Борис Мир. Данэя. Часть VI. Глава 58

Дан и Марк копались в архиве Лала. Основная часть работы была уже выполнена: почти все, даже незаконченные, произведения Лала были опубликованы – переданы в Центральный архив. Но оставалось еще значительное количество фактического материала, собранного им – разбору его они посвящали немалую часть свободного времени.

– Послушай, – Дан повернулся к Марку, чтобы поделиться интересной находкой, но Марк сидел с закрытыми глазами, вцепившись руками в подлокотники кресла, – лицо его было белым как мел. – Что с тобой?

Марк только слабо застонал. Не медля, Дан уложил его и подкатил кибер-диагност, приготовленный для родов Лейли.

Сердце! Врача Дан вызывать не стал – впрыснул лекарство, дождался, когда щеки Марка начали розоветь. Тогда спросил:

– Как чувствуешь себя?

– Ничего: проходит.

– Давно это у тебя?

– Первый раз, – солгал, впервые в жизни, Марк. Но Дан не успокоился: запросил медицинские записи на него.

– Третий, а не первый! – укоризненно сказал он.

– Такой – первый. Те – были не сильными. Что ты хочешь: возраст.

– Тебе надо лечь в клинику. Сердце очень изношено.

– Подлечусь. Только не в клинике: обойдусь без нее.

– Перегружался ты сильно последнее время.

– Не больше тебя.

– Но у меня организм много моложе твоего.

– Что я могу поделать? Я же не академик. Да и был бы, так теперь не допустил бы, чтобы ради меня зарезали донора. И ты.

– Но пересадка сердца...

– Сердца донора: то же самое. Эти разговоры не для нас с тобой. – Чтобы прекратить спор, он закрыл глаза, и Дан оставил его в покое.

До родов оставалось немного, и Дан не давал ничем заниматься кроме подготовки к ним. Решительно воспротивился ее участи даже в обсуждении новой постановки, которую начал готовить Поль: "Радуги" по Ванде Василевской – ее подсказала Эя. Рита получила в ней главную роль – партизанки-матери Олены.

С Даном ничего нельзя было сделать. Эя успокаивала ее обычным "Он и со мной был таким", но подобная, незагруженная, жизнь тяготила Лейли. И она нашла выход – да так, что Дан не мог возражать. Сочетала приятное с полезным: регулярно встречалась со знакомыми, приглашая их навестить ее дома.

Дана удивило, что все они являлись парами: мужчина и женщина.

– Это те, кто живет вместе, – объяснила ему Лейли. – У меня много таких знакомых.

Он понял ее замысел: среди людей, которые раньше других могли стать родителями, эти пары были наиболее вероятными. И он стал помогать Лейли.

Кое-чего они достигли: на тех заметно действовало то, что они видели. Дан и Эя составляли, как и они, пару, живущую вместе, но... Но у Дана и Эи было то, чего у них не было: дети. Сын, который вместе с Лейли ждал появления своего ребенка; девочка-подросток, веселая и общительная. "Главный пункт нашей агитации" – вспоминал Дан слова Лала.

Люди видели не только большой живот Лейли, но и могли почувствовать радостное ожидание, испытываемое ею и всеми окружающими. Могли сравнить жизнь такой семьи и своей – замкнутой на двоих.

Дан верил, что встречи эти дадут результат. Но наверно, после того, как родится его внук. Он знал точно, что Йорг и тогда вынужден будет молчать: события разворачивались не в его пользу. По сути дела, постановка "Девы рая" была первым всемирным выступлением, результаты которого сказались незамедлительно: теперь уже редко кто не был знаком – хотя бы в общих чертах – с учением Лала. Повсеместно шли обсуждения его книг, сопровождающиеся яростными спорами. Сократилось посещение эротических игр. Число сторонников идей Лала было уже заметным.

Главное, чтобы дети начали появляться до суда над Ги. К счастью, он пока задерживается. Хотя – как понять это счастье: Ги серьезно пострадал при спасении. Теперь жизнь его уже вне опасности, но еще неделю тому назад это не могли гарантировать, и на Ли страшно было смотреть. Недешевая цена оттяжки суда. И все же, как ни жаль его, случившаяся с ним беда – благо сейчас. Не проста жизнь!

Вот скоро родится внук, и кто-то из женщин, убежденных словами Евы и примером Лейли, зачнут. Их будет вначале очень мало. Но они будут – и их примеру тоже кто-то последует, и матерей на Земле будет становиться все больше. Люди будут видеть детей каждый день, и настанет время, когда мало кто сможет себе представить жизнь без них.

