Часть VII

НАКАНУНЕ

59

Несмотря на твердое решение, Милан долго откладывал объяснение с Йоргом. Вновь и вновь обдумывал то, что должен будет ему сказать.

Он нужен Йоргу. Как активный помощник в надвигающейся схватке, – тот не захочет потерять его: станет уговаривать – доказывать свою правоту. И только не дав Йоргу одолеть в споре, отстояв себя – можно расстаться с ним. Этот разговор должен быть единственным.

Но колебаний не было: ни разу не появилось желание оставить все, как есть – это было уже невозможно.

Настал вечер, когда он сказал себе: "Завтра!". Всю ночь не сомкнул глаз. Утром вызвал Йорга, договорился о встрече.

Йорг ждал его, как всегда, в институте.

– Добрый день, Милан. Есть новости?

– Добрый день.

– Так я жду.

– Новостей у меня нет. Мне просто нужно поговорить с тобой.

– О чем?

– О слишком серьезном: что я перестал верить – в то, за что боролся вместе с тобой.

– А говоришь, что нет новостей! Эта, пожалуй – самая неприятная из всех, что ты сообщал. Ты достаточно подумал, прежде чем сказать это?

– Да: конечно.

– Так! Почему?

– Тщательно проанализировал то, что отстаивали мы, и – что предлагают восстановить они: я имел возможность убедиться в правильности их понимания человеческой сущности.

– Ну, ну, продолжай! Я внимательно тебя слушаю.

– Понял, что многое из того, о чем они говорят, необходимо – мне самому: потому что без этого жить невозможно.

– Что, например?

– Например – то, что они называют любовью, и над чем мы смеялись.

– Прости за слишком откровенный вопрос: к этому причастна Рита?

– Невольно: после моей выходки с Лейли я не видел ее. Но я имел возможность продумать все, что слышал от нее, и сопоставить с тем, что чувствовал сам.

– Это временная слабость, мой милый. Надо сколько-то подождать, и ты снова обретешь уверенность в нашей правоте и силы для дальнейшей борьбы. Открытая схватка приближается, хочет ли сейчас это сам Дан или нет: те, кто слушают его, своими действиями дают нам эту возможность. Мне до сих пор приходилось лишь сдерживать тебя – скоро не придется это делать.

– Не придется, – откликнулся Милан.

– Безусловно, – продолжал Йорг, сделав вид, что не заметил. – Жаль, все-таки, что тебе ничего не удалось сделать с Лейли. Но случай с этим спасателем был для нас более удобен. Слишком некстати только его вызвали в Космос: мы не смогли воспользоваться судом над ним раньше, чем она родила. А они продолжают действовать. Ты в курсе?

– В курсе чего?

– Сегодня их очередная демонстрация по всемирной трансляции. Еще одни похороны – пока им больше нечего показывать: их героя-великомученика, бывшего главного редактора "Новостей" Марка, который оберегал когда-то под своим крылышком Лала. Жертва не наших злостных происков, а собственных нелепых взглядов: категорически отказался от пересадки сердца и умер от инфаркта. Кстати, уже должны начать, – он включил большой экран.

Большая поляна в горах, с которой транслировали уже прежде похороны – младшего сына Дана. Отрытая могила рядом с другой, ребенка. Садятся в отдалении один за одним ракетопланы. Появляется процессия, медленно идущая к могиле. На плечах у идущих впереди – гроб с Марком.

У открытого гроба они: Дан и Эя, Ева и космический спасатель №1 Ли, Лейли с ребенком на руках и Лал Младший, плачущая дочь Дана, трое юношей-универсантов, несколько журналистов из "Новостей" – коллег Марка. И еще – Поль и Рита. Рита! Милан впился взглядом, неотрывно смотрел на нее: Йорг презрительно усмехнулся про себя.

– Значит, они собрались тут почти все. Не хватает только этого спасателя, которого ждет суд.

– Нет, учитель. Не только. Там не хватает и меня.

– Это – уже слишком! – Йорг выключил экран и повернулся к Милану. Ноздри его раздувались, но он молчал: казалось, не мог сразу найти нужных слов.

– Я хочу, чтобы ты объяснил мне все, что с тобой происходит! – наконец сказал он.

– Именно для этого я и пришел к тебе.

