25
Эя
спала
недолго.
Проснувшись,
увидела на экране:
"Записка".
Она спешно
включила
воспроизведение.
" Я улетел ко
Второй
пещере. Жду
там.
Очень прошу
тебя до
встречи со
мной посмотреть
пьесу Ибсена "Бранд".
Не
торопись.
Дан"
Ее
неприятно
кольнуло, что
написано
буквами, а не
записью его
лица и голоса.
Ну,
хорошо!
Причин
отказаться
выполнить эту
его просьбу
нет.
Она не
спешила:
сделала
зарядку,
приняла душ,
поплавала в
бассейне,
позавтракала
вместе с
Псом. Надев
скафандр,
отправилась
через озеро к
посадкам.
Распустилась
еще одна
почка. Она
втянула носом
горьковатый
аромат. Было на
редкость
безоблачно:
"солнце"
светило
вовсю, согревало,
ласкало кожу.
Под прозрачным
куполом
дышалось
легко: было
достаточно
кислорода,
выделяемого
интенсивно
работавшим
оксигенизатором
– пленки, ярко
освещенные,
подавали к
нему много
энергии. Эя
минут пять
посидела на
"солнышке", чуть
даже не
задремала. Потом,
вздохнув,
надела шлем,
застегнула
скафандр и направилась
обратно.
...Она
уселась в
кресло,
включила
стереоустановку
и сделала
вызов. Погас
свет в салоне.
Генрик
Ибсен,
"Бранд".
Пьеса,
которая
входила в
учебную
программу
лицея. Она ее
помнила
очень смутно.
Основная
мысль пьесы
ей показалась
тогда сама
собой
разумеющейся,
большинство
ситуаций –
совершенно
непонятными.
Сейчас она
смотрела ее
другим
глазами.
Священник
глухой
горной
деревушки,
сурово и
неумолимо
требовательный:
к себе, окружающим,
собственной
матери. Ради
выполнения
долга
жертвует он
ребенком и
женой. Собственным
примером ему
удается
увлечь за собой
людей. Но
противостоящий
ему Фогт, олицетворение
пошлой
житейской
мудрости,
ложью о
"миллионном
вале трески"
добивается,
что люди
оставляют Бранда.
Под конец с
ним только
сумасшедшая Герд,
они вместе
гибнут в снежной
лавине.
Она
смотрела
долго: Эта
пьеса когда-то
шла в театре
за два
вечера.
Сделала лишь короткий
перерыв,
чтобы
немного
подкрепиться.
"Все –
или ничего!"
требует
Бранд от
всех. Из-за этого
становится
он престом,
священником,
деревенской
церкви. Отказывает
в посещении
умирающей
матери, желающей
во искупление
грехов
пожертвовать
лишь часть имущества
– не все.
Отказывается
уехать, чтобы
спасти сына,
больного от
нехватки
солнца в мрачном
ущелье:
"Разве
престом не
был я?"
Нет, нет –
он не слепой
фанатик: его
вера, его
стремление
видеть людей
совершенными,
цельными,
прекрасными
заставляют
его идти на
эти страшные
мучения, когда
теряет он
самых
дорогих
людей.
Умирает
сын, умирает
жена. И он не
смог победить.
Но его больше
страшило
другое –
отсутствие
стремления к
высокому,
прекрасному:
"Не то – что не
могли, а то –
что не
хотели!"
Непрерывный
путь к идеалу
– вот смысл
жизни.
Но еще в
большей
степени Эю
волнует
образ Агнес –
жены Бранда.
Юная, счастливая,
она, встретив
Бранда,
покоренная его
духовной
силой, убежденностью,
оставляет
своего жениха,
будущее с
которым было
ясным, без
тревог. Она
рядом с
Брандом в
глухой
деревушке среди
темных
мрачных гор.
Рожденному
ею ребенку не
хватает
солнца, он
чахнет. Надо
уехать, чтобы
спасти его. Бранд
согласен, –
они уже готовы
в дорогу, она
выходит из
дома с закутанным
ребенком на
руках. Но
крик
сумасшедшей
Герд "Прест
сбежал!" сразу
останавливает
Бранда – он не
в праве
бросить свой
приход. И
Агнес остается
– она должна
быть там, где
и он.