И ты ничего не сможешь с этим сделать, Йорг! Убивший ребенка Евы.

Но он, несомненно, будет пытаться. Силы его пока велики – за ним те, кто считает существующий порядок вещей наилучшим с самых различных точек зрения. В первую очередь – максимально выгодным: неполноценные не имеют право быть обузой интеллектуального человечества. Тем более – в свете скорейшего решения стоящих на повестке дня грандиозных задач: заселения Земли-2 и Контакта. Пока это – и только это кажется главным подавляющему большинству. Они актив Йорга, они положат свои голоса на его чашу весов. Среди них – любимый ученик Дана, Арг.

Великие задачи, великие задачи! Какой страшной стороной способны они повернуться, когда люди перестают отчетливо представлять, чем можно и чем нельзя жертвовать ради них, чтобы при этом не потерять себя.

Пока это не понято – рано выходить на Контакт: слишком неприглядно человечество в своем нынешнем облике. Сначала – справедливость и гуманность: возврат к ним является первоочедной целью. Его откладывать нельзя: другие великие цели будут появляться без конца. Одного создания "сферы Дайсона", о котором снова начинают поговаривать, хватит на много веков.

Великие цели: среди тех, для кого они главные – его Сын, Лал Младший, и это наполняет сознание горечью, хотя и невозможно не уважать Сына за его цельность. Но как поведет он себя в решающий момент, не будет ли голосовать против уничтожения всего, что основано на новом рабстве – существовании неполноценных: ведь отвлечение сил на это может значительно отсрочить отлет на Землю-2.

И еще одно его сильно беспокоит: состояние Марка. Заметно сдал, ходит с трудом, но не хочет лечь в клинику – не желает даже говорить об этом. Принимает кое-какие лекарства – этим и ограничивается. И продолжает работать – не щадит себя: привычка всего поколения, жившего при кризисе.

Новый приступ у Марка произошел опять во время работы над архивом Лала. На этот раз настолько сильный, что Дан, бросившийся к нему, счел необходимым одновременно вызвать врача.

До его приезда успел впрыснуть лекарство. Приступ утих, но состояние Марка внушало сильную тревогу.

– А, старый знакомый! – врач впился глазами в экран кибер-диагноста. – Как началось?

Дан рассказал; сказал, что впрыснул. Врач кивнул: Дан сделал все абсолютно квалифицированно.

– Я ему тогда сказал, чтобы он немедленно обратился к своему врачу. Почему он до сих пор ходит со старым сердцем?

– Он...

– В клинику надо! Если произойдет инфаркт – может быть очень обширным. Мы должны успеть! – Он вызвал специальную санитарную кабину, в которую осторожно уложили Марка, находящегося в полузабытьи. Врач сел рядом с ним, включил кабину на режим бережной доставки: все городское движение по трубам было скорректировано на беспрепятственное движение врача с больным.

...Дан находился в вестибюле клиники – дальше посторонние без врача не допускались. Но врач, увезший Марка, вскоре выбежал к нему.

– Твой друг странно ведет себя. Он очнулся, и, узнав, что мы собираемся немедленно произвести ему замену сердца, категорически отказался. – Он был возбужден. – Чего он боится? Элементарная операция – ничего особенного!

– Он – не боится. Можешь ты провести меня к нему?

– Конечно! Ты уговоришь его?

– Не знаю. Пойдем!

На Марка было страшно смотреть. Похоже, начинался еще один приступ. Но он был в сознании.

– Марк! – Дан склонился над ним.

– Дан, – Марк с усилием открыл глаза. В них была дикая боль. – Скажи им: я запрещаю им пересаживать мне сердце донора, – голос его был еле слышен.

Дан вышел в соседнюю комнату, где его ожидали врачи.

– Уговорил?

– Нет. Это не удастся сделать. Помогите ему другими средствами.

– Какими? Другие средства – все – годятся лишь как временные. Ты же знаешь!

– Неужели в последнее время не было создано ничего эффективного?

– Для чего? Делается пересадка – и все! Зачем нужно еще что-то?

– Пересадку он делать не даст.

– Хорошо – попробуем помочь лекарствами, но... Гарантировать мы ничего не сможем.

Дан снова вышел в вестибюль. Уселся в кресло: ждать.

