка. Координатор и Совет, обсудив его аргументы, утвердили предложение.

Совместно проработали план проведения. Дан должен быть предварительно подготовлен: начать надо с передачи ему тела ребенка, которое незачем утилизировать. Пусть сделает с ним, что хочет: вид сына расслабит, размягчит его. После этого Йорг сообщит ему причину смерти. И ненавязчиво укажет объективные доказательства его неправоты.

Потом сразу же взялись за дело. Труп ребенка, который был передан Йоргу на генетическую экспертизу, подвергли косметической обработке, и он приобрел тот же вид, как в день, когда Дан собственноручно передал прозрачный ящик с ним медикам из комиссии встречи. Тем временем было подробно продумано и подготовлено то, что в зависимости от обстановки мог использовать для воздействия на Дана Йорг.

... Дану сообщили, что работа по выяснению причины смерти ребенка закончена. Что делать с трупиком: у них руки не поднимаются передать его на обычную утилизацию. Может быть, Дан и Эя хотят сохранить его?

– Я тронут вашим вниманием.

– Мы решали передать его вам. Можно даже завтра – в среду. Или – в следующий понедельник: так, чтобы не в выходной день.

– Хорошо: завтра.

Завтра! Надо сказать Маме. Надо сообщить, что Дочь завтра не будет на занятиях. Сказать ей и Сыну, который сегодня здесь, и разговор с которым еще не окончен.

И не будет сегодня окончен – его придется перенести. Серьезный, неожиданный разговор.

...В пятницу Сын ходил вместе с друзьями на эротические игры.

– Зачем? Ты же не хотел раньше. И теперь у тебя есть Лейли.

– Но мне было нужно: я никогда не видел неполноценных и потому не мог ответить на многие вопросы ребят, когда говорил им то, что рассказал мне ты – мне было самому многое непонятно. И Лейли сказала, что можно пойти и только посмотреть.

Нет, конечно – он не сближался с гурией, даже не пил там вино. Только пел, танцевал и пытался разговаривать с ними. Чувствовалось, что он ошарашен. Они ласковые, покорные, все – довольно красивые, но говорить... Говорить с ними почти невозможно. Невероятное, удивительное незнание, непонимание всего. Потрясающая примитивность их понятий, ужасающая бедность языка.

– Они так мало похожи на нормальных людей.

И что еще страшней: кажутся довольно счастливыми.

Один из товарищей пристал к нему:

– Возьми какую-нибудь. Ну, хотя бы эту: она очень хорошо умеет – я знаю.

– Нет. Мне это не нужно.

– Хочешь знать лишь Лейли? Познай и другую!

– Перестань, пожалуйста.

– Послушай меня, Лал, и ты не пожалеешь.

– Я требую, чтобы ты перестал! До сих пор ты был моим другом.

– Но ты не прав. Ты знаешь одну сторону отношений с женщинами, мы – другую. Ты хочешь, чтобы мы знали то, что знаешь ты, но не хочешь то, что мы.

Тогда он ушел оттуда. Чтобы немного успокоиться, разобраться в сумбуре впечатлений и мыслей, шел пешком. Не разбирая – куда, почти ничего не видя. Очнулся, когда чуть не налетел на идущего навстречу человека, который, смеясь, обнял его.

– Здравствуй, дорогой мой! У тебя, я смотрю, уже появляется качества настоящего гения: полная отрешенность при погружении в мысли. Даже не заметил дядю Арга, который готовит тебе замечательный подарок.

– А? Что? Какой подарок?

– Супергиперэкспресс. Ты улетишь на нем на Землю-2. И даже будешь его капитаном. Ты ведь хочешь туда снова полететь.

– Да, очень. Скорей бы! Я хочу вернуться туда.

– Что?! Тебе так быстро надоело здесь? Здесь же немало прекрасного, не правда ли? – лукаво улыбнулся он.

– Но и слишком много непонятного!

