Борис Мир

Непридуманная история.

1

Сердце уже не откликается при воспоминании о том времени, но всё ясно и живо в памяти, да и вряд ли это забудется: жизнь развернула и дала прочесть тогда одну из самых первых удивительных своих страниц.

Началось всё с Нового года. Позади недели бешеного, напряженного труда, когда удивляешься, как люди могут думать о развлечениях, о кино. Позади несколько бессонных ночей. Сданы, наконец, все зачеты. Удалось выспаться.

И на носу Новый год. Времени для подготовки к нему не было, поэтому сразу встали вопросы: с кем встречать, где найти комнату.

К 9 часам вечера 30 декабря, однако, из самых тяжелых проблем – где встречать – была решена: мои родители предоставили на комнату – сами будут встречать с соседями. Ну, а с кем? Пока нас только трое: Аня, я и мой брат Алька. И больше никого! Что же делать? Искать!

А где встречает Новый год Рита? Надо узнать! Мы спешим не упустить возможного кандидата в нашу компанию. Удача! Согласна – с удовольствием: не знала совсем, где встречать. И, может быть, даже приведет с собой подругу. Её зовут Зоя: хорошая девушка. Кажется, её уже куда-то пригласили… «Но я с ней поговорю».

Эх, теперь бы нам еще одного мальчишку! «Дайте только срок: будет вам и белка, будет и свисток!» Мы встретили его на углу площади Маяковского: Алькиного однокурсника – Леню Шварца. Что? Он не знает, где ему встречать Новый год? Ура! Только с нами! Нам везет.

Компания уже есть. Я засовываю записную книжку с номерами телефонов во внутренний карман. Сразу боле серьезным становится вопрос: где достать майонез и зеленый горошек для салата. Остаток вечера уходит на магазины.

Весь следующий день тоже посвящен подготовке к празднику, наполнен хлопотами и спешкой.

Апельсины и яблоки уже есть. Надо еще вина, овощей. Ой, хлеб забыли взять! Срочно требуется раздобыть еще пластинок. Долой одну кровать из комнаты: будет место для танцев. Надо еще побриться и переодеться!

На кухне хлопочут мама и соседки, торопясь всё сделать до прихода гостей.

За окном уже давно стемнело. Пришла первая гостья, родственница соседки, и через несколько минут нас спрашивают, не пригласим ли мы встречать с нами её двух дочек. Короткое совещание: а вдруг подруга Риты не придет? И я звоню и приглашаю.

Наконец, окончены последние хлопоты. Мы уже празднично одеты, гладко выбриты и благоухаем «шипром». Ждем гостей и, почему-то, немного волнуемся.

Первым пришел Леня. Девочек долго не было. Раздавался звонок за звонком, мы бежали открывать – но это прибывали гости к старшим.

Девочки пришли одновременно: сестры Оля и Соня, и Рита с подругой. Мы помогли им раздеться. Нарядные, надушенные, с мокрыми от растаявшего снега ресницами, они прошли в комнату и, не в силах сразу преодолеть некоторую скованность от присутствия людей, с которыми только успели познакомиться, расселись двумя группами. Мы, ребята, тоже стояли отдельно, перебрасываясь с ними короткими фразами.

Я потихоньку рассматривал девочек. Сестры, не красивые и не уродливые, не задержали моего внимания. Риту я знал давно: она моя родственница. Зато её подруга! Не только я, но и Алька с Леней глядели почти только на неё.

Густые и пышные, длинные тонки рыжие волосы; нежная чистая белая кожа; легкий румянец на щеках; трепещущие ноздри; большие зеленые глаза, блестевшие в ожидании предстоящего праздника и застенчивая улыбка – она была неизъяснимо прелестна. Даже полнота не портила её – Лишь делала какой-то уютной. Низкий голос; манера произносить слова, напоминающая тон капризничающего ребенка. Да, хороша!

Я шепнул Лене:

– У тебя есть девушка?

– Нет, – шепотом же ответил он.

– Советую не упускать случай.

Он и сам был недурен: умное, приятное лицо довольно ярко выраженного еврейского типа; красивые темные глаза с загибающимися кверху длинными – длинными ресницами. А Альке опять не повезло: Зоя была явно, хотя и очень ненамного, выше его.

Сам же я только любовался ею. Сердце мое было занято другой – той, которую я с нетерпение ждал, уже волнуясь, почему её до сих пор нет – моей Анечкой, тоже рыжеволосой и полненькой: ласковой, веселой, беспечной фантазеркой.

Наконец, без 20 минут 12 я услышал звонок и кинулся открывать. Это была она – Аня, в запорошенной искрящимся снегом черной меховой шубке. Виновато улыбаясь, она прижалась лбом к моему лицу. Я ввел её в дом, помог раздеться и представил нашим гостям.

Итак, все в сборе. До конца старого года осталось 10 минут. Пора за стол!

За окном мороз 40 градусов, а у нас тепло и уютно. Люстра погашена, чтобы не утомлять глаза, и горящая на письменном столе настольная лампа создает приятный полумрак, усиливающий уют. Блики света от неё дрожат на приборах и хрустальных рюмках.