...– И тебе не кажется, что готов встать на их сторону только для того, чтобы заслужить ее прощение?

– Нет. Но и это – тоже: я не стыжусь. Есть вещи, которые, оказывается, необходимы. Жизненно. Я уже говорил.

– Любовь?

– Да! Потому что она делает жизнь полной.

– И ради этого ты готов отречься от всего?

– От чего?

– От науки и ее чистых, высоких радостей?

– А это не все. Это лишь одна из сторон нашей жизни. Она ни в коей мере не противоречит тому, к чему я пришел: личное счастье и творческое гармонично дополнят друг друга. И я отрекаюсь только от того, что кажется мне противоестественным и потому недопустимым: нашего обесчеловечивания – как можно иначе назвать то, что мы делаем с неполноценными?

– Ты заговорил, как Дан – или сам Лал.

– Я прочел все его главные произведения: чтобы понять, что они хотят. Это страшная правда для нас всех: Лал первым понял ее. Факты, которые мне известны, лишь подтверждают эту правду.

– Ты понимаешь, что может тебя ожидать? Тебе не будет места в нашей среде: никто из тех, кто занимается наукой, которой ты посвятил себя, не станет иметь с тобой дело. Они объявят тебе свой бойкот.

– Я знаю. Но уже – не могу иначе. И если Рита не простит меня, я все равно не вернусь к вам. Не в ней одной теперь дело.

– А знаешь, как назовут твой поступок? Предательством!

– Пусть называют – те, кто не захочет понять правду, которую я действительно не могу предать.

– Но как можешь – ты? Ты – Милан? Не знавший ни страха, ни сомнений. Единственный, кому я решился раскрыть до конца все, что показалось бы чуть ли не кощунством слишком многим, у кого не хватает сил смело выслушать трезвые веления разума, и что – поэтому – незачем знать всем.

– И дал мне возможность этим до конца понять то, что я защищал вместе с тобой. В благодарность за это я никогда не воспользуюсь твоей откровенностью, когда буду уже не в ваших рядах: ты ведь этого боишься. Тех твоих слов никто не услышит от меня. Я хотел бы даже забыть их.

– Забыть?

– Да! Если признать правдой то, что ты сказал, людям следует как можно скорей превратиться в киборгов. Так: по-моему, мы уже все сказали друг другу. Пора прощаться.

– Как, все-таки, объяснить тебе? – Эя задумалась. – Нет – пожалуй, словами я тебе это до конца не передам. Знаешь, что: полетим к нам! Тебе надо увидеть ребенка вблизи – не на экране.

До сих пор они избегали контактов ребенка с не членами своей семьи – исключение было сделано только для умиравшего Марка. Рита первой после него должна была увидеть сына Лейли.

...Лейли кормила ребенка. Рита чувствовала, что начинает понимать то, что затруднялась передать словами Эя.

Ребенок кончил сосать, и Лейли протянула его ей:

– Подержи его минуту, пожалуйста. Только бери, как я.

Рита осторожно взяла маленького. Удивительный крохотный человечек! Теплый, и пахнет молоком. Что-то переворачивалось в груди.

– Теперь понимаешь, да? – спросила ее вошедшая в комнату Эя.

Рита кивнула.

– Ты смотришь на него так, как будто хочешь ему дать свою грудь. Как я, когда мне первый раз дали подержать ребенка.

И вдруг слезы полились по щекам Риты. Эя поспешила взять внука и унесла его.

– Что с тобой, девочка? – Лейли села рядом с Ритой, обняла.

– Я... Я... Я подумала: что он – мог не родиться. Из-за того...

– Не стоит теперь вспоминать это.

– Нет! Мне надо – рассказать тебе: я так – перед вами всеми – виновата! Вы же даже подумать не могли.

– Ну, если нужно – расскажи: не мучайся. Я слушаю.

Горячась и сбиваясь, Рита стала рассказывать. Все: как была лазутчицей Йорга, что подсказала им "Дикую утку" и "Юлиана Отступника".

– Но ведь было не только это, верно?

Да: не только это. Еще – первое посещение этого дома, когда что-то сдвинулось в ней. Как постепенно их слова, их мысли проникали в нее. О мучительных колебаниях между ними и Миланом.