– Ну-ка, выкладывай, что с тобой.

И Сын был рад, что может все рассказать ему. "Он же самый любимый твой ученик. И он такой умный и веселый, и так хорошо относится ко мне и Сестре. Мы любим его."

Арг внимательно выслушал взволнованный рассказ Лала.

– Все правильно, мой мальчик: это очень не просто. Конечно, Лал Старший был удивительный человек, но мне кажется, что твой отец и мой учитель просто слишком любил его, своего самого близкого друга, поэтому он верит и хочет осуществить то, чему тот учил. Твой отец тоже необыкновенный человек: я не могу сравниться с ним; к тому же, я крайне мало имел дело с неполноценными. Но все же, я тоже прожил немало – и мои представления о них похожи на те, что ты мне сейчас сказал. Они, действительно, примитивны, потому что тупы от рождения и не способны к учебе. То, что они могли бы делать, гораздо лучше и быстрей делают машины и роботы, и до того, как их начали использовать, они были лишь бесполезной обузой. Так считают все. И я – тоже, хотя мне и трудно представить, что мой учитель Дан может понимать что-то хуже меня.

– Странно, дядя Арг, но они не кажутся несчастными, как должны бы.

– И станут ли счастливей, если для них что-то изменится – тоже, по-моему, сказать трудно. Во всяком случае, от них есть сейчас какой-то толк. А если отказаться от хирургического ремонта, вообще нужно создать систему непрерывного наблюдения – СНН. Представляешь, что это такое? Посложней Системы управления производством. Переключить на это часть людских и производственных сил? Затянем строительство суперэкспресса, а значит, и заселение Земли-2 – а это сейчас главное. Для всех. Да еще – Контакт. Ты сам – как считаешь?

– Да: заселение Земли-2 и Контакт – самые великие задачи.

– Я рад, сынок, что мы с тобой понимаем друг друга.

– А как же Отец?

– Я же тебе говорю: просто он слишком любил Лала. Нас, его учеников, это даже обижало. Во всяком случае, сейчас не время этим заниматься.

...И вот, сегодня Сын пришел к нему. Только сегодня, а не сразу, как раньше. Поговорить, по сути, и не удалось: только Сын успел рассказать ему все, как сообщили о возможности забрать Малыша.

Вернулся Сын, выходивший в соседнюю комнату. Вид Отца поразил его.

– Что-то случилось, Отец?

Дан ответил не сразу:

– Завтра нам отдадут Малыша.

Потом вызвал Эю – сообщил ей. Она сразу же приехала домой. Через некоторое время появилась и Дочь.

Они долго сидели и молчали. Даже Дочь: не проронила ни слезинки.

Завтра им отдадут Малыша!

...Потом Мама спросила:

– Так отчего же он умер?

– Я не стал спрашивать.

– Мы, наверно, узнаем завтра.

– Где будем хранить колпак с ним?

– Нигде. Мы предадим его тело земле и будем помнить его живым: похороним в горах возле нашего дома.

– Пусть будет так, Мама.

– Я сегодня останусь с вами, не полечу к Лейли.

– Лейли? Да, Лейли: пусть завтра будет с нами. Скажи ей. Так надо – хотя бы потому, что будет играть Агнес. И Поль пусть будет, и эта непонятная, вечно молчащая Рита, и другие актеры.

– Еве надо сообщить.

– И моим ученикам.

– И моим товарищам.

– Всем, кто захочет разделить с нами наше горе.

Дан держался совершенно прямо, и то, что он испытывал, мог заметить лишь опытный глаз – по тому, как крепко прижимал он к себе маленький прозрачный ящик с тельцем сына и как бережно нес его к ракетоплану.

Пришло много людей, и среди них Дан сразу заметил Йорга.

"Этот тут, видно, недаром, " – подумал он. Враг Лала, убийца ребенка Евы. "Ладно: пусть смотрит!"

