Борис Мир. Данэя. Часть V. Глава 44

Лейли предстояло трудное утро.

Придя на студию, она первым делом прошла в директорат и, поскольку там никого не застала, продиктовала в блок памяти свое заявление об отказе от руководства постановкой "Поиска". Потом, несмотря на предельно сильное нежелание, отправилась на репетицию его.

Через час в ее репетиционный зал примчался один из директоров, Цой. Он молча уселся в заднем ряду и с полчаса наблюдал за ходом репетиции. Потом подошел к Лейли:

– Надо поговорить.

Она кивнула.

– Веди пока дальше сам, – сказала она своему ассистенту – и ушла с Цоем подальше от сцены.

– Дорогая моя, ну какая муха тебя укусила? Я же специально прибежал посмотреть.

– Мог бы просто включить свой экран.

– Не то: все до тонкости чувствую только в зале.

– Ну, значит: ты прибежал...

– Да: и увидел, что у тебя все здорово получается.

– Е-рун-да! Хорошо отработанные приемы. Только. Пьеса мне совсем не нравится. Отдайте ее моему ассистенту, пусть он кончает постановку. Если надо будет, я ему помогу.

– Она ведь нравилась тебе!

– Да нет. Просто не казалась хуже других. Потом – когда мне ее предложили, настроение было совсем дурацкое.

– Бывает. А сейчас у тебя прекрасное настроение?

– Если бы! Еще более дурацкое. Но теперь мне не все равно.

– Это что: внезапное прозрение?

– Не пытайся поддеть меня. Я говорю серьезно: мне теперь не все равно.

– Причина?

– Былое вспомнила. Лала.

– Лал?

– Кроме того, узнала о нем кое-что новое: позавчера встретилась с Даном и Эей, они...

– Ну да? Расскажешь?

– Самым подробным образом. Но, подозреваю, не сейчас: у тебя, конечно, как всегда, нет времени.

– Ох! В несколько словах сейчас можешь?

– Они много говорили о Лале. Ты помнишь, я ведь столько сыграла в его фильмах.

– Ну, еще бы!

– Какие вещи писал и ставил он: какой глубины и остроты!

– А как они многих бесили! Так они дали тебе что-нибудь из не поставленных его вещей?

– Нет.

– Будешь искать?

– Уже есть. То, что мне подходит: то, что собирается ставить Поль – "Бранд" Ибсена.

– Вдвоем с ним? Я думаю, он не откажется ставить ее с тобой вдвоем: у вас когда-то это получилось. И играть в ней будешь?

– Обязательно.

– Значит, то?

– То: точно.

– Ну, тогда благословляю. А ассистент-то твой, действительно, справляется.

– Смотри, и актеры с ним чувствуют себя куда уверенней. Я их вчера просто задергала, – сама не знала, что мне надо.

– Ладно! Можешь дальше меня не уговаривать. Я же уже сказал: благословляю. Удачи! – он поцеловал ей руку и вышел.

Итак, эта гора спала с ее плеч. Она ждала худшего: что его придется долго уговаривать.

Она еще немного посидела, наблюдая за репетицией. Потом сказала:

– Продолжайте без меня! – и вышла в коридор.

Быстро шла, погруженная в свои мысли, и не заметила, как налетела на Риту.

– Ой! – вскрикнула та, хватаясь за нее руками, чтобы не упасть.

– Прости, я тебя чуть не сшибла!

Рита засмеялась:

– Ты неслась так стремительно!

– Я задумалась.

– Ты еще все под впечатлением своего посещения самой необычной пары людей на Земле?

– Почему ты так думаешь?

– Сужу по себе. Вчера в меня бес, что ли, вселился, как говорили в старину: стала с тобой спорить, помешала рассказать о них побольше. Так злюсь на себя: я же актриса – мне надо лучше, глубже знать людей вообще, а таких необыкновенных, как Дан и Эя, тем более. Ты сердишься на меня, сеньора?

– Пустяки.

– Я стала опровергать то, что не знаю. А я хочу это знать.

– Ну, что ж. Я смогу тебе позже о них еще рассказать: сейчас мне надо увидеть Поля.

– Я видела: он зашел в просмотровый зал. Можно мне пойти с тобой?