Врач вышел к нему очень нескоро.

– Кажется, пока обошлось. Он сейчас засыпает. Но случай слишком тяжелый: это не сердце, а ветошь. На то, что как-нибудь обойдется, рассчитывать нечего.

...Дан провел бессонную ночь. Дома ничего не знали: он боялся, как бы весть не дошла до Лейли. Выбежав на зарядку без Эи, сразу же связался с клиникой.

– Спит еще.

– Ночь прошла спокойно?

– К счастью, да. Но надеяться не на что. Если не сделать пересадку, жить ему осталось недолго.

– У него моя пластинка. Понадоблюсь – воспользуйтесь ею.

Он не пошел в бассейн. И почти не мог есть за завтраком. Ждал.

...Марк был еще очень слаб, но говорить мог.

– Уговори его, не дай ему умереть, – еще раз сказал врач перед тем, как впустить его в палату.

Глаза Марка потеплели, когда Дан подошел к ложу реанимационной установки.

– Прости за беспокойство, – тихо произнес Марк.

– Ты не передумал? Положение критическое.

– Я знаю. Но я уже говорил тогда: повторять не буду. Не имею право – и не хочу.

– Ты слишком нужен сейчас.

– Все равно: этого нельзя делать.

– Твой отказ пока ничего не изменит.

– А мое согласие изменит наверняка: я потеряю право открыто смотреть в глаза моим мальчикам.

– У меня – тело неполноценного.

– Ты тогда еще не знал.

– У Ли четвертая часть от доноров. Зато он успел распропагандировать почти весь Малый космос.

– Из интервью Ли при публикации исключили одну фразу: "Когда я думаю, что мое спасение стоило жизни людям, взятой без их согласия, мне хочется умереть."

– Марк...

– Не надо, Дан. Ты сам знаешь, что не должен мне этого говорить. Все – или ничего, Дан. Мне стыдно будет жить с сердцем, отнятым у донора.

– Марк, они могут не спасти тебя.

– Пусть так. Моя смерть будет иметь смысл. Сядь-ка, Дан. Лал понял бы, что я – не могу иначе. А я ведь немало мешал ему говорить во весь голос.

– Ты сберег его.

– Я делал это только из страха за него: я любил его – но считал, что он заблуждается.

– Не вини себя.

– Поздно я понял его. Жить мне, все равно, осталось немного – а я слишком мало сделал для него. Для нас всех.

– Ты опубликовал его книги.

– Ты сделал бы это и без меня. Нет уж: если я умру сейчас, то с сознанием, что успел сделать нечто существенное. Люди скорей поверят в наши идеи – идеи Лала. Как сказал древний мудрец, Гиллель: "Если я не за себя – то кто за меня? Если я только за себя – что я? Если не теперь – то когда же?"

Марк закрыл глаза: разговор утомил его.

– Посиди немного со мной, – шепотом попросил он.

Потом он раскрыл глаза, слабо улыбнулся:

– А может, еще и обойдется. Успею увидеть твоего внука. Ну, теперь иди! Скажи только врачам, чтобы оставили меня в покое: пусть не пристают с пересадкой.

У входа в клинику Дан столкнулся с товарищами Сына: Ивом, Уно и Александром.

– Сеньор, ты был сейчас у него?

– Как он?

– Вы откуда знаете, что он здесь?

– Врач сказал.

– Врач? Почему?

– Он нас видел раньше. Когда мы провожали Деда от тебя.

– Кого?

– Редактора Марка: мы так зовем его.

– С ним тогда произошел приступ. По вызову прилетал этот врач.

"А, старый знакомый!" Вот когда, значит, это было.

– Почему не сообщили об этом? Хотя бы – Лалу?

– Дед не велел.

– Можно будет навестить его?

– Я дам знать, – он не стал больше ничего говорить им.

... Марку было немного лучше на следующий день.

– Вот видишь: опять обошлось. Рано панику подняли. Привыкли, понимаешь, чуть что – спешить со своими любимыми пересадками. Хорошо, что я не дал.

Дан не стал спорить.

– Улучшение временное – нового приступа следует ждать в любой момент. И тогда произойдет инфаркт: это может значить одно – его конец, – сказал ему врач.

Но он не стал говорить об этом Марку. И не пытался больше уговаривать его.

– Лейли – не знает обо мне?

– Нет.

– И не надо: ей нельзя волноваться.

– Я сказал только Эе. И твои трое ребят знают: они приходят сюда.