Траурный кортеж летел высоко над облаками. В первом ракетоплане, в середине его, стоял прозрачный гроб; рядом сидели только они, четверо. В остальных летели все пришедшие на давно невиданные похороны. Йорг летел во втором ракетоплане.

...Наступил день, который мог решить многое. Все было подготовлено, и шло пока как надо: заранее предупрежденная редакция "Новостей" прислала несколько корреспондентов. Старший из них, с телеобъективом и микрофоном, укрепленными на лбу, обратился к Дану с просьбой разрешить снимать:

– Такого давно не было на Земле, сеньор.

– Пожалуйста, – ответил Дан.

– И еще просим разрешить всемирную трансляцию.

– Я не возражаю.

Йорг был доволен: пусть видят те, кого хоть сколько-нибудь мог соблазнить вид детей Дана. Пусть знают, что может быть еще. Эта передача будет не в пользу Дана, если с ним не удастся договориться. Впрочем, если бы он не разрешил трансляцию, это тоже можно было бы в дальнейшем использовать против него.

...Гробик поставили на возвышение у могилы, вырытой роботом. Дан с Эей и детьми стояли возле него. За ними Ева, Арг, Лия, Лейли и Поль.

Зазвучала музыка: реквием. "Requiem Моцарта: кто подумал, кто позаботился об этом?" – с благодарностью подумал Дан. И вдруг увидел рядом со звукоустановкой Йорга. Дан внутренне содрогнулся: "Почему он?" Повел глазами, указывая Эе на Йорга – она молча сжала его руку.

Люди длинной вереницей медленно двинулись мимо гроба с ребенком, оставляя возле него цветы. Потом рядом остались только самые близкие, – остальные отошли поодаль. Стояла тишина. Они смотрели, склонившись над ним – на его по-прежнему необычайно белый лобик с темной прядкой волос. Беззвучно плакала сестра, скупые слезинки скатывались по щекам брата, – глаза родителей были сухи.

Робот медленно опустил гробик в могилу, и каждый бросил туда горсть земли.

Они постояли еще немного возле могильного холмика и двинулись к ракетопланам. Йорг шел сзади. Он встал в стороне, дожидаясь, когда Дан кончит прощаться и пожимать руки, и подошел к нему после всех.

– Прими мое соболезнование, академик Дан. Я был последний, кто искал причину его гибели: мне удалось найти ее. Смогу подробно рассказать тебе все.

– Когда?

– В любой день.

– Благодарю: мы не преминем воспользоваться твоей любезностью. Желательно – сейчас. Где тебе удобней с нами говорить?

– Я предпочел бы в нашем институте, в моем кабинете. Если не возражаете.

– Нет. Подожди нас несколько минут.

...– Летите без нас, – сказал он Детям и тем, кто сегодня стоял с его семьей у могилы. – Мы летим с Йоргом, в его институт.

– Забери Дэю с собой, – попросила Эя Еву.

В полете молчали: Йорг сказал, что стоит чуть передохнуть, набраться сил – причина очень не проста, и разговор предстоит долгий. Сидели, стараясь, по возможности, не смотреть друг на друга.

Они оба – и он, и она – казались спокойными, хотя кто знал, что творилось у них внутри. Вряд ли, конечно, разговор будет легким, – Йорг недаром подготовил себя с утра: сделал электромассаж, съел зерна лимонника.

Пока единственным неприятным было появление на похоронах Евы. Не исключено, что они уже знают о том, как он принудил ее к аборту. Если они уже виделись раньше, это слишком возможно. Но об этом он пока ничего не знал. Как не знал ничего нового о Еве и ее сторонниках, кроме того, что никаких действий и выступлений с их стороны с той поры не было.

Сумеет ли он хоть как-то расположить их к себе? Похоже, что нет: он нарочно задержался возле звукоустановки, чтобы его заметили – но по ним незаметно, что они сколько-нибудь благодарны ему за эту услугу.

..Привычная обстановка института придавала уверенности.