На столе, покрытом белой, туго накрахмаленной скатертью, блюда с традиционным мясным салатом, румяными сочными кусками зажаренной в духовке курицы, рыбой, сыром, колбасой и другими закусками, радующее глаз количество бутылок с различными винами. На буфете большие вазы с яблоками, апельсинами, кексом; маленькие вазочки с конфетами. Всё готово к новогоднему пиру. Запах фруктов и закуски дразнит обоняние и торопит скорей приступить к нему.

Провожаем первой рюмкой Старый год: через две минуты его уже не будет. Все прислушиваются. «Там-та-тим-там-там! Там … там! С Новым годом! С новым счастьем!»

Последней со мной чокается Аня. Мы задерживаем руки с рюмками, глядим в глаза друг другу – она ласково и счастливо улыбается мне. Сердце полнится нежностью: так хочется поцеловать её – так жаль, что нельзя! Тихонько шепчу ей: «За тебя!».

От вина становится еще теплей и уютней. Исчезает первоначальная натянутость: разговор за столом оживляется, становится общим; раздается смех. Тост следует за тостом.

Новогодняя ночь! Вчера сдача проектов, зачеты, беготня, волнения и бессонные ночи. Но сегодня мы празднуем: смеемся, пьем вино, поем песни, отбивая ладонями ритм на фанерной чертежной доске.

И, конечно, танцуем: много танцуем. Бешено кружимся в вальсе, быстро идем в фокстроте; как зачарованные, медленно двигаемся в танго, обняв и прижав к себе партнерш, касаясь свое щекой теплой и нежно-шелковистой щеки девушки.

Но рядом старшие, поэтому мы начеку. Едва скрипнет дверь, как всё становится в рамки строго приличия, и когда мама заходит узнать, не нужно ли нам что-нибудь, она не замечает что-либо предосудительное. Мама уходит, и снова щеки рядом.

На ходу девочки берут с ваз яблоки или апельсины, едят сами и кормят нас. Конечно, нас балуют: потому, что ребят мало. Но из-за этого мне меньше, чем хотелось бы, приходится быть с Аней. Но она не сердится на меня.

– Тебе хорошо?

– Очень!

Мне тоже хорошо. Хорошо, потому что она со мной; потому, что подобралась хорошая компания, и до утра еще далеко. Волшебная новогодняя ночь! Веселье продолжалось.

… Постепенно лица начали бледнеть от усталости. Первой сдалась Зоя. Она прилегла на кровать и быстро уснула, охраняемая неотрывным взглядом своего рыцаря, Лени, севшего возле неё.

Но к 7 часам уже все основательно устали – хотели спать. Зое, кроме того, нужно было успеть переодеться и явиться на дежурство в больницу, где работала медсестрой.

Одевшись, вышли на улицу. Мороз был крепок. Снег громко скрипел под ногами, предрассветный воздух насыщен густым морозным туманом. Первыми от нас отделились Оля и Соня, потом Рита. Зою проводили до дома. Она устало улыбнулась, прощаясь с нами.

Было еще жалко совсем расходиться, и оставшаяся четверка – я, Аня, Алик и Леня – решили немного пройтись. Но у площади Маяковского мороз загнал нас в вестибюль метро. Стояли, тихонько разговаривая.

Вернулись, проводив вначале Леню. Аня жила за городом: она осталась ночевать у нас.

Уже совсем рассвело. Грязные тарелки и приборы, пустые вазы и бутылки, кожура апельсинов, раскрытый проигрыватель и сложенные неровными стопками пластинки напоминали о празднике, который уже окончился.

Спать, спать!

2

Началась экзаменационная сессия. С утра до вечера сидели с Алькой за столом, уткнувшись в книги и конспекты. Но если до экзамена оставалось еще несколько дней, то шли вечером с ним гулять.

Жаль, что Аня жила за городом! К 8 часам её уже не было в Москве. Я не всегда успевал договориться с ней заранее: потом жалел, но было уже поздно.

В один из таких вечеров мы позвонили Лене и втроем отправились к Рите. Вместе с ней зашли за Зоей. Все мы жили неподалеку друг от друга: эти сборы не отняли много времени. Пошли гулять по улице Горького. Воспоминание о чудесной новогодней ночи сближало нас: казалось, прогулка является продолжением её.

– Жаль, что уже прошло: было замечательно, – сказала Рита, идя со мной сзади.

– А Зое как?

– Ей очень понравилось. Очень весело и хорошо. И как держались ребята, и что без водки: никто не был пьян. Она первый раз была в такой компании.

Мы с Алькой нарочно пошли потом провожать Риту, чтобы оставить Леню с Зоей. Совершенно напрасно: она не захотела с ним встречаться. Что он принял спокойно: «насильно мил не будешь».

Через несколько дней у нас с Алькой опять выдалась возможность пойти гулять вечером. Мы не дозвонились Лене, и Риты не было дома. Застали только Зою и отправились с ней гулять по Первой Брестской.

Стоял легкий морозец – что-то около 2-3 градуса; медленно падал мягкий снежок, было совершенно безветренно – прекрасная погода для прогулок. Лампы заливали ласковым теплым светом середину почти безлюдной улицы. Можно отдохнуть после напряженной зубрежки. Мы дурачились, катались по ледяным дорожкам, рассказывали анекдоты; смеялись громко и беззаботно.

Какая она милая, Зоя! Смеялась, улыбаясь нам немного кокетливо, и её зеленые глаза блестели. Какая-то она была очень своя: казалось, мы очень давно её знаем. Ни одно нечистое желание или даже мысль не касались её. Было просто хорошо, легко и весело.