– И сейчас здесь?

– Здесь.

– Славные ребята. Ты попроси пропустить их ко мне.

– Тебе нужен покой.

– Мне хорошо с ними. Они бывали у меня дома: я привык к ним.

– Знаешь, они называют тебя Дедом.

– Знаю, – Марк улыбнулся. – Попроси: пусть их пропустят.

Марку день за днем потихоньку становилось лучше; он посмеивался над опасениями врачей – но они не спускали с него глаз.

Худшее, что могло произойти, во всяком случае, оттягивалось. Другая забота вновь заняла первое место: Лейли должна была родить со дня на день, и Дан держал ее почти под непрерывным контролем. Роды предстояло принимать ему.

– У него большой опыт: он первоклассный акушер, – подбадривала Эя Лейли.

... Дан связался с Марком – извинился, что не сможет навестить: у Лейли начались схватки.

– И чудесно. Нечего ко мне ехать. Сообщи, когда он родится, – я буду ждать.

И вот Дан держит новорожденного. Теперь уже – своего внука. Рядом Эя, ассистировавщая ему.

Обработав ребенка, поднес его к Лейли: показать. Потом позвал Сына и Дочь.

– Держи! – сказал он Сыну. – Твой!

– Маленький! – Дочь сияла.

И в эфир пошло сообщение: ребенок родился! Марку, Еве, Ли, Полю, Рите, – и тысячам других, с нетерпением ждавшим этой вести.

И следом за радостным событием, совершившимся днем, другое. Ночью: инфаркт миокарда – у Марка. Дан сразу же уехал в клинику.

Лейли лежала, время от времени просыпаясь и посматривая в сторону детской камеры, где спал маленький. Лал дежурил возле сына. Обоим ничего не сказали о Марке.

Марк был плох: инфаркт, довольно обширный – правда, в меньшей степени, чем ожидали врачи. Но они не скрывали опасений, что за ним следом может почти сразу последовать второй. Марк лежал неподвижно; но состояние, казалось, опять сколько-то улучшилось.

– Ведь и до применения пересадок большинство не погибало от инфаркта, – сказал Дан врачам.

– С таким сердцем – спасти удавалось редко. Повторный инфаркт может сразу убить его. Он приносит себя в жертву собственным взглядам.

– Мы вправе делать это: не щадить себя самих. Мы против использования доноров-смертников. Нас будет все больше, и вам следует искать другие средства лечения.

– Это сложно.

– А система непрерывного наблюдения?

– Конечно: самое эффективное, что может быть. Но о ней мы пока можем только мечтать. Ты же знаешь, как ее трудно создать.

– Знаю.

– Поэтому надо спасать пока людей существующим надежным способом.

– Нет: он бесчеловечен. Надо бороться за создание СНН.

– В этом мы готовы поддержать тебя.

– Врачи – представители самой гуманной профессии. Я верю, вы все поймете, что нельзя спасать жизнь одних, отнимая ее у других: врач – не может быть одновременно убийцей.

– Но сейчас – мы не в состоянии иначе спасти твоего друга.

– Ему же опять немного лучше.

Врачи пожали плечами.

Марк лежал не шевелясь. Взгляд его уходил куда-то внутрь: о чем-то он думал. Говорить почти не мог. И только спросил:

– Маленький как там?

Дан рассказал ему; впрочем, он слишком мало видел внука.

– Жаль, что мне не придется увидеть его не на экране!

... Дан сказал об этом Эе.

– Если бы можно было привезти ребенка в клинику.

– Как он?

– По-моему, слабеет непрерывно.

– Мы должны выполнить его последнее желание.

– Как сказать Лейли?

– Я это сделаю. А ты подготовь Марка.

...Лейли протянула сына к Марку. Он смотрел, жадно: маленький, удивительный человечек. От присутствия его вдруг куда-то ушло ощущение неотвратимой, близкой смерти: малыш прогнал ее.

А он сморщил личико и стал плакать, до смешного отчетливо издавая: "Ля, ля!" В глазах Марка появилось недоумение.

– Его скоро пора кормить, – сказала Лейли: – раскричался раньше времени. Придется уходить. – Эя увидела, как сразу погрустнел Марк.

– Корми здесь! – сказала она.

Малыш энергично сосал. Марк смотрел, и в лице его все больше читалось умиротворение, глаза лучились теплом.