– Ну вот, здесь мы и поговорим. Я хорошо понимаю ваше состояние: оборотная сторона радости – горе.

"Так!" – отметил Дан. – "Что же дальше?"

– К сожалению, случай с вашим мальчиком – чрезвычайно редкий и трудный. Все – от его появления на свет в условиях Дальнего космоса до последних моментов, когда он находился в анабиозе – является беспрецедентным. В качестве причин гибели можно было подозревать многое – однако, тщательным образом проведенные исследования ничего не обнаружили, пока в них не включились и мы, генетики. С самого начала я имел основания предполагать наличие причин генетического характера: вы сами понимаете, почему. Сейчас покажу вам, в чем дело.

Он включил схему ДНК Малыша. Не плоскую – на экране, а объемную, на голографе, которая смотрелась куда эффектней. Пользуясь ею, он начал подробно – даже излишне подробно – объяснять характер обнаруженного отклонения гена.

– В чем же причина его? Можно было подозревать Дальний космос и соседство гипераппарата, когда-то сгубившее Тупака. Но по той же причине, что и раньше, я предположил тривиальный, но, с моей точки зрения, более вероятный источник: наследственность. Предположение подтвердилось в такой степени, что необходимость исследовать другие причины полностью отпала.

Йорг включил еще две голограммы.

– Ген матери не несет признаки отклонения, но он является рецессивным. Его подавляет доминантный признак, переданный отсюда, – он показал на участок второй объемной схемы.

– То есть: этот ген принадлежит мне, – сказал Дан.

Йорг отрицательно покачал головой:

– Нет. Ему, – он включил экран.

Человек с телом, знакомым до мелочей, – телом Дана, но с другим лицом, неожиданно – тоже знакомым. Лицом Дэи!

– Узнаете? – спросил Йорг. – Твой донор, академик Дан.

Дан жадно смотрел на экран: казалось, он был растерян.

– Ты забыл, что он передал тебе и свои гены. Это неприятное обстоятельство, которое вы не учли, – Йорг выражался достаточно осторожно. – Я понимаю, что каждый имеет право на ошибки, – но из них необходимо своевременно делать соответствующие выводы.

– Какие же?

– Воспроизводство должно производиться на основе существующих научных методов. С помощь правильного, основанного на достижениях генетики, подбора с использованием всего генофонла Земли, осуществляемого путем перебора и обработки всего массива информации суперкомпьтером.

– И это гарантирует от нежелательных последствий?

– Да, с очень высокой степенью надежности. А в вашем случае – один из детей, если бы не погиб, стал бы отставать в развитии.

– Наверняка?

– Семьдесят процентов вероятности. Достаточно много. Я не отрицаю, что существующий метод подбора тоже не имеет стопроцентной гарантии – но, все же, гораздо надежней. Тебе трудно возразить против этого!

– Тем не менее – я попробую. Чем ты можешь объяснить стабильно высокий процент появления неполноценных, существовавший до начала ограничения отбраковки? Один на десять, не так ли?

– Да. Значительно меньше, чем в вашем случае. Но он был неизбежен: законы генетики носят статистический характер, и других быть не может. Ты это знаешь. К тому же, уровень требований к интеллектуальным способностям человека необычайно высок и не может быть снижен – наоборот, непрерывно повышается.

– Как же объяснить принятие снижения отбраковки?

– Как жертву неизжитым эмоциям, которую в период кризиса себе не могли позволить. Отдача от тех, кто только благодаря введению ограничения отбраковки будет заниматься нормальным трудом, недостаточна, чтобы окупить усилия на их вытягивание до предельного уровня. Это придется понять.

– Понять придется не только это. И то, что есть человек, каким он может и каким не должен быть ни при каких условиях. И что необходимо ему. Понять все это – еще раз. И может быть, не последний.

– Это был достаточно больной вопрос в каждую эпоху.

– Но всегда – неизбежный.