– Правда, мне стало казаться, что и он начинает меняться – как и я. Стала ему многое рассказывать – не то, что представляло лишь ценность для Йорга: свои впечатления о вас. Он слушал. Не спорил, не возражал. И мне все больше казалось, что он иной – не такой, каким все же, в конце концов, оказался. Я так обрадовалась, когда он попросил познакомить его с вами. Если бы я знала, что он задумал!

– Не грызи себя! Ты шла к нам нелегким путем.

– Ты – почему-то – всегда мне верила!

– Да. Что-то мне в тебе нравилось: а я доверяю своему чутью. У тебя с самого начала были кое-какие задатки, но в "Деве рая" ты поразила меня: теперь-то я понимаю, почему ты могла так играть. Скажи, ты его очень сильно любишь?

– Что?! Кого?

– Милана.

– Люблю? Да он же чуть не сделал с тобой то, что Йорг с Евой. Ненавижу!

– Трудно тебе.

– Да... – Рита сидела, низко опустив голову.

– Это – благо для тебя: и любовь к нему, и твои теперешние муки – без них ты не стала бы настоящей актрисой. Может быть, еще долго. У нас нет другого выбора: чтобы играть по настоящему, нужно пройти через слишком многое самой. Не вешай голову, девочка! Жизнь сложная вещь, – и любовь тоже.

– Я не могу простить ему...

– Он – не был похож на Йорга, когда тот спокойно расправлялся с Евой: я слышала запись ее рассказа. А Милан, я заметила, горячился: не чувствовал себя уверенно. Что, если он заставил себя это сделать? Пытаясь преодолеть колебания, которые ты ему, возможно, внушила. Его путь может быть трудней твоего. Не торопись!

– Зачем ты его защищаешь?

– Я же говорю: доверяю своему чутью. А он умный: многое понимает. Иначе – так точно – не определил бы мое самое уязвимое место: то, что он говорил, сидело во мне. В самой глубине: я заставляла себя не думать об этом – потому что боялась. Нет – почему-то он мне, все-таки, понравился: в нем наверняка есть что-то хорошее. Расскажи мне о нем: конечно, если хочешь.

...– Ему нравятся дети: вот видишь!

– Ты снова защищаешь его. Зачем? Ведь он же враг!

– И ты, оказывается, тоже была врагом. Он, как и любой другой – может понять нашу правду. Мы обязаны бороться за каждого. И потом...

– ?

– Я сама знаю, как не просто любить. И я хочу помочь тебе – я хочу видеть тебя счастливой.

– Как ты?

– Как я. Ты хочешь, чтобы у тебя был ребенок?

– Кажется, да!

Рита возвращалась домой. На ракетодроме села в кабину, но как все последнее время, вылезла, не доехав до дома, и пошла пешком. Глупая привычка, связанная с тем, что раньше он здесь где-то обязательно поджидал ее. Тем более совсем глупо оглядываться, как будто он, все-таки, здесь, и она – хочет его видеть. Нет, конечно!

А может быть – и да. Пожалуй, да – если быть до конца честной перед собой, не отрицать то, что сразу разглядела Лейли. Она еще раз оглянулась, остановившись перед самым входом.

И вдруг хрипло, еле слышно прозвучало:

– Рита! – Она вздрогнула. Ничего не было видно, но ей казалось, что она не ошиблась.

– Это ты? – нарочито спокойным голосом, громко, спросила она, и тут же он появился из-за кустов.

– Зачем ты пришел? – она старалась вкладывать в голос как можно больше ненависти.

– Чтобы увидеть тебя.

– Ты забыл, что я тебе тогда сказала? – она повернулась, чтобы уйти.

– Мне необходимо поговорить с тобой. Не уходи, постой!

– Нам не о чем говорить: мы враги. Я никогда не буду с вами: с тобой и Йоргом.

– Я пришел сказать: я порвал с ним.

– Странно: ты не меняешь свои убеждения так легко, как я!

– Не надо так, прошу тебя.

– Надо: один раз ты уже обманул меня. Чего ты хочешь? Прикинуться теперь их сторонником, чтобы выполнять роль, от которой отказалась я? И заодно быть со мной?

– Нет. Я не враг. И не лазутчик. Ты нужна мне больше всех на свете – никого нет для меня дороже тебя: я знаю – что не могу без тебя; но если ты не простишь меня, я все равно не буду с Йоргом. Не уходи: ты всегда успеешь это сделать. Выслушай меня!

