Часть I

Планетная система Земли-2 приближалась. Помня давний полет на настоящую Землю оттуда, едва не кончившийся гибелью не только маленького братика, Малыша, но и остальных, Лал был готов ко всему. Но всё происходило замечательно – как в первый полет Родителей и того Лала, гордое имя которого теперь носил он: выход из переноса оказался много ближе, чем в предыдущий раз. И уже виделось: в скором времени окажется он там – на своей планете. Где появился на свет и всё до мелочей помнил. По которой так тосковал все годы.

Марку, сидевшему рядом, надоело, что отец, уставившись на голограмму траектории корабля, не продолжает рассказывать о Земле-2: молчит слишком долго. Дядя Ли, который с ними в рубке управления, почему-то тоже. А так хочется их послушать. Тогда меньше чувствует, что слишком скучает по Эрьке. Но Эрькины родители, дядя Милан и тетя Рита, не полетели с ними: ну, и Эрька поэтому тоже. А его взяли: зачислили юнгой. И дали форму со знаком макрокосма – шестиконечной звездой.

А он самый первый очнулся после гиперпереноса, засек время на бортовых часах: доложил потом папе, которому помог выбраться из камеры и дойти до бани. Доложил следом за папой и дяде Ли, главному штурману-космогатору: дядя Ли ведь старше папы – вышел из переноса после него. И за свои действия тогда его общим голосованием наградили радужной ленточкой отличия.

Есть на Земле и дети постарше его – но только у них родителей нет совсем: ни папы, ни мамы. И деда и бабушки тоже. Чудно как-то: он бы так не хотел. А еще что чудно: что мама старше бабули. Но это ничего: Эрька ведь тоже его брат и внук деда и бабули, хотя его родители и не их дети. У взрослых многое запутано.

Воспользовавшись тем, что отец, наконец-то, обернулся к нему, спросил:

– Па, а сводишь в гипсовый зал в дальней пещере?

– Обязательно. Но если ты сейчас отправишься к маме: тебе пора спать. Выполняй распоряжение, макрокосм-юнга Марк, – и сын, отсалютовав, выбежал из рубки.

– Я не хотел при Марике к этому возвращаться.

– Ты прав, старший брат: он, даже если бы ничего не понял, запомнить что-то мог и после рассказать кому-нибудь.

– Ну, да. Тем более что это всего лишь предположения.

– К тому же, которых не слишком достаточно. Основанные почти только на произведениях старой научной фантастики, которую, кроме тебя, мало кто читал. Космические пираты, звездные войны – а в реальности не было еще никаких контактов с иными цивилизациями, а потому и этих пиратов и войн.

– Но именно где-то в этой части Вселенной вы вступили в первый Контакт. С кем: что мы знаем о них? Предпочитаю всегда предполагать наихудший вариант: это себя оправдывало. Поэтому допускаю, что То может оказаться нечто подобным существовавшему у нас: что отстаивал и еще продолжает отстаивать Йорг. Страшная личность: враг всего, к чему призвал вовремя тот, чьим именем тебя назвали.

– И твой личный враг. Небезосновательно: твоя мама недаром долго боялась за тебя.

– Искалечивший её. Но хватит о нем: важнее нам сейчас не забыть, что существовало.

– Я в этом не уверен. Йорг продолжает сопротивляться: хотя идет наступление, без непрекращающейся борьбы с ним и его сторонниками полной победы не добиться. Иначе почему не улетели с нами твои и мои родители?

– Не могу не согласиться с тобой, старший брат: ты лучше меня понимаешь ситуацию – видел много страшного, о чем даже не имею представления. Но более конкретно: на чем строятся твои негативные предположения относительно контакта, в который мы вступили?

– Первое: истории с вашими крейсерами – грозили вам голодной смертью, серьезным ограничением связи с экспрессом. Случайно ли – или намеренно?

– Второе тоже может быть подозрительным. Когда пришли сигналы, которые были сочтены установлением Контакта: ты помнишь?

– Еще бы! Сначала за три часа до начала переноса: отец ответил повторением пришедшего сигнала – девятнадцати простых чисел. Хотя на это уходило много энергии.

– У самой грани старта переноса, и мы все решили не только принимать, но и отвечать на приходившие сигналы: несмотря ни на какие расходы энергии. Ведь это было первое установление Контакта! А на пришедший под конец, который мы сочли за Послание Тех, послали в ответ – опять же, возбуждениями гипераппарата – Послание Земного Человечества.

– Через два часа после прохода расчетной точки старта. И вышли с почти трехсигмовым[1] отклонением от расчетной точки. Произошел огромный расход энергии, а потребность в ней резко увеличилась. В результате все мы, кроме отца, были погружены в анабиоз, из которого, когда что-то произошло с анабиокамерой, и отец спешно стал выводить нас, не вышел наш дорогой, любимый Малыш. А мы еле выжили: ты спас нас буквально в самый последний момент.

– … не исключено, что не может быть, вообще, прочитано. Не представляет ли он на самом деле сверхкомпактную сумму бессмысленных случайных знаков?

– Именно. И другое: не было ли целью Тех заставить вас произвести огромную растрату энергии и значительно проскочить расчетную точку старта переноса. Чтобы потом вы оказались дальше от Земли, чем должны были бы, из-за дикого дефицита необходимой энергии. Затем, чтобы …

– Чтобы мы погибли от голода, жажды и холода? Зачем?

– Это-то и надо понять. Но в любом случае надо подготовиться к наиболее вероятным опасностям. Давай подумаем: попробуем их понять.

– Испробуем один из способов, который мы использовали, когда почти не имели информацию: спор. Недаром говорили, что в споре рождается истина. Вот и будем спорить с тобой: доказательства одного вызовут ответные соображения другого, и так сможем до чего-то докопаться. А потом продолжить спор в большем составе.

Довольно быстро подобный их спор привел к выводу, что опасность может представлять с наибольшей вероятностью стремление некой другой высокоразвитой цивилизации овладеть планетой, годной для жизни: потому что собственная планета стала или становится почему-то непригодной для этого. Из-за того, возможно, что на ней произошла, скорей всего, ядерная катастрофа как следствие глобальной войны или рискованного научного эксперимента. Или естественного процесса, произошедшего со светилом планеты или с ней самой. Ну, а космические пираты и звездные войны были лишь литературными и кинематографическими развлекалочками слишком давнего времени: сейчас всерьез рассматривать просто даже смешно.

Последующее подключение к их обсуждениям остальных мигрантов ничего не добавило. Был только задан вопрос, чем конкретно обладают они в случае чьих-то, пусть самых маловероятных, враждебных действий: не окажутся ли безоружными даже в тех вариантах ситуации, которые как-то возможно предположить без допущения абсолютно непредвидимого?

Тщательный анализ оборонительных возможностей показал, что нет: не окажутся. Начиная с наличия простейших устройств, подобных персональному огнестрельному оружию каждого рядового воина, солдата, в самых последних войнах на Земле: ручные лазерные излучатели для пробивки отверстий в скалах. Роботы с подобными излучателями, но уже значительно большей мощности. Так сказать, легкое оружие.

Затем среднее оружие: ракеты с зарядами немалой взрывной силы для отражения метеоритных атак. Не только на экспресс, но и на остальное: крейсеры, фрегаты и катера.