Потом гулять надоело – пошли к нам, включили проигрыватель и по очереди танцевали с ней.

Но эти совместные прогулки прекратились очень быстро и совершенно неожиданно.

Мы с Алькой, как и раньше, зашли к Рите. Она сказала, что Зоя дежурит, и пошли гулять втроем. Долго ходили, разговаривая. Уже подходили к её дому, когда разговор зашел о присутствовавших на Новом годе, и она вдруг выдала:

– Прости, но твоя Аня просто совершенно неинтересная. Ну, совсем простая – ничего интеллигентного. Что ты в ней нашел?

Я никак не ожидал от неё этого: они были во многом похожи – Рита и Аня. Обе страшные фантазерки – и та и другая жили в каком-то наполовину вычитанном, наполовину выдуманном мире, паря над действительностью. Мне казалось, что они должны будут сойтись, и был несколько удивлен обратным. Рита почему-то очень холодно разговаривала с Аней в новогоднюю ночь. Но я, увлеченный весельем, не обратил тогда на это большого внимания.

Сейчас же был не столько удивлен, сколько возмущен:

– Не позволяю тебе говорить о ней так в моем присутствии! Может сколько угодно не нравиться тебе, но не смей. Что я в ней нашел, это мое дело!

Но она уже успела закусить удила:

– Ай, брось, пожалуйста! Она же тебе совсем не подходит. Как будто нет более интересной девушки!

– Да?!! И кто же?!

– Да Зоя!

Ах, вон оно что! Мне стало всё ясно: я нравлюсь Зое. Теперь понятно, почему во время первой прогулки обращалась чаще всего ко мне и почему отказалась встречаться с Леней. Она поделилась этим с Ритой, и та решила помочь ей. Но своей бестактной выходкой оказала Зое лишь медвежью услугу.

Да, Зоя хороша: милая, нежная. Но Аня – моя Аня, Анечка… Присутствие которой рядом или даже мысль о ней переполняли сердце нежностью, и становилось необыкновенно хорошо жить. Ни о каком выборе не могло быть и речи: не было ни тени колебания.

Да и сравнение Ани с Зоей было не в пользу подруги Риты. Аня, внешне нисколько не уступая Зое, по культурному уровню на голову была выше её. Уж и не ниже Ритки тоже!

Да что она понимает, в конце концов! Любить, думает, может только она – а другие в этом без неё не понимают совсем ничего?! Пускай-ка не лезет, куда её не просят!

Я высказал это довольно резко. Мы были уже у её дома.

– Алик, приходи ко мне! – с вызовом крикнула Рита и скрылась в своем подъезде. Алька буркнул: «Ну и дура!», и мы пошли домой.

Я был сильно возмущен – на Зою, однако, не сердился. Слишком хорошо знал Риту, чтобы думать, что инициатором этого нелепого предложения была не она, а сама Зоя. Она оставалась для меня тем же, кем была – только теперь я еще знал, что нравлюсь ей. Это льстило моему самолюбию, но из-за этого же я не мог больше видеться с ней.

Мы гуляли теперь вечерами вдвоем – я и Алик; иногда и с Леней. Экзамены поглощали всё время, а после сдачи каждого из них я весь вечер проводил с Аней. Рядом с ней я позабыл и о глупой выходке Риты, и о Зое.

3

Прошло десять месяцев после этого. Многое изменилось с тех пор.

Разошлись наши пути с Аней. Она не любила меня и, поняв, сказала об этом: предложила стать лишь друзьями. А я не хотел верить: временами она была очень ласкова со мной. И тогда я думал, что она еще просто не может разобраться в своих чувствах.

Мы продолжали встречаться. Но время шло: её отношение ко мне не менялось, и я начал терять надежду. Потом почему-то начал замечать в ней недостатки, на которые раньше не обращал внимания или же сознательно закрывал глаза. Любовь – или, может быть, очень сильное увлечение – уходила. Я понял это. Она стала для меня только славной девушкой.

И тогда я уже сам тоже предложил ей:

– Давай будем хорошими друзьями! – я не хотел совсем расставаться с ней.

– Чудак, да ведь я тебе это давно предлагала – только ты упрямился.

Мы виделись, интересовались делами друг друга: дружба пришла на смену любви. Затем свидания с другой девушкой сделали эти встречи довольно редкими.

В июне я окончил институт. Съездил к Черному морю, а в августе приступил к работе в должности конструктора на заводе в одном из небольших городков Московской области.

Поселился там же, на территории завода – в маленьком домике, бывшем раньше проходной. Работа не казалась трудной: мне еще в институте нравилось проектировать. Первое время я почти все вечера проводил в цехах: изучал производство, разговаривал с рабочими. Многое, что я знал только теоретически, становилось понятным, и это сильно помогало в работе.

Работа, хождение по цехам и чтение, сидя у себя в домике – так шли дни. Знакомств, кроме как по работе, я не имел. Поэтому было скучновато, и я с нетерпением ждал субботу, когда, кончив работу, уезжал ближайшей электричкой в Москву.

Туда я мог ездить лишь раз в неделю: дорога отнимала около двух часов в один конец. Приехав, быстро съедал вкусный мамин обед, переодевался и бежал на свидание. Единственный вечер, когда я отводил душу в обществе своей девушки. Но в 6 часов вечера в воскресенье мне приходилось уезжать обратно: утренним поездом в понедельник я не успевал к началу работы. Было жаль воскресный вечер; иногда находила тоска, когда я представлял себе снова одинокие вечера.