И
умирает их
ребенок.
Печально перебирает
Агнес вещи
своего
потерянного
сына: шапочку,
пальтишко. В
их
засыпанный
снегом дом
заходит
цыганка с
полуголым ребенком
и, увидев
детскую
одежду,
выпрашивает
ее. Агнес
отдает вещи,
дорогие как
память о ее
ребенке. Но
хоть
что-нибудь
хочет оставить
она себе на
память. А
цыганка
просит, и
Бранд
говорит: "Все –
или ничего!" И
Агнес отдает
последнее –
без остатка. Уходит
цыганка,
унося вещи с
собой. Покой
и просветление
овладевают
Агнес, но силы
покидают ее.
Бранд
остается
один.
Эя как
будто
впервые смотрела
пьесу: такой,
какой она
стала благодаря
Лалу, мысли и
чувства
героев драмы
были понятны.
Они были
близки тому,
что думал и желал
Дан, оставшийся
верным всему,
чему учил
Лал. Дан, который
всегда
отдавал все
без остатка:
здоровье,
силы –
сотворивший
чудо, пройдя
через муки.
А она?
Достойна ли
быть рядом с
ним? Он стоял перед
ней в
темноте:
"Смотри на Агнес.
Сравни и
примерь ее к
себе.
Равняйся по ней.
Великие дела
требуют не
меньших
жертв. Уклоняться
недостойно.
Нельзя ждать,
чтобы
сделала
другая, когда
сделать
должна ты. Я понимаю,
и Лал понимал
всю опасность
и
ответственность.
Но нет другой
возможности,
и ты должна
совершить
этот трудный
подвиг. Мы
ждем его от
тебя!"
"Ты
должна!",
"Уклоняться
недостойно",
"Мы ждем!",
"Трудный
подвиг". Лихорадочно
билась мысль,
сопротивляясь
из последних
сил. Напряженно
боролась с Даном,
с Брандом, с
Агнес, с
самой собой.
Наконец,
измученная, с
мокрым лицом,
Эя заснула.
Это был
прекрасный
сон. Она была
на Земле, стояла
босая на
опушке леса,
среди густой
высокой
травы. Недавно
прошел
теплый
летний
дождик. Свежий
запах земли и
зелени,
чистой,
яркой, в сверкающих
каплях. Небо
очищается, и
впереди, за
огромным
лугом, за
рекой вдали –
радуга в
вышине. Надо
идти туда.
Эя
проснулась,
тихо
улыбаясь,
спокойная и счастливая.
Она все еще
видела
радугу. А
потом вдруг
вспомнила
вчерашнее, и
снова
завертелись
мысли, но в
клубок их, не
желая исчезнуть,
вплеталась
радуга.
Радуга.
Радуга. Само
слово чем-то
тревожило,
что-то будило
– давнее,
смутное,
почти
начисто
забытое. И внезапно
вспомнила:
"Радуга",
повесть о
войне. Второй
мировой. Она
прочитала ее
еще в
гимназии, вне
программы.
...Украинское
село,
захваченное
немецкими войсками.
Комендант
допрашивает
женщину: она
партизанка,
на нее
донесли.
Зачем она
пришла в
село? Ждет
ребенка; пришла,
чтобы родить
его в теплой
хате.
Коменданту
нужны
сведения о партизанах,
но она ничего
не говорит.
На страшном
морозе, раздетую,
беременную,
гоняет ее по
снегу
немецкий
солдат с
винтовкой. И
люди из
темных окон хат
следят,
бессильные
помочь ей.
И одна из
них не
выдерживает,
посылает
сынишку, и тот
тихонько
ползет по
снегу к
сараю, где
заперта
партизанка.
"Тетка Олена,
я вам хлеба
принес!" Но
тут же
выстрел:
солдат
убивает мальчика.
Теперь уже
мать ползет
тайком, чтобы
забрать его
тело,
брошенное
солдатами.