– Хорошо! – прошептал он, когда Дан склонился к нему, прощаясь. – Прекрасно! Если я все-таки не выкарабкаюсь, то умру спокойно. Скажи ребятам, что Дед ждет их сегодня.

– Дедушка! Ты выздоровеешь – мы с тобой положим его в коляску и пойдем вместе гулять, – сказала Дэя, целуя его на прощание.

– Обязательно, девочка!

А ночью Дана разбудил сигнал экстренного вызова.

– Скорей, сеньор! – сказал дежурный. – Второй инфаркт.

Большая группа врачей стояла возле Марка в реанимационной камере. Наготове операционные роботы. Светились экраны и индикаторы кибер-диагноста, – но и без них было видно, насколько плохо обстоит дело.

Абсолютно белое лицо Марка было искажено болью. На мгновение он открыл глаза:

– Дан! Ты пришел?

– Я здесь, Марк.

– Не проскочил, Дан. Все ясно. Ты не бойся: я умру спокойно. Я видел маленького, попрощался с Дэей и всеми. И ребят повидал. Мне было хорошо. Все хорошо. Все будет хорошо. Руку дай мне. Прощай, Дан! – несмотря на боль, он не закрывал глаза, жадно глядел на Дана.

И вдруг боль исчезла с его лица – на нем стало появляться то же умиротворение, с каким он смотрел на кормившую грудью ребенка Лейли.

Пропали пики линий на экранах диагноста, замигало сигнальное табло. Интенсивно заработал массажер сердца, срочно были введены стимуляторы и усилена подача кислорода. Врачи напряженно ждали.

Проходили секунды, минуты. Линии оставались такими же ровными. Как тогда. Когда не проснулся Малыш. Все!

Врачи еще долго не сдавались. Электростимулятор! Безрезультатно. Еще дозы стимуляторов в вены! Кислород! Массажер! Один Дан стоял совершенно неподвижно – понимая, что все их средства уже бесполезны.

– Все! – наконец произнес старший из врачей, снимая шапочку; остальные сделали то же.

Дан продолжал смотреть на только что ушедшего друга. Казалось, Марк уснул: покой был разлит по его лицу. Дан сам закрыл ему глаза.

– Пойдем, – сказал старший врач, – мы ему больше не нужны.

Они сидели в вестибюле в креслах и молчали, – подавленные, потрясенные только что произошедшей смертью.

Как недолго знал он Марка. И каким близким сразу тот стал, сколько успел сделать. Человек, сберегший Лала: стоявший еще у истоков того, ради чего не задумываясь отдал жизнь.

– Прекрасная смерть! – вдруг нарушил молчание старший врач. – Прекрасная – если можно так сказать о смерти.

Дан чувствовал, как ком в горле мешает ему заговорить, ответить врачу.

– Нехорошо тебе? – спросил тот. Дан молчал.

– Надо дать ему двадцать миллилитров этанола – чуть снять напряжение.

– И мне нужно, – добавил один из врачей.

– И мне. – Этанол хотели принять все.

Робот привез колбу с ним. Старший врач сам разлил его.

– Вспомним древний обычай: помянем его. Вечная ему память!

Все молча проглотили малоприятную на вкус жидкость. Но она помогла на короткое время чуть расслабиться.

– Впервые такое вижу. Даже в последний момент мы спасли бы его, дай он согласие на пересадку.

– Я говорил: он не мог – это – сделать.

– Удивительные люди – твои последователи, академик Дан. Это заставляет задуматься. Так поступить!

– Он поступил, как Человек, – отозвался Дан.

Что-то мешало им сразу разойтись. Наконец, Дан поднялся, – все врачи провожали его до выхода.

Он шел домой пешком. Взошло солнце, все вокруг было свежим, ярким. Не верилось, что только что не стало Марка.

Его ждали дома. Ждали и боялись страшной вести – и потому не вызывали его.

Лицо Дана сказало все: никто не задавал вопросов. Заплакав, убежала Дочь.

Безмятежно спал малыш, с поднятыми ножками, раскинув руки со сжатыми кулачками. Дан подошел к нему. Но даже вид внука не помог хоть чуть успокоиться.

– Марк!!! – неожиданно для себя глухо прорычал он.

И малыш вдруг открыл глаза. Как будто дед назвал его имя – и он откликнулся.

[Глава 51] [Глава 52] [Глава 53] [Глава 54] [Глава 55] [Глава 56] [Глава 57] [Глава 58]

[Оглавление]