И опять начиналась рабочая неделя. Вечерние хождения по цехам стали реже. Обычно, придя с работы и поужинав, я заваливался на кровать, читал, пил чай или черный кофе, к которому тогда сильно привык, и курил – много курил. Так проходила большая часть вечеров.

Альки в Москве не было. С начала последнего семестра он сильно запустил учебу, рассчитывая подналечь, как всегда, перед зачетами, и, несмотря на свои способности, не успел сделать все задания. Помочь ему я мало чем мог: мы учились по разным специальностям. К экзаменам его даже не допустили. После отчисления из института Алик пошел работать, рассчитывая в будущем году восстановиться на том же курсе. Но в октябре брата мобилизовали в армию.

Мне не хватало его: мы привыкли к постоянному обмену мыслями. Я часто писал ему длинные, на много страниц, письма; он в ответ присылал такие же. Но его вскоре послали учиться на специальные курсы, и писать он стал редко.

9 ноября. Я вернулся накануне домой, усталый после ночи, проведенной в компании студентов, куда меня пригласил Леня, и проспал почти весь день и всю ночь. Был вял: хотелось отдохнуть, лениво наслаждаясь домашним уютом. Планов на вечер у меня никаких не было: вероятнее всего смотрел бы телевизор.

Но вышло иначе: часов в семь вечера пришел двоюродный брат с приятелем. Он хочет познакомить его с Ритой. Как к ней пройти? Может быть, я сам пойду с ними?

Уже прошло почти десять месяцев с того январского вечера, когда мы поссорились, и если я не забыл её глупой выходки, то перестал сердиться: вспоминал как о чем-то давно прошедшем. Поэтому после короткого колебания согласился.

Она сама открыла нам дверь.

– А, Гриша! Здравствуй! – встретила она меня.

– Я не один.

– Проходите!

В комнате были какой-то молодой мужчина и Зоя. Я как-то не думал, что встречу её у Риты, но почувствовал, что рад этому. Следом за мной вошли Рита и брат с приятелем, и завязался разговор – но вяло. Было скучно.

– Ты не против бутылки вина? – тихонько спросил я Риту.

– Нет.

– Не хочется только идти одному. Может быть, Зоя пойдет со мной?

– Я спрошу.

Мы вышли вдвоем с Зоей. После нескольких вопросов – как живешь и тому подобное, замолчали. Я глядел на неё: она ничуть не изменилась.

– А я в феврале выхожу замуж. Приглашаю тебя на свадьбу, – вдруг сказала Зоя.

– Да? Поздравляю! Обязательно постараюсь придти, – ответил я. И, помолчав, добавил в шутку: – Эх, Зоя, Зоя! Какого парня ты не оценила – Леню. С такими ресницами!

– Да-а! А что же ты меня не оценил? – в тон мне ответила она.

– Кто он? Этот молодой человек, Виктор?

– Нет: тот Ритин. А он учится в Харькове.

– А! – Кажется, я привел их напрасно. Но не жалел, что пришел.

Большинство магазинов уже было закрыто. Мы долго шли, пока нашли открытый и купили какое-то вино. Больше хотелось просто еще погулять с Зоей, поговорить, но нужно было возвращаться.

Просидели у Риты еще часа два и начали расходиться.

– Гриша, заходи ко мне! – пригласила на прощание Рита.

Я пошел провожать Зою домой.

В следующую субботу приехал двумя часами позже обычного. Со знакомыми созваниваться было уже поздно; со своей девушкой я расстался незадолго до этого. Решил зайти к Рите.

У неё сидела гостья – женщина лет 35, стройная, довольно интересная шатенка.

– Вера Гавриловна, – представила мне её Рита. Она оказалась живой и достаточно интересной собеседницей.

Еще до моего прихода они говорили о чем-то веселом, и теперь быстро подключили к разговору и меня. Вера рассказала последний анекдот, я следом тоже несколько их. И потом пошло. Я вспоминал их один за одним – анекдоты, смешные случаи. А они смеялись – смеялись без перерыва. Особенно Вера: начинала смеяться, едва я открывал рот, еще не успев даже ничего сказать.

– А где Зоя? – спросил я между анекдотами.

– Должна была придти. Но что-то опаздывает.

– Он ухаживает за ней? – спросила Вера, удивив меня бесцеремонностью вопроса.

– Нет.

Прохохотали весь вечер. Расстались приятелями, решив часто собираться вместе. А Зоя не пришла.

Однако вопрос Веры заставил меня насторожиться: не хотел, чтобы чисто дружеское мое расположение к Зое было принято кем-то и особенно ею самой за что-то другое. Я не должен давать повода к этому.

… Мы начали регулярно собираться у Риты: Вера, Рита, Зоя, Виктор и я. Компания была несколько разношерстной по возрасту, но это не мешало: всех нас объединяло желание после рабочей недели приятно и весело провести субботний вечер.

Приближался Новый год. Я, как и в октябрьские праздники, был приглашен Леней в студенческую компанию. Новая наша компания на этот раз собраться не могла: Вера встречала дома с матерью; Виктор с сыном, которого забирал на праздники у своей бывшей жены; Зоя должна была дежурить.