– Ну, хорошо, – сухо сказала она.

Они сели на скамейку. Он стал говорить: рассказывать обо всем, что передумал и пережил, расставшись с ней. Она не смотрела на него – но слушала.

Потом он замолчал; сидел, покорно ожидая то, что она скажет ему. Противоречивые чувства боролись в ней: нужно было оттолкнуть его, но почему-то хотелось верить – тому, что он рассказал. Лейли – почему-то – верила, что в нем есть что-то хорошее: "Ему нравятся дети: вот видишь!"

Рита подняла голову: он сидел, глубоко задумавшись, не видя даже ее. Мозг пронзила мысль: если его приход к ней не ход Йорга – положение его незавидно! Бойкот коллег: невозможность совместной работы и обмена мнениями. Кроме того, Йорг руководитель его как аспиранта: кто согласится теперь довести его до защиты? Трудно ему: не об этом ли он сейчас думает?

Если все так – он одинок, ужасающе. Все друзья, все его бывшие единомышленники отшатнутся от него. И у него больше никого нет – кроме нее, ее одной: он и пришел к ней. И ждет покорно – не прося, не уговаривая. Как человек, глубоко осознающий свою вину. "Скажи, ты его очень сильно любишь?" – вопрос Лейли попал в точку: она понимала, в чем Рита не хотела признаться себе.

Что же делать? Поверить? Нет? Ведь он – один из тех, кто заставлял ее притворяться. Может быть, и сейчас то же самое? Как узнать, проверить?

Зачем? "Я сама знаю, как непросто любить." Вот он: сидит – молчит и ждет. И хочется поверить. Сказать, что все хорошо, прижать к себе. Быть счастливой вместе с ним. Так хочется быть счастливой! "Я хочу видеть тебя счастливой. – Как ты? – Как я. Ты хочешь, чтобы у тебя был ребенок? – Кажется, да!" Ребенок на руках, маленький, теплый. "Ты смотришь на него так, как будто хочешь дать ему свою грудь." Предел счастья!

И одновременно – испытание его правдивости!

– Я сегодня держала на руках ребенка. Того, которого ты чуть не убил. Мне никогда раньше не приходилось держать их на руках. Я тоже – хочу иметь ребенка. Ты поможешь мне? – она впилась взглядом в его лицо: сейчас он выдаст себя.

– Что? – он не был напуган тем, о чем она просила. Даже в полумраке видела она, как он улыбнулся – слишком хорошо для лазутчика. – Значит... Значит, у нас будет ребенок? Может быть, сын.

– Ты что: сам этого хочешь? – она даже не поверила.

– Рита! Я хочу быть вместе с тобой: сегодня, завтра, всегда – всю жизнь. Я люблю тебя, – я знаю, что значит это слово. И хочу – чтобы у нас был ребенок. Сколько раз видел их – совсем маленьких: знаю, какие они. Я хочу, я очень хочу, чтобы у нас был ребенок: твой и мой – наш!

– Глупый, – улыбнулась Рита, – но почему ты хочешь именно сына?

Йорг вел себя довольно странно: казалось, ничего не произошло – ни малейших изменений в отношении к нему в институте. Те, заводилой которых он был в проведении контрпропаганды, почему-то даже не замечали его неучастия в этом деле: впрочем, это как-то можно было объяснить интенсивной работой.

И все же: почему молчит Йорг? Еще надеется, что он одумается и вернется? Зря: скоро он поймет это!

Рита в положении! Все признаки налицо – осталось только сделать анализы, чтобы убедиться окончательно. Сейчас он это и сделает. Сам.

Когда они были готовы, он вызвал Риту:

– Подтвердилось! Через девять месяцев у нас будет сын. Целую тебя!

Она улыбнулась ему с экрана:

– А если дочь?

– Такая, как ты? Я не против.

Тихие шаги за дверью, которая, видимо, была закрыта неплотно. И во время ленча Милан почувствовал, что в отношении коллег к нему что-то изменилось. Настороженные взгляды, молчание или неестественно оживленный разговор при его появлении.

Значит: кто-то подслушал его разговор с Ритой. Либо – Йорг сказал о его отступничестве. Возможно, что второе – вслед за первым. И вот-вот произойдет то, что его ожидало.