Ну, а что говорить уже о самом грозном: мощи гипераппарата? Да еще притом, что совершенно гигантских размеров экспресс, изготовленный из прочнейшего металла, представлял при его включении почти неуязвимый объект для предполагаемых пока средств нападения.

Это наполняло уверенностью. Да и никто почти не верил в подобную опасность; вероятность подобной казалась исчезающе малой: так что …

– Как сказать! Мы же не знаем главное: то, что может оказаться непредвидимым – самым страшным.

– Всё-таки, что-то может внезапно придти в голову, если продолжать об этом думать. – Свою натуру – космического спасателя, привычка которого быть всегда настороженным, никуда не денешь. Зато сколько раз подобное выручало!

А Лал предпочел думать о другом – о том, как начнут, высадившись, строить на ней, расселять в нужном порядке привезенных животных, птиц, рыб, насекомых и прочих. Отец и Мама, когда прилетят, не узнают планету.

Марк, услыхавший упоминание о космических пиратах, упросил Ли показать какие-нибудь старые-старые фильмы про них. Они были еще плоские, но, всё равно, интересные – только всё их оружие казалось до смешного примитивным и убогим. Но зато их приключения, бои – их неустрашимость, ловкость, находчивость: именно то, что когда-то заставило самого Ли в таком же возрасте захотеть походить на них и выбрать потом опасную профессию космического спасателя. И Марк, смотря фильмы с широко раскрытыми глазами, тоже воображал себя таким же: непобедимым, с блеском выходящим из любых опасных ситуаций.

А папа почему-то такое не понимал. Да и дяде Ли такое сейчас уже тоже не интересно. Да: вот был бы здесь с ним Эрька!

И снова всё происходило точно так, как перед самой первой высадкой на планету, на которой его родили.

Проводилось непрерывное лучевое зондирование для определения точных координат экспресса. Излучение шло к светилу Земли-2, и, отразившись, возвращался обратно. Зная частоту посланного и вернувшегося излучения и находя по ним с помощью эффекта Допплера[2] скорость корабля, по времени прохождения сигнала туда и обратно определялось расстояние до звезды. Сигналы посылались часто, чтобы своевременно начать маневр перехода с радиального направления к звезде на эллиптическую орбиту вокруг нее, которая, как и у Солнца, должна была располагаться за пределами орбиты последней из планет системы.

Маневр начали задолго: корабль приближался к намеченной орбите по мало искривленной, плавной траектории. Затрачивался минимум энергии, так как маневрирование осуществлялось лишь половиной тормозных двигателей. Почти не ощущались инерционные нагрузки.

Звезда, к которой они летели, горела все ярче, резко выделясь среди других. Окончательное торможение тянулось довольно долго. Уже из всех включенным оставался только один двигатель, и он – непрерывно снижал мощность. Этому не виделось конца: периферийные планеты внесли ощутимые коррективы в траекторию и график подлета.

Они вошли на орбиту как раз в день рождения Лала Старшего по главным бортовым часам. Замолк тормозной двигатель, и через три часа стартовали к Земле-2 ракеты-разведчики. Основной из них должен был высадить на планету несколько автономных разведчиков-роботов.

Теперь оставалось ждать прихода информации от них – не раньше, чем через две недели. Получив ее полностью, полетит к планете на большом крейсере первая группа мигрантов – для последней разведки перед общей высадкой.

Всё повторилось, буквально как тогда – у Отца, Мамы и того Лала.

Ли неслучайно предчувствовал неожиданное. Основной разведчик принес обратно вместе с высаживавшими им роботами еще и какой-то бокс: Лал подтвердил, что, улетая, они там такой не оставляли.

Но на нем обычными буквами земного шрифта было написано: «Если вы те, кто оставил на этой планете свои записи, то поймете дальнейшее. Мы расшифровали ваши записи и, используя их, загрузили переводчики для общения с вами, но не считаем их полными. Пополните, надев шлемы, находящиеся внутри бокса, которые прочитают хранящиеся в мозгу слова вашего языка: десять персон на десять присланных переводчиков. Если вы не те, но сможете расшифровать наше письмо, сделайте то же самое: сможем общаться. После чего перешлите обратно половину переводчиков и согласие на установление контакта. Внутри подробное сообщение. Надеемся на взаимопонимание».

То, что никто не ждал: даже, наверно, и Ли. Мысленно допускал, но верил не больше других, что кто-то еще окажется на планете.

Только Марк сразу обрадовался: внезапная новость обещала такие приключения, о которых и мечтать было трудно.

– А что, дядя Ли: они не могут быть космическими пиратами? – спросил он. Ли улыбнулся: парнишке, насмотревшись фильмов про них, не терпится начать совершать подвиги.

Но ведь, действительно: кто они – еще одни пришельцы сюда? Будущие друзья, с которыми земляне будут обмениваться знаниями – давняя надежда? Или враги, от которых почему-то придется обороняться? Или ни то и не другое, а нечто совсем иное? И как вести себя, пока неизвестно.

Последний вопрос и был поставлен на обсуждение всех, повлекшее бурную дискуссию. В практическом плане он сводился к первому шагу: как открыть присланный бокс, не рискуя безопасностью? Не может ли быть при этом поврежден экспресс: на этом заостряли внимание те, кто находил опасения Ли небезосновательными.

А тот предложил открыть бокс не на экспрессе, а в катере на безопасном расстоянии от него. Эту операцию проведет он с помощью дистанционного управления роботом с экспресса.

На экспрессе все неотрывно смотрели на экраны. С облегчением вздохнули, когда действительно ничего при этом не произошло. Теперь уже можно было, наверно, решаться: дать согласие на установление контакта.

Тем более, изображение Тех в приложенном послании тоже не вызывало подозрения: никаких внешних отличий от землян. Поразительное сходство во всем – за исключением довольно унылого выражения лиц. Правда, с тем, откуда они явились на Землю-2, предстояло разобраться: их названия созвездия и звезды, в системе которой находилась их планета, оказались совершенно непонятными, несмотря на схемы.

Александр, «внук Марка», тем не менее, произвел еще одну проверку, не допустив сделать это Ли: отправился туда и, надев шлем, стал загружать одно из десяти устройств, находившихся внутри бокса. И лишь после того, как загорелся сигнал «Загружено», вернулся с ними на экспресс.

Той же ракетой-разведчиком отправили на Землю-2 половину загруженных переводчиков вместе с сообщением о согласии вступления в контакт. После прихода ответного сообщения о его получении их могут ждать через сорок пять планетных суток. Место посадки корабля – в районе пещеры, в которой были оставлены записи.

Стали дополнительно загружать крейсер не совсем обычным грузом: ручными лазерными излучателями и роботами с ними, значительно увеличили количество ракет отражения метеоритных атак. И не только: тщательно скомплектовали команду летящих на нем.

– Ну, что, старший брат: ты доволен – добился своего? Неужели всё еще веришь в возможность плохого? Ведь уже только ты один.

… Ли настоял, что крейсер останется на орбите: катер доставит на планету лишь троих. Лал при этом отверг его следующее предостережение: он, возглавляющий прилетевших землян, должен остаться на крейсере. Потому что именно он, рожденный на этой планете, изображение которого было в оставленной в пещере записи, должен появиться перед новыми пришельцами – никто другой. А вот Ли на нем останется за командира: на этом – снова – сумел настоять Александр, добившийся, что Лала будет сопровождать он вместе с Конгом.