Но студенческая компания распалась. Я узнал об этом только 31 декабря, приехав в Москву. Позвонил Рите на работу: Зоя не дежурила.

Мы провели Новый год втроем. Он был совсем не похож на предыдущий. Но получилось по-своему неплохо. Было приятно сидеть за столом при свете ночника, негромко разговаривая и попивая горячий пунш с плавающими в нем дольками мандарина. Потом прошлись по покрытой свежим снежком улице, поздравляя с Новым годом встречавшиеся пары, шедшие домой с празднования.

4

Шло время, жизнь двигалась. Я испытал тогда первую свою творческую удачу.

Решение одного механизма целый месяц не давалось мне. Груды кинематических и динамических расчетов подтверждала полную непригодность всех вариантов, предлагавшихся моим руководителем и мной самим. И уходя с работы, я не переставал думать о нем. Что же делать?

Мне, наконец, пришлось отложить на время эту работу: было много еще других дел. Но думать о ней я не переставал – не хотелось сдаваться: неужели я бессилен?

И вдруг, когда я занимался совсем другой работой, в голове мелькнула мысль: не попробовать ли вот так? Бросился чертить схему и считать. Подолгу сидел после окончания рабочего дня за своим столом и продолжал считать, чертить, стирать, опять чертить. Не терпелось быстрей узнать, правильно ли мое решение.

Наконец, на третий день расчет последнего варианта решения сказал: правильно! Силы инерции достаточно малы, и схема исключает возможность поломки при случайном заклинивании от попадания крупных кусков материала.

Хорошо. Как хорошо! Совсем тихо: я один в комнате – сотрудники уже давно ушли. Какой восторг: необыкновенное, ни с чем несравнимое счастье глубокого удовлетворения! Радость первой творческой удачи.

Она окрылила меня: я чувствовал себя сильней, уверенней. И в Москве я теперь стал проводить больше времени: через местком добился разрешения позже начинать работу в понедельник.

Воскресные вечера тоже стали моими: наша компания стала собираться каждые субботу и воскресенье. Мы смеялись, пели, спорили об искусстве: было интересно.

Самым приятным для меня человеком в нашей компании была Зоя. Обычно я провожал её домой после вечеров у Риты; по дороге вели с ней долгие, серьезные разговоры. Несколько раз, идя к Рите, я заходил за ней домой. Она жила с матерью и сестрой. Простая, но дружная семья, в которой Зоя была любимицей.

Странные взаимоотношения сложились между нами. Чувствовал, что она по-прежнему относится ко мне. Мое отношение к ней тоже не менялось – оставалось чисто дружеским. Может быть, немного более чем дружеским: почти таким же, как если бы она была моей сестрой. Безусловно, она нравилась мне внешне, но её отношение ко мне не позволяло завести с ней интрижку, пофлиртовать.

Правда, пару раз, когда мы прощались у её подъезда, я сказал:

– Зоечка, поцелуй меня. – И она с ласковым смешком целовала меня – в щеку. Не придавал этим поцелуям никакого значения: они выглядели не более чем шутка.

Я искренне желал ей счастья с другим, раз не мог дать его ей сам.

Так и шли неделя за неделей. Я не замечал времени, почти не думал о предстоящей Зоиной свадьбе.

Она тоже не говорила о ней – даже ни разу не назвала имени своего жениха. Но, видимо, непрестанно думала об этом. По некоторым редким её вопросам я угадывал, что в ней теплится какая-то надежда, что предложу ей стать моей, не его, женой.

… Однажды я провожал её, как обычно. Вышли из дома Риты молча: немного устали – в этот вечер очень много спорили о чем-то, потом танцевали, пели, дурачились.

Она неожиданно спросила меня:

– Гриша, ты хочешь, чтобы твоей женой была обязательно равная тебе по образованию и в другом?

Мимо нас, гремя, шел трамвай, и я ответил не сразу. Мне было слишком ясно, что она думает. А что мне оставалось? Сказать ей четно, конечно, жестоко, но другое будет неправдой.

– Да, – ответил я, когда шум стих.

Мы опять шли молча. Мне казалось, что она хочет и не решается сказать что-то важное.

– Помнишь, я тебя спрашивала: женился бы ты на девушке, больной туберкулезом или какой-нибудь тяжелой болезнью? – наконец спросила она.

Я помнил этот разговор: он произошел неделю или две тому назад. Вопрос был задан как-то мимоходом, показался мне отвлеченным. И я ответил: «Ну, если бы знал заранее, вряд ли».

– Да.

– Я ведь тебе раньше не говорила: у меня был туберкулез. Об этом знают только мама с Лидой и Рита. Правда, сейчас процесс прекратился – я поддувалась три года, но зато от поддуваний сильно пострадало сердце. Я многое не могу делать по дому: мыть полы, стирать. Спасибо Лиде: она всё делает за меня. А что же мне делать замужем?

Я потому и решилась выйти замуж за Юру, – первый раз назвала она его имя. – Мы познакомились летом в санатории: он был сам тоже раньше болен туберкулезом. Я думаю, он не станет меня упрекать за то, что я многое не смогу делать и … Понимаешь, если я не смогу иметь ребенка.

Он должен приехать из Харькова в конце февраля. Сейчас мы с ним переписываемся: он пишет, что любит меня – я редко отвечаю ему. Чувствую, что его не люблю. Все-таки, я решила: что мне еще делать? Я ведь права, да?