И вот он
лежит – сын ее,
она и
остальные
дети стоят
рядом, в последний
раз смотрят
на него.
"Убили Мишку,"
говорит
маленькая
сестренка.
"Фашист убил,"
добавляет
брат. Им приходится
похоронить
его тут же, в
хате, вырыв
могилу в
земляном полу
и тщательно разровняв
землю, чтобы
скрыть следы.
А
партизанка
прямо в
холодном
сарае рожает,
и фашистские
солдаты
смотрят и
ржут. Она снимает
с себя из
последнего,
что ей оставили,
чтобы
завернуть
ребенка.
Ее
снова
приводят к
коменданту.
Она теперь мать,
должна думать
о ребенке,
должна
сказать ему
все, иначе... Но
ни слова не
слышит он – и
тогда стреляет
в лицо только
что родившегося
ребенка. С
трупиком его
на руках идет
она в свой
последний
путь – к реке,
где солдат
отбирает у
нее тельце
ребенка и
кидает его в
прорубь.
Потом комендант
стреляет в
нее. Радуга
висела в тот
зимний день
над селом...
Да:
пожертвовали
даже детьми,
но не уступили,
не предали – и
потому в
конце концов
победили.
Страшную
вещь – фашизм.
Это уже была
не фантазия,
не аллегория –
сама жизнь,
которая
часто
страшней
любой
выдумки. И
действовали
простые люди,
никогда не
считавшие
себя героями.
Но не меньше
от того были
их муки и
горе, величие
их.
Жертвовали
детьми, самым
дорогим –
надо было.
Надо!
Надо
было тогда,
надо и
сейчас.
Жуткая аналогия
тогда и
сейчас. Есть
сходство,
пусть
невероятно
отдаленное,
между тем и
другим.
Неполноценные
народы,
неполноценные
расы – эти
понятия
существовали
у фашистов,
хотя они
включали в
них всех
неарийцев,
вне зависимости
от
умственных
способностей,
наличие
которых у них
просто не
признавали.
Главное, что
допускалось
правомерная
возможность
обращаться с
ними, как с не
людьми. В
этом суть!
И если
это так, то,
действительно,
Лал был целиком
прав.
Следовательно,
этого не
должно быть.
И,
значит, надо!
Надо –
несмотря ни
на что. На то,
что может
быть страшно.
Даже гораздо
страшней, чем
можно
представить.
Надо! И
откладывать
незачем.
Эя
надевает
скафандр.
Одевает Пса.
Катер взмывает
в небо и
устремляется
ко Второй пещере.
На
подлете она
вызвала Дана.
Он на
площадке чуть
ниже озера.
Ждет ее.
Посадив
катер,
пристегнула
вертолеты
себе и Псу.
Ведя
вертолет Пса
по радио,
поднимается
высоко, летит
к озеру. Вот
оно, уже полностью
очищенное от
глыб,
мерцающее. Площадка
под ним, и
маленькое
серебристое
пятно. Дан.
Он
неподвижно,
опустив
голову, сидит
у какого-то
огромного
камня.
– Здесь
мы были в его
последний
миг, – без
всякого
предисловия
говорит он,
глядя на ее
тень. И не
поднимает
голову, не
глядит в
лицо, как
будто боится
прочесть в
нем окончательный
отказ.
Она
садится на
камень рядом.
Пес покорно
ложится у его
ног.
– Я
вцепился в
этот камень.
Одной рукой.
Непонятно,
каким
образом.
Снова попробовал
недавно –
ничего не
получается.
Он держался
за меня, потом
рука у меня
заскользила,
он толкнул
меня и
отпустил мою
руку, за
которую держался,
и я вцепился
в камень
обеими руками.
Его сразу
смыл поток,
он не сумел
ни за что
зацепиться: у
него было
меньше сил,
чем у меня –
мое тело
намного
моложе. Я
успел
позвать его.
"Дан! Не
забудь... А-а-а!!!"
И все! Его,
должно быть
ударило
глыбой. Или в
этот момент
он летел
вниз, в
пропасть.
Здесь все это
произошло. –
Он замолчал,
продолжая
избегать ее
взгляда.