Конбр напряженно всматривался в небо: корабль тех, кто первыми побывал на планете Зрыыр и, как они сообщали в своей записи, насытили её атмосферу кислородом, мог появиться в любое мгновение, прилетели вновь уже в большем количестве, чтобы заселить её постоянно. А это вызывает опасения относительно дальнейшего пребывания здесь их самих – пришельцев с Гардрара.

Их здесь немного: отдельные предложения двух-трёх Мудрейших дополнительно заселить еще одну планету не были поддержаны остальными децемвирами. И самим Наимудрейшим, Рорвом.

Планета используется лишь как промежуточная база для сверхдальних полетов через пространство более четырех измерений. Первый такой корабль, обнаруживший эту планету – почти такую же, как Гардрар, израсходовал чуть меньше половины «топлива» и аккумулированной в батареях энергии: должен был, поэтому, лететь обратно. Но обнаружили здесь не только атмосферу, которой было можно дышать, но и работоспособные энергостанции для подзарядки батарей. Еще и плантации съедобных растений, таких вкусных после консервированной и синтетической пищи. В общем, нежданный подарок: возможность подзаправиться и лететь еще дальше!

Судя по их записи, они стремятся установить Контакт с другими цивилизациями во Вселенной. Но… Но готовы ли разделить с другими планету, которую, несомненно, считают своей? Не потребуют, чтобы гадрарцы покинули её? Поневоле приходится принять меры предосторожности, вспомнить кое-что из давней-давней истории, когда происходили войны между еще существовавшими странами.

Встречать землян, как они себя называют в записи, поэтому будут лишь втроем: он, второй по старшинству здесь после него Погр и журналист Лим. Остальные расположатся вне пределов видимости: там, где будут сосредоточены проходческие роботы, оснащенные лазерными излучателями, и отражательные ракеты, используемые в космосе при проходе метеоритных скоплений.

Если переговоры с землянами, которые будет вести он сам, приведут к конфликту, Погр передаст нужные распоряжения начать нападение первыми. Вряд ли земляне смогут тогда одержать верх: их уровень ниже гадрарского – об этом достаточно говорит относительный примитивизм конструкций как энергостанций, так и оксигенизатора, которым ими была преобразована атмосфера планеты.

А Лим… Ну, что Лим: особой надобности в нем и не было – просто напросился. Не терпится ему, видите ли, увидеть, наконец, этих необыкновенных землян: слишком заметно по тому, как взволнованно дышит, по блеску глаз, по улыбке время от времени. Кому это, вообще, нужно: улыбаться? Ведь он не ребенок, который улыбается непонятно почему. Нет же: давно взрослый, доктор – только занимается не тем, чем надо.

Написал уйму статей и книг, посвященной теме, никому сейчас не нужной – истории древнего общества. Восстановил совершенно неожиданными выводами против себя слишком уж многих, включая почти весь Мудрейший Децемвират. Поэтому очутился здесь, на Зрыыре.

И ник странный у него, извлеченный из полного имени Лардимфр: даже не имеет необходимой достойной твердости, как положено согласно обычаю.. Не то, что у него, извлеченного из Кжонобатырд, или у Погра, извлеченного из Пыдрбонгырц.

Кажется, эти мысли всего на миг отвлекли Конбра: он вскинул голову, лишь услыхав внезапный вскрик Лима:

Три крылатых корабля неслись в небе – один из них начал снижаться.

Корабль оказался небольшим: наверно, прибывших на нем было немного. Но пока не осела пыль, поднятая бьющими при посадке из двигателей струями, никто не выходил оттуда.

Конбр не двигался с места, дожидаясь появления землян; Погр следовал его примеру. Только Лим, не дожидаясь их, рванул на своем шестиноге к кораблю землян. Пришлось поэтому последовать за ним, чтобы земляне не приняли первого к ним приблизившегося за главного представителя Гардрара на Зрыыре.

Землян, спустившихся из корабля, было трое: увидев приближающегося к ним Лима, они пошли навстречу. Но Лим намного опередил обоих начальников, и когда они приблизились к землянам, он и те уже приветствовали друг друга. Улыбаясь, что Лим ни в коем случае не должен был делать: держаться надо так, чтобы те сразу почувствовали силу встречающих их. Но он это не понимал – сложил перед грудью поднятые вверх ладони, копируя землян, потом приложил к ней правую ладонь и открыл уже рот, чтобы назвать себя. Конбр успел отодвинуть его – положив ладонь на лоб в знак приветствия, как принято на Гардраре, и сохраняя положенное, серьезное и непроницаемое, выражение, представился первым:

– Кжонобатырд, руководитель жителей Гардрара на этой планете, которую мы называем Зрыыр. Приветствую вас, земляне!

– Мы тоже приветствуем вас, братья по разуму! Меня зовут Лал – я первый, кто был рожден на этой планете, – и он протянул вперед руку. Жест непонятный – но он улыбался, и Конбр предположил, что это еще один знак приветствия: протянул свою в ответ. А тот зачем-то схватил её и … Нет, только пожал – тоже не понятно, зачем. На всякий случай пришлось пожать и его.

А землянин, не отпуская его руку, произнес торжественно:

– Сегодня великий день, которого долго ждало человечество нашей планеты: состоялась, наконец, встреча двух цивилизаций. Верим, что мы будем дружить и обмениваться знаниями. Разреши, сеньор, вручить тебе изображение нашей планеты, – и он протянул Конбру шар с изображением каких-то континентов. «Земли», догадался Конбр. «Ладно: пока всё идет спокойно».

Он успокаивался всё больше по мере разговора: не было ничего, хотя бы отдаленно вызывающего отторжение. Похоже, с ними удастся договориться: о желании обойтись без конфликтов первым сказал предводитель землян, Ларлд – если он правильно расслышал его ник. Да и много ли тут им самим надо: всего-то их сотня. Не считая, конечно примитивов: подопытных, главным образом. Ведь зачем здесь большее количество, когда современные суперроботы способны делать уже чуть ли не всё, а на долю людей осталась самая сложная, эвристическая, сторона интеллектуального труда.

Так что хватит места и тем и другим, если исходить из отсутствия стремления самим колонизовать эту планету. Из чего следует, что препятствовать прилетевшим землянам высадиться на ней, освоить её и заселить привезенными животными. Наверно, это окажется даже выгодно для самих гардрарцев.

Всё так, но торопиться не следует. Не вскроются ли какие-то еще – неизвестные или непонятные пока – обстоятельства, которые могут привести к нежелательным последствиям.

Необходимо, конечно, срочно поставить в известность Мудрейший Децемвират: тем более, что его полномочий явно недостаточно для самостоятельного решения подобного крайне сложного и ответственного вопроса. Послать сообщение с аппарата гиперструктуральной связи на сателлите за пределами планетной системы. Хоть и потребует огромного количества энергии, но дойдет почти мгновенно до аппарата такого же сателлита там, у своей планетной системы, и дальше обычным путем будет ретранслировано на Гардрар.