Она старалась говорить спокойно, но не могла сдержать волнение. Было ясно, что ею владеет отчаяние, а не решимость: что она со страхом смотрит в будущее.

Мы уже пришли и стояли в пустом подъезде её дома. Потрясенный, я слушал, не перебивая и не задавая вопросов.

Что ей делать? До его приезда осталось недели три. Она ждет и боится своей свадьбы – ей сейчас очень трудно. Время идет, и надо окончательно принять решение.

Было очень жаль её. Бедная Зоя: вероятно, раньше она спокойней думала о своей свадьбе. Я своим появлением внес смятение в её душу: ведь знал, что сильно нравлюсь ей. Но ведь я не любил её: потому не мог предложить ей то, на что она втайне, может быть, все-таки надеялась в тот момент.

Но был растроган её откровенным признанием, и хотелось как-то успокоить, утешить её. Что ей сказать?

Был взволнован не меньше её. Так что же сказать?

Так и не нашел – и сделал другое: взял и поцеловал ей руку.

– Ничего, Зоечка, всё будет хорошо, – только и произнес я, сам не очень веря в это, хотя больше всего на свете желал в ту минуту.

… Домой шел, думая о ней. Она меня любит, а я? Что могу я предложить ей: дружбу? Но ей нужна не моя дружба.

Я чувствовал себя виноватым: сердце мое понимало и сочувствовало ей.

– Зойка, бедная Зойка! Такая хорошая девчонка! Как ей не везет: ведь у неё туберкулез легких, – говорила Рита в следующую после разговора с Зоей субботу. Я пришел к ней раньше всех, и мы разговаривали, ожидая остальных.

– Разве? – спросил я: может быть, Зоя не хочет, чтобы она знала о нашем разговоре.

– Да. Процесс, кажется, уже прекратился, но она еще поддувается для полной гарантии. Молодая – и больна такой болезнью! Все крылья ей это подрезает.

Почему она сегодня говорит со мной обо всем этом – говорит впервые? Я вскинул на неё глаза. Она поняла:

– Зоя рассказала мне о своем разговоре с тобой. И что ты поцеловал ей руку. Она была очень растрогана и благодарна тебе за это. Эх-х, Гриша! – она вздохнула. Зоя была ведь её единственная подруга, с которой она дружила уже много лет. Она не могла ей не сочувствовать.

Да ей и самой было несладко: Виктор раз от разу приходил всё реже.

Вскоре пришли Зоя и Вера. Рита почти не принимала участия в общем разговоре: волнуясь, ждала, не звонит ли квартирный звонок.

Виктор так и не пришел в тот вечер.

… Прошло еще несколько похожих на тот вечеров. Виктор не приходил – Рита продолжала ждать его каждый раз, почти не разговаривая и становясь всё мрачней. Говорили, в основном, я и Вера; Зоя изредка вставляла слово, а больше слушала нас. Но мне, все-таки, было хорошо с ними после одиноких вечеров.

Так прошел февраль, за ним половина марта.

5

Я приехал, как обычно, в субботу. Пообедал и пошел к Рите.

Она встретила меня новостью:

– Ты знаешь, Бра дал телеграмму, что вчера выехал в Москву: сегодня должен был приехать. Зоя звонила на вокзал: все поезда, которыми он мог приехать, давно пришли, а его нет.

– А как Зоя?

– Волнуется: боится, не случилось ли какое несчастье. Плачет.

– Пойдем к ней.

Он не приехал. Зои тоже не было дома: сестре надоели её слезы, и она утащила её в кино.

… Его не было и в воскресенье. Я ломал голову: что же могло произойти? И приехав в следующую субботу в Москву, заспешил к Рите.

– Приехал. Он делал остановку в Белгороде, заезжал к матери. Завтра свадьба. Эх!

– Так.

– Поедем к Вере – она ждет нас.

Пока Рита запирала дверь комнаты, в коридор вышла соседка – старая, сгорбленная и подслеповатая тётя Настя. Увидев меня, вдруг запричитала:

– Сиротиночка! Сиротиночка ты бедный! Покидает она тебя!

Я пожал плечами: нелепые причитания старухи не вызвали у меня даже улыбки. Было не до неё: я не стал её разубеждать.

– Зоина мать уже думала, что Зоя выйдет замуж за тебя, сказала Рита в троллейбусе.

– Да? – Не хотелось разговаривать.

Невесело было и у Веры. Одни и те же мрачные мысли овладели всеми нами.

– Чувствуется, что Зоя страшно растеряна. Как будто у неё не свадьба, а нужно ложиться на плаху, – сказала Вера.

Разговор шел медленно, вполголоса, без обычных шуток. Говорили только о Зое, и разговор был похож на прощанье с ней.

Завтра свадьба. Завтра они распишутся в загсе – она уже отрежет себе путь к отступлению.

Воскресенье. К 11 часам я ушел в магазины и долго бродил в поисках подходящего подарка. Такой показалась мне более других резная китайская пудреница из красного лака: потому что сможет долго быть у неё как память. Так хотела Зоя – я это знал от Риты.

Пришел домой. Плотно пообедал, чтобы не опьянеть, если придется много выпить; переоделся и пошел на свадьбу. «Зоя просила, чтобы ты обязательно пришел», сказала мне Рита вчера. «Ты должен быть».