Он готов. Давно. И лучше – если Йорг до сих пор молчит – чтобы они узнали все от него самого: надо перехватить инициативу.

Он решительно подошел к столику, где сидело несколько наиболее активных бывших его единомышленников.

– Надо собраться.

– Всем?

– Да – чем больше, тем лучше. – Он отошел, провожаемый взглядами: кое-кто явно уже что-то знал. Другие – еще улыбались по-прежнему.

То же самое было и после ленча, когда он с ними ушел в кабинет для совещаний.

... Сейчас вожак должен сообщить стае, что он больше не хочет быть хищником.

– Итак, мы ждем. Зачем ты собрал нас?

– Для того, чтобы сказать вам: я отказываюсь от дальнейшей борьбы за сохранение существующего социального порядка, Я теперь считаю правильным то, чему учат Дан и произведения Лала Старшего.

– Почему?

– Да: почему?

– Я прочел их и сравнил с тем, что слишком хорошо знаю. И понял – то, что не понимал раньше: это заставило меня пересмотреть свои взгляды.

– Не другая ли причина толкнула тебя на это?

– Я не кончил говорить. Вам не терпится сказать вслух о том, что кто-то подслушал: я не собираюсь делать тайну из этого. Мы: я и Рита – ждем ребенка. Пусть знают это все.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

– Да! Я хочу и буду так жить – а не иначе: потому что я так и должен жить. И другие.

– Ты не только вышел из нашей борьбы – ты сделал гораздо больше, чем другие сторонники Дана. Ты уже не только отступник: ты – предатель! Мы будем судить тебя и исключим из своей среды!

– Подумай, пока не поздно!

– Поздно.

– Не пожалей!

– Я могу жалеть лишь вас, – пока вы не прозреете, не поймете, насколько страшно то, что я защищал вместе с вами, и к чему вы меня снова призываете. Напрасно! Я принял решение раз и навсегда: другого от меня не ждите. Если вас еще что-то интересует, я готов ответить.

– Только не нам! Сейчас мы будем судить тебя. Идем!

... Конференц-зал института был полон. Значит, все было подготовлено заранее: он опередил их всего лишь на полчаса.

Сотни глаз впились в Милана. Возвышение занимал синклит богов генетики – члены Координационного совета воспроизводства человечества; Йорга среди них, почему-то, не было.

Один из приведших Милана подошел к ним:

– Нам не удалось склонить его отказаться от заблуждения: он категорически отверг предложение сделать это.

– Значит: будем судить!

Старейший из ведущих генетиков встал:

– Мы будем судить Милана, аспиранта. Предъявляемое ему обвинение: измена нашему делу. Признать вину отказывается. Слово дается обвинителю.

Им был один из недавних ближайших сподвижников Милана.

– Милан, мы обвиняем тебя! Ты совершил измену: встал на сторону тех, кто отвергает основанный на нашей науке способ воспроизводства человечества. Ты был самым активным защитником этого способа, теперь ты – активный враг его. Ты стал действовать против него: ты отец ребенка, которого должна родить полноценная женщина. До сих пор никто, кроме самого Дана и его сына, не совершал это. Спрашиваю: признаешь ли ты свою вину?

– Нет! Я уже сказал об этом раньше.

– Слово свидетелю обвинения – руководителю аспиранта Милана профессору Йоргу.

Йорг вышел из дальнего ряда в зале, поднялся на возвышение.

– Коллеги, мне приходится выполнять слишком трудный долг: обвинение моего ученика. Более того: моего лучшего ученика. До последнего момента я надеялся, что мне не придется это делать – что он поймет и раскается. Увы!

Я его учитель: часть ответственности лежит и на мне. Я не посмел сидеть в президиуме: должен был выйти сюда, чтобы объяснить, что совершил мой ученик – почему, как.

Кем был и кем стал Милан? Был: бесстрашным и решительным, убежденным сторонником разумного порядка воспроизводства, которым руководимся мы – генетики. Готовым на все. Непримиримым. Я гордился им.

По воле случая именно он первым узнал, что дети, с которыми Дан вернулся на Землю, появились у него не случайно – под воздействием Лала, чье имя было Милану так же ненавистно, как и нам всем. Лал пробовал высказывать свои атавистические взгляды когда-то: мы его заставили замолчать. Теперь Дан, явившись на Землю, хочет распространить идеи Лала и добиться их осуществления: для этого он и его подруга произвели на свет детей, воспользовавшись тем, что им не могли помешать.