– И который каждый раз будет решаться по-разному. Меняются условия – и с ними взгляды, философия и мораль.

– Но – не безгранично. Есть черта, пересекать которую нельзя будет – никогда.

– Но отодвинуть саму черту? Если это окажется разумным? Даже вопреки эмоциям, которые мешают? Ведь разум выше эмоций, – человек должен пользоваться не ими.

– Без них он был бы намного сильнее?

– Безусловно.

– И перестал бы быть человеком. Стал бы бездушным роботом.

– Я не приемлю слово "душа". Оно годится только для поэзии. Я – за разум. Чистый разум, дающий безграничное господство над природой.

– Это не все, Йорг, – сказал Дан, почему-то довольно мягко. – Не все, что нужно человеку. Мир его не только вне, но и внутри него.

– Но... – Йорг был несколько растерян. – Но мы ушли от того, что я начал тебе говорить. То, что должен сказать до конца, потому что так велит мне мой профессиональный долг. Выслушай, академик Дан, и попытайся понять меня. Как и ты, я думаю о людях Земли, об их будущем. Много вещей из того, что существует сейчас, возникло в эпоху кризиса, и потому некоторые считают, что с его окончанием, которым мы обязаны тебе, должны исчезнуть и они. Не отдавая себе отчета в той пользе, которые эти вещи приносят и еще могут принести.

То, о чем я начал говорить – существующий на Земле порядок воспроизводства человечества – является оптимальным, потому что дает нам наиболее здоровое и способное потомство; дети воспитываются исключительно специалистами-педагогами, а остальные, в том числе женщины, освобождены от этого, чтобы продуктивно трудиться.

– Нам это слишком известно с детства, Йорг.

– Но вы почему-то хотите это разрушить: хотите того, что желал сделать ваш друг – Лал.

– Совершенно верно. Тебе это, видимо, известно.

– Да: до меня дошло то, что ты говоришь и к чему призываешь. Но будут ли счастливей от этого люди? Глядя сегодня, как хоронили вы сына, я сказал себе: нет.

– Ничто не дается даром, Йорг. Ты сказал: оборотная сторона счастья – горе.

Я скажу: горе – оборотная сторона счастья. Ты видел сегодня и других наших детей.

– Дан, ты наш самый великий ученый: кризис кончился только благодаря тебе. Но не допускаешь ли ты, что вне своей науки ты можешь заблуждаться? Ты безоговорочно поверил всему, что сказал тебе Лал, но ему свойственно было увлекаться: он был писателем – человеком искусства, а не науки.

– Ты ошибаешься: никто на Земле не знал так историю – и потому не мог разглядеть то, что смог он. Лал раскрыл мне глаза на то, что я уже смутно сознавал сам.

– И многие ли соглашаются с тобой?

– Немногие. Но – есть такие. Будет больше.

– Но еще больше будет против. Вам не дадут ничего сделать.

– Такие, как ты? Я знаю: ты это умеешь. Ева сказала, как.

– Она нарушила закон.

– Мы тоже.

– Но ты знаешь: тебе можно многое, что нельзя другим. Потому что ты – Дан! – выдавил из себя Йорг.

– И поэтому меня слушают многие. И их будет все больше. Люди сумет понять, что несправедливость, на любой основе, – недопустима, что бесчеловечность губит их самих. Это неизбежно.

– Не думаешь ли, что это тебе легко удастся? – Йорг уже открыто враждебно глядел на Дана.

– Знаю – нет. Вы так просто не сдадитесь. Но и я не остановлюсь. Время – за меня; за Лала, которого здесь, на Земле, вы могли заставить молчать; за Еву, которой ты не дал стать матерью. И нам с тобой не договориться! – он улыбался, глядя в ледяные глаза Йорга.

[Глава 42] [Глава 43] [Глава 44] [Глава 45] [Глава 46] [Глава 47] [Глава 48] [Глава 49] [Глава 50]

[Оглавление]