Грой, Второй Мудрейший, известил старших, пожизненных, членов Децемвирата, что необходимо безотлагательно провести экстренное совещание. Ввиду особой важности не по связи, а собравшись в кабинете Наимудрейшего Рорва. Тот, конечно, как обычно, будет дремать, но младшим пяти мудрецам надлежит всё же считать, что это он и никто другой проводит подобные совещания, после которых им докладывается «его» мнение. Это формальность – но иначе нельзя.

Наимудрейший задремал раньше, чем они расселись: каждый строго на свое место, обозначенное номером. Грой строгим взглядом оглядел остальных – не даром предпочитал собирать, а не совещаться по связи – и сообщил о крайне важной гиперграмме со Зрыыра: о прилете землян и просьбе мнения Мудрейшего Децемвирата в вопросе построения взаимоотношений с ними.

– Вы знаете, достопочтенные коллеги, что на Зрыыре они впервые появились раньше нас. Осуществили оксигенизацию её атмосферы, засадили лесами из своих деревьев – явно с целью последующего её заселения, после чего улетели на свою планету за теми, кто будет жить на Зрыыре уже постоянно. Так что их появление снова не является неожиданным.

Что уровень их знаний ниже нашего, хотя и не разительно – иначе они не смогли бы двигаться в гиперпространстве: это мы уже знали раньше. Так что возможно, если мы сочтем нужным, многоуважаемый Конбр сможет воспрепятствовать их высадке на Зрыыр: чтобы мы могли заселить её сами. На что имеем несомненное право: мы более высокая цивилизация, которой нечего будет взять у землян. Но имеет ли это практический смысл?

Прежде, чем перейти к обсуждению возникшей проблемы, предлагаю вам послушать сообщение многоуважаемого Конбра:

«Наши опасения в возможности возникновению конфликта, к которой мы подготовились надлежащим образом, показались необоснованными в процессе встречи с ними. Предводитель прилетевших на встречу с нами, Ларлд, достойно приветствовал нас знаками своего миролюбия. Чуть ли не сразу заявил о нежелании конфликта с нами. Никаких подозрений своим поведением и словами не вызывал: вопрос о проведении немедленной высадки прилетевших сюда пока не поднимал.

Одно обстоятельство дало мне основание понять, что помимо более низкого уровня научного и технологического развития, социальное также сильно отстает от нашего: оно подобно тому, что существовало у нас невероятно давно. Когда по его просьбе я сопровождал его в посещении пещеры, у которой предыдущие пришельцы с Земли оставили радиомаяк, он повел меня в дальний конец её, где находились залы со сталактитами, сталагмитами и колоннами: там много белых кристаллов гипса, похожих на цветы и ветки. Он отломал одну – я спросил, зачем. Он ответил: «Я обещал сыну подарить такую».

Что такое «сын» было непонятно: в наших словарях нет соответствующего слова. Но после того, как они улетели на большой корабль, уважаемый Лим оказал мне услугу своими знаниями древней истории, объяснив, что «сын» – это его непосредственный потомок.

Подобное существовало у нас невероятно давно: дети рождались в существовавших тогда социальных ячейках, семьях, составленных людхом[3] и людхой – от их физической связи. Не как сейчас – путем осеменения яйцеклетки спермой в пробирке с последующей имплантацией зиготы в матку специальной примитивы, когда осуществляется строго правильный подбор материала и сберегается время на вынашивание плода творчески работающей людхи».

– И далее еще ряд того, что для нашего обсуждения совершенно не существенно. Поэтому я сейчас выскажу свои соображения, а следом каждый из вас: в положенном порядке.

– Не считал раньше и не считаю теперь, что нам следует заселить планету Зрыыр: потому, что не вижу смысла. Связь через гиперпространство требует таких затрат энергии, что не может быть достаточно частой. Поэтому, что тогда? Невозможность нашего эффективного управления этой планетой: она неизбежно станет независимой от нашей и не исключено, что – без нашего мудрого руководства – и иной. По-моему, слишком вероятно, может получиться так, что вместо одной монолитной цивилизации получим две похожие только.

Это явно не устраивало никого из его коллег: в этом он не сомневался. Даже Наимудрейший Рорв, всё-таки, слышавший что-то сквозь дрёму, пробурчал нечто неразборчивое.

– Возвращаюсь к землянам. Не вижу никакой опасности в том, что они, а не мы, заселят Зрыыр. Пусть, поселившись там, превратят её в подобие таких, как наш Гардрар и, наверно, их Земля – предельно удобной для заселения. В случае, не слишком вероятном, если, всё-таки, нам понадобится самим заселить её, мы получим Зрыыр в еще лучшем виде, чем сейчас, а им придется уйти. Наш уровень выше: мы в состоянии будем справиться с ними.

– Если к тому времени они с нашей же помощью не сравняются с нами, – желчно заметил следующий номер: возникла возможность. Гроя, как и все остальные, не любил. Но и побаивался: оттого вместе с остальными препятствовал попыткам его объявить Наимудрейшего недееспособным из-за неизлечимого заболевания мозга. А против трёх Пожизненных с номерами больше его Грой был бессилен.

– Поэтому нам придется предусмотреть что-то про запас, – отпарировал Грой. – Уж что-нибудь да придумаем. Ведь только им придется у нас заимствовать, а нам у них что? Абсолютно ничего: уверен!

– Не смогут ли представлять земляне какую-нибудь биологическую ценность для нас? Имею в виду, как доноры для пересадок: может быть, это будет выгодней, чем выращивание стволовых клеток, – задал вопрос Третий.

– Очевидный абсурд: пройден ими и нами слишком разный путь развития. И нам пока конфликт с ними ни к чему, – обрезала его номер Четыре, увидев в вопросе Третьего возможность с ним сцепиться.

Только Пятый номер предпочел на этот раз вести себя тихо – не сказал ничего. И Грой предложил:

– Если нечего добавить, то давайте голосовать. Так: единогласно. О Наимудрейший, ты утверждаешь наше решение?

… Ответная гиперграмма, полученная Конбром, наделяла его полномочиями позволить землянам начать высадку на Зрыыр в любое удобное для них время. Допускалось оказывать им помощь, дабы завязать и отношения сотрудничества.

Неожиданная помощь, любезно предложенная главой гардрарцев, играла неоценимую роль в ускорении заселения. Их роботы, строившие такие же, как на Земле, уходящие к небу каркасы, облепленные жилыми блоками, справлялись, в отличие от земных, с молниеносной быстротой. Действуя поначалу по программам землян, самостоятельно быстро изменили технологию возведения жилья и многого другого. Тоже самое, и обрабатывая почву и сажая зерно, овощи, лиственные деревья и кусты: включая плодовые.

Но было и то, что земляне занимались исключительно сами: привезенными животными, птицами, рыбами и насекомыми. Которые для начала должны заселить Землю-2: остальные будут прибывать со следующими поселенцами.

А есть ли животные у гардрарцев, поинтересовался первым Марк. Оказалось, есть. Чудо генетики, непонятным образом соединявшее толстое туловище на четырех быстрых ногах с длинной шеей, кончающейся похожей на черепашью головой. Небольшое стадо их, включая взрослых и детенышей, помещалось на огороженной высоким металлическим забором территории одного из лесов, питаясь хвоей деревьев. Однако, домашними животными они, с земной точки зрения, отнюдь не были: потому и содержались за прочной оградой.