Милан узнал это от известной вам актрисы, Риты, присутсвовавшей при рассказе Лейли о посещении астронавтов и разговоре с ними. Услышанное вызвало тогда в Рите естественный протест: чтобы помешать им, она вошла в близкий контакт с Лейли, а через нее – с Даном. Таким образом, мы своевременно узнавали о них много ценного.

Но общение с ними начало губительно сказываться на ней. Делясь с Миланом своими наблюдениями, она заразила колебаниями и его. Чтобы освободиться от них, он сделал отчаянную попытку помешать Лейли родить, закончившуюся неудачей.

Эта попытка явилась причиной разрыва Риты с ним и полного перехода ее на сторону Дана. Но она заразила его не только сомнениями – еще и тем, что они называют любовью, над которой, по его же словам, раньше смеялась. Похоже, что только чтобы помириться с ней, он отрекся от всего, что было свято для него, и то, что стало необходимым для него, возвел в ранг абсолютной истины.

Я знал его до сих пор как горячего поборника нашей – подлинной – истины, чье неукротимое стремление к немедленным действиям мне порой приходилось даже сдерживать. Поэтому я отнес его внезапное решение за счет бурной, увлекающейся натуры. Ведь он находился ближе нас всех в соприкосновении с теми, кто бросил нам вызов: временные колебания, думал я – ему надо дать возможность еще подумать, и он снова будет с нами.

Но получилось иначе – он начал активно действовать против нас: как иначе расценить то, что он и его подруга собираются, как Дан, произвести на свет ребенка? Он слишком хорошо понимает, что это значит. Пусть же знает, что мы не позволим ему сделать это.

– Вы уже не в силах помешать – как когда-то с Евой. Так же, как не могли помешать родить ребенка Лейли.

– Это была и твоя неудача. Но ты показал пример, сам: может найтись не менее горячий, чем ты, чтобы повторить его, – Йорг смотрел на Милана своими ледяными глазами. Страх впервые проник в Милана: стало трудно дышать, будто Йорг, как питон, стянул его своим кольцами. Страх не за себя: Риту и ребенка. И вслед за ним вспыхнула ненависть:

– Ты боялся тронуть Дана, профессор Йорг, – тебе придется сдерживать и тех, кто может посметь что-то сделать Рите. Иначе мне придется нарушить данное тебе обещание, – он смотрел прямо в глаза Йоргу и тот опустил их. Кольца ослабли: даже здесь, среди единомышленников, взгляды его показались бы кощунственными: Йорг медленно сошел с возвышения и вернулся на свое место.

– Кто еще выступит свидетелем обвинения?

– Достаточно!

– Йорг сказал все!

– Кто хочет выступить с защитой Милана? – зал ответил молчанием. – Что ты скажешь на это, Милан?

– Что не ожидал ничего другого. Но я не нуждаюсь в защитнике: скажу за себя сам.

Да: я совершил то, в чем вы меня обвиняете – и виновным себя не считаю. Пока я верил в то, что существует, я боролся за него – теперь, убедившись, что правда состоит в противоположном, я встал на сторону ее.

Да: я узнал, что такое любовь – она делает человека счастливым. Чувство это – не атавизм: оно в нашей природе, нашей сущности. И дети – плод ее, естественное ее продолжение. Это то, что нужно мне, без чего я дальше не представляю свою жизнь; это то, что необходимо всем – и рано или поздно все поймут это. И вы – в том числе.

– Твой Дан хочет не только это!

– Я знаю: чтобы понять, что творилось со мной, желая окончательно убедиться в истинности того, что защищал вместе с вами, я прочел многие произведения Лала Старшего. Я сравнил то, что узнал из его книг, с тем, что давно знал. Я тоже смотрел "Деву рая" – правду о гуриях, которыми не раз пользовался. Неполноценные нашего времени и рабы прошлого – какая же страшная аналогия. От этого невозможно уйти! И я возненавидел то, что защищал, и к чему вы призываете меня вернуться. Я сказал все.

– Вопросы к подсудимому.

– Мой вопрос: тема твоей диссертации не соответствует тому, что ты называешь своими новыми убеждениями. Как ты разрешишь это противоречие?