– Ты свободна?

– Да. Репетиция у меня рано кончилась, в спектакле я вечером не занята. Только – я вам не помешаю?

– Если будешь вести себя смирно.

– Чтоб мне провалиться на ближайшем спектакле!

...Поль сидел у включенного голографа.

– Поль!

– Тсс! Смотрите!

"Все – или ничего!" говорит Бранд. Его жена, Агнес, перебирает детские вещи – своего умершего ребенка. Которого можно было спасти, уехав из деревни в мрачном ущелье. Но Бранд прест, священник, этой деревни: он не имел права ради себя и своего ребенка покинуть паству, он не счел возможным нарушить свой долг. И его жена – свой: не оставить его одного.

"Вещи моего мальчишки." Это все, что осталось от него. Но приходит цыганка с закутанным в лохмотья ребенком и жадно выпрашивает для него дорогие Агнес вещи: зима, он мерзнет. Агнес отдает ей почти все – лишь одну вещь хочет оставить как память себе. "Все – или ничего!" повторяет Бранд. Агнес отдает последнюю вещь, цыганка уходит.

Агнес отдала все, все без остатка. И она умирает, – Бранд остается один.

Поль включает общий свет, не отключая голограмму, в которой застыл неподвижный Бранд. Слезы дрожат на щеках Лейли. И Рита – чувствует, что взволнована.

– А? "Все – или ничего!" Вот так, и никак иначе! Что может сравниться с этим из всего, что мы сейчас играем?

– Ее – надо ставить!

– Ты тоже считаешь? Я брежу этой пьесой.

– Но, думаю, надо дать ей современную трактовку.

– Пропади все пропадом, если я не думаю так же! Буду искать, найду прототипы для нее.

– Я знаю, кто может послужить ими.

– Лейли!

– И вообще, я шла к тебе, чтобы предложить совместную постановку ее. Ты – не против?

– Я?! Еще спрашиваешь!

– Вот и прекрасно! Но роль Агнес я хочу взять себе.

– Ну: тогда вообще... – он не находил слов. – Когда – начнем?

– Хоть сегодня.

– Правда? Обедаем – и сразу за работу?

– Именно.

– Да, а прототипы? Ты, действительно – уже знаешь их? Кто?

– Астронавты: погибший Лал, вернувшиеся Дан и Эя – я два дня назад виделась с ними.

– Они – какие? Жутко интересно!

– Более чем. Я расскажу о них, с этого и начнем. Кстати и Рита хотела послушать, так что буду рассказывать сразу обоим.

– Тогда быстрей – обедать!

Он был так возбужден, что говорил даже за едой, которая отняла совсем мало времени.

– Поедем в парк, – предложила Рита.

Они шли по густым аллеям, уходя все дальше. Огромные старые деревья своей тенью спасали от палящего зноя. Стояла тишина: в полном безветрии не колыхался ни один листок, не было слышно птиц, спрятавшихся от зноя.

Лейли говорила, а Поль и Рита слушали, не задавая поначалу вопросов, боясь упустить хоть одно слово. Микрофончики их радиобраслетов были включены: с разрешения Лейли ее рассказ записывался.

Лейли рассказывала подробно. О том, как прилетев, увидела детей; о душевной обстановке этой столь непривычной группы – семьи. Потом рассказ Эи о детях; затем о Лале, о его гибели.

– Значит, дети обязаны своим появлением на свет ему? – переспросил Поль. – Но только ли это имел он в виду, крикнув в момент гибели: "Не забудь!"?

– Они рассказали о Лале что-то еще? – добавила Рита.

– Да. Просто я об этом почти не думала. И помню хуже того, что уже рассказала.

Действительно, ей очень трудно было припомнить то, что Дан говорил о социальных взглядах Лала. Последовательно и четко излагаемые Даном, они звучали убедительно, но все же воспринимались ею не слишком глубоко, потому что были далеки от того, что ее мучило.

Оттого эта часть рассказа была не очень связной. Постепенно вспоминая, она часто возвращалась назад, дополняя то одно, то другое. В немалой степени ей помогали их многочисленные вопросы.