Конбр сказал, что они быстро наращивают вес, и, кроме того, их мясо достаточно вкусное. Потому только они были привезены сюда для обеспечения белком. Не желает ли достопочтенный Ларлд попробовать мясо таких животных? И он что-то крикнул: робот внутри ограды подогнал к ней одного крупного, похоже, самца и, убив его непонятным образом, перекинул через неё.

Когда они вернулись домой, их уже ждало приготовленное мясо. Однако, прежде чем попробовать его, Лал отправил кусок в лабораторию на анализ: тот показал отсутствие веществ, вредных для организма землян, да еще и весьма малое содержание холестерина. Поэтому его спокойно попробовали.

Оказалось вкусным, но жутко твердым: подходящим только для гардрарцев, откусывающих пищу своими острыми скобами вместо зубов – пережевывающих её, наподобие птиц, камешками в мускулистых желудках.

Чувствовалось, всё-таки, что, оказывая землянам ощутимую помощь, гардрарцы смотрят на них сверху вниз. Но вскоре нашлись те, кто смог сколько-то поколебать их спесь.

На удивление всех, первым из таких оказался Марк. Общение с гардрарцами происходило через блоки-переводчики: ни земляне, ни гардрарцы не воспринимали произношение друг друга. И только уши юного Марка оказались способны сделать это: он единственный смог понимать гардрарскую речь с её подавляющим обилием согласных. Вскоре и разговаривать: сначала с Лимом, весьма заинтересовавшимся всем, что отличало взаимоотношения землян от гардрарских. Потом и с Конбром: пораженный тем, что земной подросток сумел то, что не могли не только взрослые земляне, но даже гардрарцы, тот сразу проникся к нему уважением.

Затем Ли, принявший участие в спасательном полете на сателлит-обсерваторию гардрарцев: продемонстрировавший способность переносить неимоверные перегрузки. Сумел значительно раньше посланного туда гардрарца прибыть с грузом батарей и заделать метеоритную пробоину в корпусе. Гардрарец затем произвел коррекцию орбиты.

– Это у вас, землян, прирожденная выносливость, уважаемый Лирлх? – поинтересовался он.

– Нет: это профессиональное – могут только космические спасатели, да и то не все. Достигается длительной тренировкой: по специальной систему и при наличии необходимых физических данных.

Это моя система: за неё мне присвоили степень доктора, ученого. К сожалению, очень немногим это доступно. Но кое-кого я смог научить.

Ли только покачал головой: гардрарцы, все как один, поражали какой-то хилостью. Показал свой бицепс и спросил:

– А зачем другие? Силой – любой – могут ведь обладать роботы. Главное – это мозг, а не мышцы. Ты не согласен?

– Да: главное, конечно, мозг. Но хорошие мышцы тоже не мешают. И вообще, физическое здоровье лишь способствует умственной деятельности. Поэтому мы столько занимаемся физическими упражнениями и спортом.

– Видел, да! Но нам это не нужно: растрачивается время, которое можно употребить для работы. Здоровье же можно поддерживать приемом необходимых средств.

– А если оно нужно при форсированном полете, когда надо торопиться, чтобы успеть спасти кого-то?

– Полетит ракета без людей – с суперроботом, который благодаря связи со Зрыыром будет передавать туда всё необходимое и выполнять команды оттуда, если сам не сможет сделать всё без них.

– Но ведь никакой робот не может всё, что человек. Как тогда?

– Редчайший случай: суперробот может буквально всё.

– Но в этом редчайшем случае погибнет человек: пожертвовать им?

– Конечно: человеческая жизнь – самая большая ценность.

Пришлось рассказать то, чем занимались космические спасатели. Когда где-то в Космосе происходило - кто-то погибал и успел подать сигнал "SOS!", они летели на помощь. Им всегда приходилось спешить, чтобы поспеть, и они летели, преодолевая огромные перегрузки, недоступные обычным космонавтам. И часто приходилось совершать такое, что казалось невозможным.

– Почему, досадно? Я гордился им: ученик и должен – нет, обязан – превзойти своего учителя. И я к тому времени был уже не тот: после того, как, спасая людей, сильно покалечился.

– Из-за кого-то?! – по выражению лица гардрарца было ясно, что ему это не понятно.

В них, этих землянах, было, вообще, столько нелепого. Во многом просто как дети. Тратят зря столько времени на то, что никак не связано с работой. Что такое целый ряд их занятий?

Пиры, например – собрания, чтобы вместе есть, петь и двигаться под музыку, как они называют свои наборы модулируемых звуков. Зачем? Есть необходимо, когда голоден, а не для общения, для которого тоже незачем собираться – использование связи ничем не хуже. А пение и движения под музыку, танцы, не что иное, как игры детей достаточно раннего возраста.

И театр – откровенно непонятное, совсем: кого могут интересовать чужие истории, составляющие весь смысл представляемого – также нередко с этими самыми музыкой, пением и танцами. Несмотря на все попытки понять необходимость того, что там показывали, даже высиживая с огромным трудом спектакль с начала до конца, оставалось только впечатление полнейшей бессмысленности растраченного времени.

А еще стадион с его физическими состязаниями: еще одна бессмыслица. Состязаться надо в другом – в научных успехах. Только! Современному человеку ни к чему надутые мускулы: он не животное и не робот.

Эти полудети считают, что таким образом они отдыхают. Глупо: отдых состоит в смене занятий – переключении на ознакомление результатов других, работающих в близких областях. Полный – в глубоком крепком сне. А не в подобном неоправданном баловстве.

Об их атавистическом способе собственного воспроизводства уже было доложено Мудрейшему Децемвирату. Но даже те, кто не образует постоянные пары, именуемые семьями, не пользуются для удовлетворения своего либидо[4] специально обученными привлекательными внешне примитивами обоих полов. А оно у землян явно ничем искусственно не подавляется, как почти у всех мудрых.

Поэтому их сексуальная жизнь куда более активна. И наверно, танцы на их пирах не совсем бессмысленны: возбуждают взаимное желание. Когда сплетают пальцы во время их, как объяснили, безмолвно договариваются о предстоящей близости. Как те примитивы, что предназначены для секса, заботятся о привлекательности своей внешности, не стесняясь обнажаться.

В таком поведении видится что-то животное: что недопустимо у гардрарцев. Тела должны быть полностью закрыты плотной одеждой, неразличимо скрывающей, кто под ней – людх или людха. Соитие между мудрыми не бывает, и потому никого не интересует, насколько привлекательна их внешность для половых партнеров, примитив и примитивов. И людха, мудрая, не имеет выпирающую грудь, как у примитив и земных женщин: с незапамятных времен не кормя ею детей, она стала тем достойней, чем меньше – оптимально почти совсем плоской.

Всё это, конечно, представляет преимущественно интерес для достаточно странного Лима. Почти единственный знаток истории далекой древности, он сходство с существовавшим на Гардраре тогда и поведением землян обнаружил слишком быстро. Наверно, собирает материал для своей очередной книги. И потому много больше других гардрарцев – может быть, даже чем следует – общается с землянами.