Она
взяла его за
руку. Он
поднял
голову, взглянул
ей прямо в
глаза. По ее
спокойному
виду, по
улыбке понял,
что она с ним –
совсем и
окончательно.
–
Спасибо, – еле
слышно
произнес он. –
Спасибо, что
я не ошибся.
– Не
надо, родной
мой! Все
будет как
надо. Будет
ребенок – а
понадобится,
то не один.
–
Спасибо,
девочка! – он
привлек ее к
себе. – Страх
меня мучил.
Что не
удастся сдержать
обещание,
которое дал
памяти Лала в
себе. Что не
выполню свой
долг перед
ним. Спасибо.
Все
было готово. На
следующий
день должна
была
начаться проверка
– и затем выведение
монтажных
роботов. Следом
шел пробный
пуск на малой
мощности. Если
все пройдет
благополучно,
отправят
отсюда
роботов и
произведут
рабочий
запуск.
Пока
все шло
гладко.
Проспав ночь,
они утром
быстро
провели
проверку
всего комплекса
и системы его
управления.
На контрольном
пульте ни
разу не
загорелось
табло "Нарушение"
– приборы не
обнаружили
их.
Один за
одним из
входного
отверстия
Второй пещеры
шли
машины-роботы,
уползая,
двигаясь самоходом
к месту
ожидания
конца
пробного пуска.
Он тоже
прошел без
каких-либо
неожиданностей.
Слабый поток
воздуха
выходил из
выходной
трубы, и
газоанализатор
зафиксировал почти
полное
отсутствие в
нем
углекислого
газа: вместе
с азотом шел
кислород с
ничтожной
примесью
азотных окислов.
Летающий
робот
доставил
наполненные
оксигенизированным
воздухом
колбы. В одну
из них была
вделана металлическая
спираль,
которая,
раскалившись,
быстро
сгорела, как
только ее
подключили к
батарее.
Началась
эвакуация
роботов.
Вертолеты поднимали
площадки с
ними, уносили
туда, где проходческие
машины
заканчивали
шахту под
энергостанцию.
За это время
на входной трубе
установили
мощный
фильтр-отражатель
твердых
частиц.
...И вот
все
закончено.
Сами они в
космических
катерах.
Набрав
высоту, Дан посылает
на "землю", в
центр
киберсистемы
управления
оксигенизатора
сигнал включения.
Начало
работы они не
видят: катера
быстро уходят
прочь,
двигаясь
вокруг планеты.
Но сделав
виток,
увидели
пыльные вихри
несущегося к
пещере
воздуха и
восходящий
поток, пробивший
дыру почти
правильной
формы в толстом
облачном
одеяле.
– Ура, Эя!!!
– Ура!!!
Они
сажают
катера у
Первой
пещеры,
быстро выходят,
радостные,
возбужденные;
бросаются
друг к другу,
обнимаются,
смеются.
–
Устроим
праздник, Эя!
Сейчас,
немедленно. Попаримся,
и за стол.
– Будешь
мне играть
сегодня?
– Буду. А
ты петь,
хорошо?
Пошли!
– Давай
сначала
погуляем. По
лесу.
Чудесней
стал "лес".
Чуть ли не с
десяток листочков,
и набухшие
почки на
других деревьях.
Сосенки и
елочки
готовятся
выпустить
хвою.
Дома
тоже: два
растения с
раскрывшимися
цветами. Их
поставили
среди блюд,
когда после бани,
свежие,
отдохнувшие,
в яркой
праздничной
одежде,
уселись за
стол.
К
такому торжеству
полагалось
вино – но его
не было на
столе, и
когда Эя спросила
об этом Дана,
он ответил:
– Не надо
сегодня, – он
смотрел ей в
глаза.
Она
поняла, и
сердце у нее
забилось.
[Глава
18] [Глава 19]
[Глава 20] [Глава 21] [Глава 22] [Глава 23] [Глава 24] [Глава
25] [Глава 26] [Глава 27]
Last updated 07/25/2009
Copyright © 2003 Michael Chassis. All rights reserved.