А кое-что не очень хотелось вспоминать. Как пришлось отвечать на вопрос Дана, что ей известно об использовании неполноценных ныне. Все, что она знала – что применяется попрежнему хирургический ремонт, и что есть гурии. О последнем ответила ему еле слышно, словно Дан спросил ее совсем о другом – касающемся их обоих.

Идеи Лала производили ошеломляющее впечатление. Рисовалась страшная картина существующего: общественный строй, неотъемлемой стороной которого было наличие неравноправной группы неполноценных; дегуманизация человечества; сложная цепочка взаимной связи прекращения рождения детей полноценными женщинами и выделения неполноценных. Страшный вывод: последовательное исчезновение всё большей части человечества, замена его совершеннейшими роботами и ничтожным количеством гениев.

– И какие выводы сделал из этого Лал?

Выделение неполноценных в бесправную социальную группу – результат научной депрессии, продолжавшейся слишком длительное время. Она позади – и теперь пора исправить совершенную человечеством ошибку, иначе она станет роковой. Начать необходимо с того, что все женщины вновь должны, как в предыдущие эпохи, сами рожать собственных детей; и возродить семью, внутри которой должны расти дети. Тогда тем из детей, которые имеют меньшие в сравнении с другим способности, обеспечена забота близких и невозможность оказаться в положении домашних полуживотных.

...Все, что она была должна, Рита уже узнала. Приближался вечер, Лейли и Поль перешли на обсуждение "Бранда"", и она, попрощавшись с ними, вызвала самоходное кресло, чтобы побыстрей добраться до ближайшей транспортной станции.

Очутившись дома, сразу связалась с Миланом и перезаписала ему весь разговор в парке.

– Ты сверхмолодец! Я немедленно свяжусь с Йоргом. Можно потом приехать к тебе? Я хочу тебя!

– Нет. Извини: мне что-то не по себе. – Действительно, она не чувствовала удовольствие от того, что так блестяще выполнила свое обещание. Рассказ Лейли вызвал тревожные сомнения кое в чем, что еще вчера казалось непоколебимо правильным.

Вчера... Вчера она просто об очень многом даже не имела представления.

– Учитель, все в порядке!

– Она уже узнала все, что мы просили?

– Да, и даже записала весь их разговор. Она перезаписала его мне.

– Что удалось выяснить?

– Еще не знаю: спешил доложить тебе. Я уже сделал перезапись тебе.

– Тогда давай вместе послушаем.

..Йорг был бледен. Как мел. Подтвердились самые худшие опасения. Выпады Лала против существующего положения неполноценных во время компании против отбраковки, которые послужили причиной его фактически ссылки тогда в Малый космос, были еще цветочки. Тогда он еще опасался говорить совершенно открыто.

Сейчас это законченная система идей – стройная, монолитная. С четко сформулированными выводами. Аргументация мощнейшая – чувствуется Лал с его колоссальной эрудицией. Чувствуется, и насколько продуманы все основные моменты.

– Все ли правильно передала Лейли? По-моему, она не все как следует поняла: запинается, кое-где – явно путает.

– Все равно: для нас сказанное Даном может оказаться еще хуже, но уж никак не лучше. Ай да Лал! Мы-то тут радовались, что надолго от него избавились – дружно так тогда проголосовали за его включение в состав экспедиции. А он ведь знал – знал, что делал. Убедился, что в лоб не возьмешь – притих до поры до времени. Рассчитал: там ему уже никто не сможет помешать.

– Ну и прекрасно, что он не вернулся!

– Ерунда, мой милый: он себе подготовил слишком сильную замену – Дана. Самого гениального, самого популярного из всех ученых нашего времени. Который в состоянии сделать то, что не мог сам Лал. Тонко он все рассчитал! – Йорг сжал кулаки. – Дан! И не Дан вовсе он – нет больше Дана: тело его – от неполноценного, а мозг – Лала! – он вдруг как-то обмяк. – Прощай, Милан. Я хочу побыть один, подумать. – Йорг поспешно выключил связь: никак не хотел, чтобы Милан успел заметить, что страх начинает овладевать им.

[Глава 42] [Глава 43] [Глава 44] [Глава 45] [Глава 46] [Глава 47] [Глава 48] [Глава 49] [Глава 50]

[Оглавление]