Гуманитарий – историк и философ, Лим был обречен на длительное одиночество в мире сплошных естественников и математиков. С трудом находились те, кто был способен понять, что было вне сферы их наук. То, что обнаружил он, сравнивая различные исторические эпохи на Гардраре: начало замедления научного прогресса.

Причину этого Лим видел в очевидном регрессе взаимоотношений тех, кто после всех отбраковок составлял незначительный численно верхний слой людхов, мудрых, ученых-гениев, возглавлявших огромное количество сверхсовершенных роботов и примитивов. Да, ученые действительно обладали гениальными способностями, но главной целью их стали не общие, а лишь собственные научные достижения.

Ушло в прошлое время, когда всех радовали не только свои успехи. Зависть к тому, кто добился больших их в своих исследованиях, возобладала настолько, что попытки плагиата перестали быть редкостью. Потому что только они, собственные успехи, давали то, что ценилось больше всего: славу – и с ней престиж и преимущество в использовании суперкомпьютеров и технических средств. А прежде всего, чувствовать своё превосходство над другими.

В этих условиях былую демократию сменило управление Мудрейших, образовавших Децемвират. Даже самые глобальные решения уже принимались без привлечения общего обсуждения и голосования. Затем половина Мудрейших стала пожизненными – бессменными. Вторая половина их зато осуществляла управление важнейшим делом – воспроизводством людхов.

Но ведь так было не всегда. Это Лиму было известно даже по тому немногому, что знал еще в самом начале того, как занялся историей: социальной в том числе. И он полез глубже, изучая документы древности, сохранившиеся в Центральном архиве.

Открытое потрясло его: людхи предыдущих времен были явно счастливей его современников. Они не отказывались ради научной работы от того, что приносило им радость, в том числе и физическую. Стал и сам одним из немногих, кто отказался от применения средств, ослабляющих либидо.

То, что он написал тогда, вызвало, однако, неудовольствие не только многих, категорически не согласных с ним, но и самого Мудрейшего Децемвирата. И он предпочел принять их рекомендацию отправиться ближайшим рейсом гиперэкспресса на Зрыыр. Чтобы вдали от них спокойно заняться подробным изучением древних документов, пользуясь находившейся там полной копией Центрального архива.

В немалой степени этому поспособствовал интерес к тому, что относилось к прилетавшим на эту планету до гардрарцев: сделавших её пригодной для жизни и улетевших за теми, кто заселит её. Об этом говорилось в записях, оставленных ими. Еще было оставлено Послание Земного Человечества. Но в расшифровках оставалось немало непонятного. Ему меньше, чем другим: благодаря его знаниям древней истории Гардрара – он один находил достаточно сходного у обеих цивилизаций. Надеялся еще больше выяснить уже на самом Зрыыре, где находилось всё, что оставили улетевшие земляне.

Они вернулись гораздо раньше, чем он ожидал.

Представление, создавшееся у него о них по их записям – как о тех, кто сохранил то ценное в своей жизни, что когда-то имели и гардрарцы – родило мечту о встрече с ними когда-нибудь. То, что узнал и понял, не вызывало у него опасений: такие не способны ни на что плохое.

Он уговорил достопочтенного Конбра, вместе со своим заместителем, многоуважаемым Погром, позволить ему вместе с ними встречать землян. Непреодолимый порыв заставил вопреки тому, что первым их должен был приветствовать сам Конбр, опередить его. Он сразу узнал шедшего первым навстречу землянина: сколько-то изменившегося Лала, чье изображение вместе с изображением его родителей и сестры когда-то было оставлено ими на Второй Земле, как назвали Зрыыр они. Оба шли навстречу и улыбались друг другу. Конбр помешал ему первым назвать себя, но всё равно: первым с землянами в Контакт вступил он.

Да, он общался с землянами куда больше, чем остальные гардрарцы. Потому что всё, что тем виделось в землянах детски нелепым, оказалось существовавшим на Гардраре давным-давно: делало счастливей, чем сейчас – с радостями лишь научных успехов. И поэтому общаться по-настоящему можно было именно с ними – не с гардрарцами, хотя сам был им: те утеряли потребность настоящего, непосредственного общения.

Он удивлялся себе: почему ему, одному только, было так хорошо с принадлежавшими иной цивилизации – и даже, казалось, совершенно иного времени? Откуда в нем это? Непонятно! Как какое-то чудо: совершенно необъяснимое!

Как прекрасно чувствует он себя на их пирах – больших собраниях не столько насладиться вкуснейшей едой, сколько чтобы радостно пообщаться. А как хорошо двигаться тоже в общем танце! И петь – но с его пластинами вместо зубов это получается хуже.

Потрясающи их театральные представления: ему, историку и философу, они дают не меньше в плане познавания человечества Земли, чем то, что рассказывают, с кем он ближе всего общается: первый уроженец Зрыыра Ларлд, Лирлх, Александр, способнейший юный Маркд, с которым свободно общаешься без блока-переводчика. Глядя на сцену, поневоле проникаешься чувствами действующих лиц; потрясает игра актеров – особенно невероятно красивой Лейрлинд, матери Маркда. Она, как говорили многие, была на Земле самой великой актрисой.

Гораздо трудней было воспринять музыку, казавшуюся поначалу непонятным набором модулируемых звуков. Но однажды ночью он проснулся и услышал звучавшую в голове мелодию, исполнявшуюся Маркдом на деревянной коробочке с натянутыми струнами, скрипке: с тех пор уже смог глубоко почувствовать музыку не только землян, но и бывшую до того не менее непонятной древнюю гардрарскую.

Потом пришло понимание красоты картин, написанных красками вручную: как земных, так и древних своих. Отсюда – к пониманию стремления землян украшать свое жилище, делать красивыми одежду и даже технику. Красоты цветов и растений, пейзажей планеты, восходов и закатов светила, лунных ночей. Неоднократно сопровождал Маркда в глубину пещеры, чтобы любоваться гипсовыми чудесами.

Позже всего понял смысл спортивных соревнований; оценил наслаждение остротой захватывающих моментов состязаний: красоту силы, ловкости и быстроты. Последнее, однако, не было доступно ему – хилому, как все гардрарцы: считающие мускульную силу ненужной.

Все эти занятия землян одному ему не казались неоправданным баловством, пустой растратой времени. Именно они давали им наилучший отдых, поддерживали работоспособность, свежесть сознания – возбуждали воображение.

Еще одна сторона жизни землян казалась привлекательной ему: то, что связано с воспроизводством – рождение детей в семьях самими генетическими матерями. Собственно, такая полная семья, в которой можно видеть отношения между родителями и их ребенком, пока только одна: Ларлд с Лейрлинд и их сын Маркд, рожденный еще на Земле. Но уже немало семейных женщин с увеличивающимися животами и грудью: вынашивающих своего ребенка.

Помимо необыкновенных отношений родителей к Маркду и его к ним, трогательны и отношения его родителей и всех других семейных партнеров, супругов, друг к другу. Достаточно видеть, как смотрит на свою Лейрлинд её Ларлд, и она на него.

А ведь всё то же существовало на Гардраре до того, когда, стремясь увеличивать интенсивность работы оказавшихся способными к усложняющемуся умственному труду, стали использовать для вынашивания детей малоспособных женщин. И исчезла тогда семья, сексуальная жизнь обрела полную свободу, уже не связанную с взаимными чувствами – лишь с сиюминутным желанием. Тем более что стали использовать и для этого наиболее привлекательных малоспособных, примитив и примитивов.