… Лида открыла мне дверь.

– Ты что же так опаздываешь? Мы давно начали. Думали уже, ты не придешь.

Я вошел в комнату. Было полно гостей, стоял шум. Длинный ряд столов, уставленных бутылками, блюдами. Во главе сидели Зоя в белом свадебном платье и молодой человек в темном костюме. Из-за тесноты я не мог подойти поздравить их – Зоя подняла голову, и мы издали улыбнулись друг другу. Её тотчас же отвлекли. Лида усадила меня, и мне тут же налили штрафную – я еле отделался.

Молодежи среди гостей было мало – в большинстве дядюшки и тетушки лет под или за пятьдесят. Они уже успели изрядно нагрузиться, искренне радовались Зоиной свадьбе, продолжали пить водку и кричать «горько».

Зоя в очередной раз сильно засмущалась – уткнулась лицом в грудь мужу: он поцеловал её в щеку. Она подняла лицо, всё пунцовое.

Невдалеке от себя я увидел Риту и пересел к ней. Вера не пришла. Нас было только двое, понимавших, что кроется в этой свадьбе для Зои.

Провозгласили тост. Я сидел далеко от Зои. Она чокнулась с сидящими рядом и повернула голову в мою сторону.

Мы глядели друг другу в глаза. Я – тревожно: «Как ты, Зоечка?». Она – улыбаясь мне спокойной и немного печальной улыбкой, в которой я читал: «Ну, вот видишь: всё позади! Еще вчера всё могло быть иначе, но теперь уже поздно. Я не глупая – я понимаю: ты не мог сделать так, как я мечтала – ведь ты не любил меня. И я тебя не виню, хотя мне и больно. Но теперь уже всё – ничего не изменишь: зачем думать о несбывшемся?».

И каждый раз, когда провозглашали тост, она искала мой взгляд и, улыбаясь всё той же улыбкой, смотрела мне прямо в глаза долго и неотрывно. Мне было тяжело: чувство вины перед ней жгло меня. А она продолжала глядеть мне в глаза и улыбаться так, как улыбалась в тот вечер одному только мне.

Я выпил подряд несколько рюмок вина, потом еще, но оно не приносило мне облегчения. Водку избегал: я должен был сохранять над собой контроль, чтобы ни в коем случае ни о чем не проговориться.

А гости продолжали веселиться и пить. Внешне это была обычная веселая свадьба – счастливое событие в жизни двух молодых людей. Лишь Рита и я видели драму, скрытую от других, и нам было тяжело.

Гости захотели попеть, и кто-то пошел за знакомой, жившей неподалеку. Высокая, крупная, она заиграла на аккордеоне и запела сильным вульгарным голосом: «Ну, а если, дружок, ты не смелый, то мне какое дело – появится другой! Приходи, приходи, приходи!».

Она явно понравилась гостям. Одна из тетушек, умильно глядя на неё, произнесла: «И послал же нам тебя Г-сподь!». Молодежь уже выходила из-за стола.

Вино, наконец, начало оказывать благотворное действие, притупляя чувства и неся облегчение. Я встал из-за стола и пошел в комнату их соседки по квартире, где уже начались танцы.

Там были и Зоя с мужем. Я пригласил её на один из танцев. Мы не знали, о чем говорить: я только поздравил её, она поблагодарила. Затем извинилась и, не дожидаясь конца танца, вышла из комнаты.

Танцы перешли в пляску. Плясуны были достаточно пьяны: плясали с удальством и визгом. Особенно старалась одна, лет двадцати: за столом она сидела напротив меня, я видел, она пила, не отставая от мужчин. Видно, ей это было нипочем. Отплясывая «русскую», вертела своим широченным задом.

Мне надоело это зрелище: возвращалось прежнее настроение. Я вышел из комнаты. Стоял в коридоре, курил и разговаривал с другими курившими.

Но вновь усиливающееся тяжелое чувство давило, и хотелось уйти. Я разыскал Риту.

– Я хочу уйти: мне не по себе здесь, – тихо сказал я ей.

– Да, мне тоже. Пойдем. Можно будет переночевать у вас? Я отдала свою комнату на сегодняшнюю ночь Зое.

– Да. Пойдем.

С трудом найдя среди наваленных грудой свои пальто, мы начали одеваться. Как вдруг из какой-то комнаты выбежал Зоя. И бросилась к нам с криком:

– Дорогие мои, не оставляйте меня одну в такой день! – Крик счастливой невесты в день её свадьбы!

Рита стала успокаивать её:

– Мы только сходим ко мне: я немного уберу комнату.

– Только обязательно придите! – её било нервной дрожью.

– Да, да, конечно! Ну что ты!

Мы вышли. Можно было высказать вслух свои мысли.

– Да: пропили Зойку, – со вздохом сказала Рита. – Эх, Гриша!

С минуту шли молча.

– А знаешь: Зоя плакала в ванной, её еле нашли. Долго не могли успокоить. Они ни о чем не догадываются. «Девушки», говорят, «всегда так».

Как тяжело! Как давит, как жжет это непонятное чувство вины перед Зоей. И почему-то не помогает сознание нелепости его.

… Пришли к Рите. Сначала молчали, убитые произошедшим. Но недолго. Долго молчать не могли. Дикое отчаяние – может быть, еще благодаря выпитому – овладело мной.