– Буду работать над другой темой – соответствующей им.

– Никто не согласится быть руководителем по подобной теме.

– Стану работать один.

– Ты даже не будешь допущен к защите.

– Пусть.

– Без докторской степени – ты не сможешь интенсивно работать.

– То есть: мне не дадут ни необходимое оборудование, ни ресурс времени суперкомпьютера?

– Конечно: именно так!

– Постараюсь пока обходиться без них.

– Пока?

– Ваш порядок не вечен – он исчезнет.

– Ты так в этом уверен?

– Да!

– Подумай, Милан: ведь еще не поздно исправить ошибку, совершаемую тобой.

– Не мне – вам предстоит исправить величайшую ошибку!

– Хватит! Довольно! Слишком ясно! Предатель! – крики неслись со всех сторон, лица кричащих искажены ненавистью.

Он стоит со скрещенными на груди руками на своем возвышении. Один, – совершенно один против всех. Бледный, со сверкающими глазами.

– Приговор! Огласить приговор!

– Предлагается объявить аспиранту Милану профессиональный бойкот. Еще предложения? – Полное молчание зала. Сплошь зеленые точки на табло: зал единогласно голосовал за бойкот.

Нет: не совсем единогласно! Одна красная точка – против, и одна синяя – воздержался. Они не меняли дела – но были: единица и единица на табло рядом с сотнями.

Милан взглянул в зал, пытаясь отыскать этих двух: очень хотелось их увидеть. А, вот они – у стены. Один выглядел подавленным, но в лице его нет ненависти, – глаза другого горят восхищением.

– Милан! Мы объявляем тебе наш профессиональный бойкот. Отныне ни один из нас не будет работать вместе с тобой, помогать или консультировать тебя; ты не будешь участвовать в наших дискуссиях, совещаниях и конференциях; никто из нас не будет твоим научным руководителем. Мы прекращаем всякое общение с тобой: ты больше не существуешь для нас. Принимаешь ли ты решение нашего суда? Или требуешь разбора судом другого состава?

– Принимаю: мне ничего больше от вас не нужно – у нас разные пути. Я ухожу: до свидания!

– Почему: до свидания? Прощай!

– Нет: до свидания – с теми, кто неизбежно поймет то же, что и я.

Вот и все! Теперь он один – как генетик: они изгнали его из своей среды.

Профессиональный бойкот мера немногим более частая, чем бойкот всеобщий; – в отличие от него, это – не гражданская смерть. Можно продолжать делать, что хочешь; пользоваться абсолютно всем, чем другие. Бывать где угодно – даже в лабораториях Генетического центра.

Нельзя только общаться с коллегами – людьми, которые в состоянии понимать твои мысли и идеи, связанные с твоей работой, твоей наукой. Ты словно в вакууме, в котором глохнут звуки: никто тебя как следует не понимает. Ты можешь работать – абсолютно один. Или сменить профессию.

Теперь кроме Риты – никого. Она одна – на всей Земле. И еще человечек, который будет. Мало или много? Все! Больше, чем когда-либо раньше; больше, чем утраченная связь с коллегами – бывшими коллегами. Все – до краев: полнота, слитность их душ; счастье, за которое то, чем он заплатил сегодня – не чрезмерная цена.

Страшит другое: что такой же, каким он был, все же попытается причинить вред Рите, убить их ребенка. Милан сжал кулаки: он не даст – если надо, будет с ней неотлучно.

Можно обратиться к Дану. Попросить помочь в отношении Риты. Ни о чем больше. Не важно, захотят ли они общаться с ним самим: она их друг, ей они не откажут в помощи.

Позывные. Рита: кто же еще?

– Милан! Ты занят? – на экранчике браслета ее лицо, ее глаза, ее улыбка.

– Нет, Риточка! Свободен: абсолютно, – он усмехнулся про себя.

– Прилетай в Город Муз: репетиция скоро кончится. Ждем тебя на студии.

– Ждем?

– Да! Лейли хочет видеть тебя: я уже сказала ей все.

– Лейли?!

– Да, да! Поторопись – об остальном поговорим здесь.

...– Я виноват перед тобой, сеньора, – я очень сожалею о том, что пытался сделать.