Так исчезла теплота отношений между теми, кто бывал близок физически. Тем более что она, физическая близость между мудрыми людхами просто уже не существует: для этого используются исключительно сексуально привлекательные примитивы. Да и их количество невелико: подавляющее большинство мудрых, сдав в молодом возрасте в генофонд свои сперматозоиды и яйцеклетки, предпочитают медикаментозно снизить либидо как рудиментарную потребность.

Поэтому такие примитивы самые красивые из всех: с прекрасным лицом и фигурой, с выдающейся вперед грудью или выпуклыми мускулами. В отличие от мудрых – женщин и мужчин, внешне мало отличимых друг от друга: некрасивые тела и тех и других полностью скрыты одинаковой одеждой.

Но примитивы-женщины не только красивы – они еще и ласковы. Как Цангл, которую он теперь старается почти каждый вечер вызывать и оставлять до утра. Говорить с ней, конечно, можно лишь о какой-нибудь ерунде, и не каждый раз её хочет, но, почему-то, само её присутствие действует всегда успокаивающе. А ночью она, тепленькая, ласковая, лежит в обнимку с ним, и ему хорошо. Уже привыкла к нему: если видит, что сегодня он её не хочет, не старается возбудить его – ведет себя тихо, прижимаясь к нему.

Иногда, всё-таки, хотя и весьма редко, её вызывает кто-то другой. И на следующий день, когда снова появляется у него, видно, как рада, что снова с ним, и можно снова отдать ему себя и потом лежать, крепко к нему прижавшись.

В отличие от Лима Конбр не сближался с землянами. Скопился значительный материал по планетам системы, в которой находился Зрыыр, и надо было провести окончательный анализ его: весь предварительный компьютер уже успел подготовить.

А земляне ему не мешали, и поэтому он предпочитал ограничиваться докладами о них Лима. Но Лим оставался Лимом: его доклады по духу были полной противоположностью самого Конбра и других мнению об обычаях землян. Неужели гардрарцам, далеко ушедшим вперед в своем развитии, может что-то нравиться из того, от чего Лим приходил в восторг?

Его самого пока в восторг приводит лишь самый младший из землян, мальчуган Маркд, выказавший недюжинные способности: единственный смог освоить их язык. Что оказалось не под силу никому из взрослых землян – точно так же, как никому из гардрарцев понимать без переводчика язык тех. И стоит подумать о том, чтобы дать ему возможность обучаться наукам Гардрара: проверка его знаний показала весьма неплохой уровень.

Его предложение об этом было сразу встречено с большой радостью родителями Маркда: им самим – с огромным восторгом. Тем более что обучение будет проводиться на гардрарском компьютере: это же супер!

Усердие его поражало: Конбр всё больше проникался к нему уважением и приязнью. Проверяя его время от времени, убедился, что свежий мозг оказался в состоянии воспринять то, что старших могло поставить в тупик.

Но приходилось не так уж редко отвечать на его совершенно неожиданные вопросы – не слишком легкие порой. Как оказалось, однако, наводившие на столь же неожиданные мысли – весьма полезные. Поэтому частое общение с мальчиком становилось уже необходимым для самого.

Кроме того, с ним легче удавалось вести беседы о том, что хотелось самому узнать о землянах.

Маркд оказался сыном сына – внуком по-земному – тех, кто впервые высадился на Зрыыре: Дангкха и Эгхьи. Они должны будут прилететь через десять лет. Дед Маркда, Дангкх, кроме освоения этой планеты сделал и великое открытие: гиперструктуры пространства-времени.

Маркд был и первым рожденным на Земле в семье. А вторым его брат Эригкх, который тоже прилетит через десять лет. Остальные, кто родился в семье, пока еще маленькие.

– Почему ты говоришь: те, кто родился в семье? Что: не все родились в них?

– Ну, да: некоторых родили не их матери, а специальные роженицы – таких больше.

– Это малоспособные женщины, которые не могут заниматься умственной работой?

– Наверно: их поэтому называют «неполноценными».

– Почему? Есть тоже: у нас дети не рождаются их генетическими матерями. Так выгодней: понимаешь?

– Что в этом хорошего: ни отца, ни мамы? Кто ж тебя любить тогда будет? Нет: уж лучше не надо! – и Конбр решил пока не спорить.

– А что: «неполноценные» бывают только роженицами?

– Не-ет: еще и донорами, вот. А это уже страшно.

– Потому что их убивают, а их органы хирурги пересаживают другим – «полноценным».

«У нас ведь тоже это делали, пока не нашли более выгодным использовать стволовые клетки», подумал Конбр перед тем, как задать следующий вопрос:

– А эти «неполноценные» родились от других «неполноценных», да?

– Не-ет: только некоторые. Остальные, которых было гораздо больше, становились такими после отбраковки. Ну, те, которые плохо учились тогда.

– Нет: отменили – Дед добился. Потому что это было несправедливо: так Деду Лал сказал, который погиб здесь. Его именем Дед и Баба папу моего потом назвали. А меня именем того, кто умер, потому что отказался, чтобы ему пересадили сердце донора.

Конбру хотелось спросить еще многое, но решил, что более точные сведения лучше будет получить не от него.

Координатор Конбр мог, оказывается, неожиданно удивить. Настоящий гений, сухой и суровый, отрекшийся от всего, что не входило в круг его научных интересов, показался вдруг иным, когда, связавшись с Лимом, начал разговор в необычном тоне.

– Премногоуважаемый Лим! Это правда, что непосредственное общение доставит большее удовольствие, нежели с помощью связи?

– Почему ты это спрашиваешь, достопочтенный?

– Просто захотел проверить то, чем ты восхищаешься. Предлагаю встретиться у обелиска землян. Через двадцать три минуты. Уж будь добр, не опаздывай, пожалуйста.

И это Конбр – тот, который неизменно относился ко всему, что видел у землян, как к каким-то детским забавам. Но в то же время безразлично, почему-то, в отличие от многих других, к его, Лима, постоянному общению с землянами. Странно всё это!

… Появились у обелиска землян одновременно: минута в минуту. Отстегнули вертолеты, и Конбр молча показал на вход в пещеру. Молчал почему-то, пока они пешком двигались внутрь по извилистым узким коридорам. Остановился, только когда очутились среди белых колонн, и сразу повернулся к Лиму.

– Мы видим их женщин, вынашивающих своих детей.

– Да: они не используют для этого примитив. У них, вообще, как сам знаешь, нет примитивов.

– Здесь. А там, на их Земле? Послушай-ка разговор с моим учеником, – он включил запись того разговора.

Лим был ошарашен: он, оказывается, совершенно не знал то, что ему как историку не знать непозволительно. Но, в то же время, откуда мог узнать, когда сами земляне почему-то об этом даже ни разу не обмолвились?

– Но почему? – это был вопрос вслух к самому себе, но Конбр решил, что к нему.

– Почему они об этом совсем не говорят? Совсем. А… Как Маркд назвал земных примитивов: «неполноценные»? Я же слышал это слово, да! Лирлх говорил Александру: «А у них, оказывается, есть «неполноценные»: подопытные и гурии».