– Как она смотрела на меня! Что за нелепое чувство, будто я виноват перед ней? Я не могу никуда уйти от него: оно давит меня. Я ж видел в её взгляде упрек: казалось, будто я предал её. Как всё нелепо, тяжело!

Она была и сама очень подавлена, но пыталась успокоить меня:

– Да что ты? Тебе это только казалось! Ей не в чем тебя упрекать.

Мы долго говорили. Моё волнение никак не проходило. Я прислонился лбом к её плечу, и сидел так, пока немного не успокоился.

Пошли обратно. Мороз усиливался, и мы, пока шли, изрядно замерзли.

Зоя кинулась к нам с радостным криком:

– Пришли, дорогие мои! – она обхватила руками наши головы, прижала к своим щекам и целую минуту держала так, не отпуская.

Большинство гостей уже разошлось, осталось всего человек десять с домашними. Мы сели с ними за стол.

Я внимательно присматривался к тому, кто стал её мужем. Его внешность, его поведение мне нравились.

– Как, Юра, не страшно жениться? – как бы в шутку спросил я.

– По любви и по рассудку – не страшно. По одному чему-либо – не стоит. – Его ответ порадовал меня: он, видимо, неглуп. Может быть, она будет счастлива с ним. Мне так хотелось этого!

Я сильно замерз и потому уже не стал отказываться от разведенного сиропом спирта. Выпил несколько лафитников – спирт согрел меня, и почти совсем прошло тяжелое настроение. Мы тихо разговаривали вчетвером – остальные почти не вмешивались в нашу беседу.

Пора было расходиться. Вышли впятером: я, Рита, Зоя, Юра с аккордеоном в чехле и певица, хозяйка аккордеона.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива! – сказал я Зое на лестнице слегка заплетающимся голосом.

– Что ты болтаешь? Ты пьян! – сказала Рита и сама рассмеялась пьяным смехом.

… Мы дошли до дома певицы, вошли в подъезд. Юра поднялся с ней наверх, помогая отнести аккордеон.

Мы остались ждать внизу. От выпитого спирта глаза у всех блестели. И Зоя уже улыбалась иначе – не той страшной улыбкой.

На Ритку нашла нежность: она начала целовать меня в щеку. Зоя засмеялась – и вдруг порывисто поцеловала меня в щеку, а потом несколько раз крепко в губы.

Вернулся Юра. Мы с Ритой проводили их до угла.

Наутро я опять на неделю уехал из Москвы.

6

Следующую субботу мы собирались провести как обычно – только с нами должен был быть и Юра.

Я пришел раньше всех и с нетерпением ждал Зою. Всю неделю меня беспокоила мысль: как она теперь? Когда они пришли, я с тревогой и любопытством посмотрел на неё. Она казалась совершенно спокойной.

Мы напрасно прождали Веру и, по моему предложению, пошли ко мне пить чай с вареньем. Мои родители поздравили Зою. Мама устроила нам хороший ужин, а у Юры была с собой бутылка вина, и мы неплохо провели время.

В воскресенье Юра уехал обратно, в Харьков.

Мы еще несколько раз собирались у Веры. Зоя не приходила туда. Не являлся и Виктор, явно избегая встреч с Ритой. Рита всё более мрачнела.

Беседы, которые мы вели, начали казаться мне скучными, чересчур отвлеченными и даже ненужными. Хотелось более живых тем – более близких вопросам, которые меня тогда волновали. Начало раздражать поведение Веры, особенно её претензии на аристократичность рядом с ухватками мещанки – то, на что раньше как-то не обращал внимание. Я перестал бывать у неё.

Вскоре прекратила встречи с ней и Рита. Но и с Ритой я виделся редко. Неудачная любовь озлобила её: с ней трудно было разговаривать.

Летом мне посчастливилось перевестись работать в Москве. Конец еженедельным поездкам и одиноким вечерам. Я навещал знакомых.

Зашел и к Зое. Мы давно не виделись. Юра был в Харькове: они лишь переписывались. Чувствовалось, что её отношение к нему не изменилось к лучшему.

– Он, должно быть, там изменяет мне. Не верю я ему: честных людей нет, – она сказала это странно спокойно, лишь с легкой горечью.

Я встретил её еще раз более чем через год у Риты. Юра по-прежнему учился в Харькове, она жила в Москве. Зоя внешне почти совсем не изменилась, но я, глядя на неё, чувствовал, что всё то, что было, прошло, умерло, и сама она казалась мне лишь какой-то пришелицей из прошлого. Я пришел тогда к Рите не один: со своей невестой.

Через несколько дней после этой встречи Рита и Зоя поссорились и порвали отношения. Рита говорила теперь о своей бывшей подруге, с которой одной дружила долгие годы, резко и зло.

Связи распались. Каждый шел своим путем.

Больше я Зою не видел. Где она, что с ней, как она живет? Не знаю.

Помню только, как прошла она через мою жизнь, и те мысли и чувства, связанные с ней и заполнявшие меня тогда. Особенно то, непонятное, чувство тяжелой вины перед ней, от которого я почему-то не мог избавиться.

1960 г.

[Борис Мир][Данэя][Западный полюс][Present Perfect Continuous][Блик][Кев Олеч]

[Отвергнутая Сольвейг][Не придуманная история]