– Не стоит вспоминать: тем более, что ты искупил это, – Лейли улыбалась, продолжая обнимать Риту за плечи. – Молодцы, честное слово! Первый раз вырвалась сюда – и такой великолепный сюрприз. Надо скорей сообщить Дану и Эе. Или – нет: полетите сейчас со мной в Звездоград.

– Я? – не поверил сразу Милан.

– Ты, ты! Пошли.

...Блок, о котором столько рассказывала ему Рита. Дан, Эя с крошечным Марком на руках, Лал Младший, Дэя – вчерашние враги. Милан остановился у входа, не решаясь идти дальше.

– А я с новостью, – сразу же выпалила Лейли. – Она ждет ребенка!!!

– Что?! – Дан шагнул к Рите. – Ну... Риточка! Ты же... Дай-ка, обниму тебя!

– А это Милан: он отец ребенка.

– Милан? Что-то знакомое имя. Постойте: Милан?!

– Да: Милан – генетик, аспирант профессора Йорга.

– Тот, который занимался активной контрпропагандой против нас?

– Тот самый. И не только контрпропагандой: я еще пытался помешать появиться на свет ребенку твоего сына.

– Милан, не надо! – остановила его Лейли.

– Как? Когда? Лейли, ты мне ничего не говорила!

– Я и сейчас ничего не стала бы тебе говорить, Отец. Все позади. Этот человек теперь с нами: он порвал с Йоргом. И он отец ее ребенка.

– Нашего! Я сам расскажу тебе, сеньор, как я пытался помешать ей родить. Я не хочу – скрывать что-то из своего прошлого.

– Ты пришел к нам совсем?

– Да. Если вы согласитесь принять меня.

– Но ты же генетик – они все против нас: тебя изгонят из твоей среды.

– Они уже сделали это сегодня. Но и они – не все против вас.

– Ты так думаешь?

– Когда меня судили, двое не голосовали за утверждение бойкота.

– Кто они?

– Не знаю.

– Жаль!

– К сожалению, я не могу теперь это узнать.

– Может быть, они сами дадут о себе знать.

– Если хватит смелости.

– Ты же не побоялся.

– Тогда – нет.

– А сейчас?

– Да. За Риту.

– Ты прав. Что же ты намерен делать?

– Быть всегда с ней – пока не появится наш сын.

– Сын?

– Я хочу сына.

– Хорошо сказано: "Я хочу сына."

– Пусть живут с нами, – сказала Эя. – Установим рядом еще один блок. Тем более – Рита должна подготовиться к материнству.

– Спасибо! – произнес Милан. Рита подошла сзади, положила ему руку на плечо.

– А ты, Мама, сможешь заниматься с ней этим. Заодно она будет видеть, как мы возимся с Марком.

– Одна только трудность, Риточка: Дан непременно начнет опекать тебя и следить за соблюдением режима. А что это такое – мы с Лейли хорошо испытали на себе.

– Я не боюсь, – Рита повернулась к Дану. – Я буду тебя беспрекословно слушаться.

"Удивительные люди," – думал Милан. – "Рита не могла не потянуться к ним." Было непривычно, но их отношение друг к другу, к Рите, и даже к нему действовало успокаивающе: сегодняшний суд казался дурным сном, мрачные мысли уходили.

... После ужина Дан увел его на террасу.

– Как ты мыслишь продолжать учебу?

– Пока никак.

– А в дальнейшем?

– Не знаю. Они не дадут мне руководителя.

– Есть и другие науки, где ты мог бы найти себе место.

– Для меня существует лишь одна наука: генетика. Я буду заниматься ею вне зависимости, будет или нет у меня степень доктора. Не в степени ведь дело, правда?

– Конечно. Но без нее у тебя будут сильно ограничены технические возможности.

– Я знаю – но генетику я не брошу. Пока сделаю перерыв: поищу тему для себя. Потом начну работу без руководителя.

– Если не возражаешь, я могу предложить тебе на это время кое-что. Мне нужен помощник: разбирать архив Лала. Я делал это вместе с Марком, – знаешь, который недавно умер, – Дан помрачнел. – Подумай, ладно? Заодно мы сможем о многом поговорить.

– Спасибо, сеньор! – второй раз произнес Милан.

[Глава 59] [Глава 60] [Глава 61] [Глава 62] [Глава 63]

[Оглавление]

Last updated 07/25/2009
Copyright © 2003 Michael Chassis. All rights reserved.