– Ну, да. А гуриями, наверно, называют таких, как моя Цангл.

– Да – не удивляйся. Я как-то привык очень к ней: её присутствие рядом мне необходимей, чем других.

– Ты, действительно, уж слишком необычен. Или уже перенял что-то от землян?

– Она стала нужна еще до них. А остальное – пожалуй: многое в них стало для меня своим.

– Не приходило в голову, что это может быть опасно?

– Не понимаешь, кто мы на самом деле: гардрарцы, находящиеся на Зрыыре? Те, кого Мудрейшие не захотели терпеть на Гардраре – неугодные им.

– Но в отношении лишь себя. Ошибаешься: все – до единого. Причем, под колпаком Мудрейших: каждому было предложено наблюдать за остальными, чтобы сообщения о чем-то нежелательном раз в году поступали Децемвирату. Учти: кое-кто это делает, рассчитывая заслужить разрешение вернуться на Гардрар, и полностью помешать им у меня нет возможности.

Поэтому я привел тебя для откровенного разговора сюда: радиоволны отсюда не доходят – проверил неоднократно. А откровенно поговорить совершенно необходимо. Именно с тобой. Доверяешь ли ты мне?

– Тогда пойми, что я рискую не меньше тебя. Слушай, что мне надо сказать.

Мне до сих пор непонятно многое, что есть у землян. Но это сумел понять и принять ты, и я решил познакомиться с твоими трудами, надеясь через них тоже придти к пониманию их. Чьё поведение пока кажется отсталым по сравнению с нашим – в чем я уже сколько-то начал сомневаться.

Понимаешь, разговор с земным мальчиком дал узнать, что их история тоже не была простой. Как и наша: судя по тому, о чем написано в твоих книгах. Не поможет ли нам знание земной истории: не подскажет что-то такое, что поможет спасти нас от краха? Ты не согласен?

– А кто, как не ты, выявил неопровержимые доказательства того, что наш научный прогресс, которым мы продолжаем кичиться, неуклонно замедляется. А как может быть иначе: причины ведь очевидны. Главная из них, конечно, та, что главной целью и интересом стала уже не сама наука, а стремление любым путем занять в ней место повыше.

Мне за доказательством этого далеко идти не приходится: все главные мои работы приписаны не кому-нибудь, а самим Мудрейшим. Началось с присвоения двух моих работ Кроксом, который, благодаря этому, из Девятого Мудрейшего ухитрился стать Пятым, пожизненным. Следующие похищенные работы были крупнее, и ему не дали их присвоить другие пожизненные, приписав их самому Наимудрейшему.

После чего мне было предложено отправиться сюда и занять пост местного координатора: милостиво – намекнув, что иначе неминуемый бойкот. А что может быть страшней его – фактически интеллектуальной смерти?

Ну, а здесь я продолжаю без помех работать, но ничего крупного не публикую на Гардраре. Пользуюсь разными компьютерами: тот, который использую для наиболее интересных своих работ, не только не присоединен к локальной сети, но и держу в никому не известном пока месте.

– Да. Но если смогу убедиться, что земляне достойно сумеют применить знания Гардрара. И потому мне надо знать о землянах всё: в этом сможешь помочь мне только ты.

– После ознакомления с твоими работами я понял, насколько важна социальная история любой цивилизации. До того я смотрел на землян, как на находящихся на низшей по сравнению с нашей ступени социального развития, но прав ли я, еще не зная о них слишком многого? Если ты, правда, мне веришь – помоги!

Для начала вот что: почему для них оказалось важным, что у нас есть «неполноценные» – наши примитивы? И насколько важным?

– Попробую спросить Лирлха и Александра: они об этом говорили.

– Я, к сожалению, при этом присутствовать не смогу: придется сохранять вид, что стою на прежней позиции – настороженного отношения к землянам. Особенно в разговором с Погром.

– Боюсь, что он даже не ссыльный сюда, как все, а специально посланный, чтобы за моей спиной негласно осуществлять управление нашей колонией. Явно им блокировалось кое-что из моих действий.

– Но я смогу транслировать тебе свой разговор с ними.

– Ни в коем случае! Запиши только и передай здесь. Посмотрю и послушаю в твоем присутствии: если что-то не пойму – дополнишь сам.

А теперь иди. Первый – я, для большей безопасности, через час.

– Мы ждали, что ты, уважаемый Лим, задашь этот вопрос, – Ли не улыбался: разговор с гардрарцем предстоял серьезный.

– Использовали до недавнего времени. А более точно, это еще полностью не исчезло, но исчезнет совсем в скором времени. Что-то пока остается: шла и продолжается упорная борьба, и процесс ликвидации социального института «неполноценных» продолжается. Хотя и не так быстро, как нам хотелось бы.

Мы постараемся рассказать всё подробно. Но хотелось бы одновременно услышать об этом же у вас: наверняка может оказаться сходство между нашими «неполноценными» и вашими «примитивами», – Ли и Александра, бывших активных участников недавней борьбы на Земле, слишком интересовало, почему подобное явление существует у цивилизации более высокого уровня.

Всё оказалось так, как они предполагали: было большое сходство, и было немалое различие. Гардрарцы не использовали доноров-смертников: открытые ими стволовые клетки исключили это. Зато воспроизводство точно совпадало с недавним земным: использованием примитив, которым имплантировали зиготы «мудрых» генетических родителей, затем вскармливавших рожденных ими грудью.

Большое количество подопытных и смертников, чей мозг использовался в биокиберах. Меньше количество тех, кого на Земле назвали бы «гуриями» – для нечастого сексуального удовлетворения мудрых людхов и их половозрелого потомства. Тем более что после сдачи в генофонд своих гамет у мудрых принято медикаментозно снижать либидо.

Семья, как у землян, не существует с незапамятных времен. И из детей, рожденных от мудрых, слишком немногие становятся мудрыми – людхами огромных способностей, которых не могут подменить никакие самые совершенные роботы с искусственным интеллектом. Выявить таких невозможно в раннем возрасте: отбраковка происходит до ступени образования, после которой оставшиеся начинают вести самостоятельную научную работу. Остальные, которых подменить ими можно, после отбраковки умерщвляются роботами-ликвидаторами: безболезненно и, конечно, не зная наперед об этом. Мудрые только могут уже знать: после.

А примитивы, все, являются потомством исключительно таких же: для обеспечения оптимального их качество. Отбраковка у них производится еще в раннем возрасте. Первые примитивы, правда, появились, когда началась интенсификация интеллектуального труда, как чьи-то отбракованные потомки.

… В глазах обоих землян был ужас – Лиму показалось, что только что рассказанное им неприятно потрясло их. Услышал непонятное:

После короткого молчания стали рассказывать Лиму о том, что происходило на Земле.

Конбр был потрясен не менее его, когда Лим продемонстрировал ему запись разговора с ними.

– Невероятно! Вот, оказывается, что. А мы-то чванились своими высокими знаниями, собираясь осчастливить их ими: твердо уверенные, что нам у них взять нечего. Выходит, у них как раз нашелся поистине мудрый, разглядевший причину, по которой они шли к той же пропасти, в которой мы давно очутились. Ларлд Старший, сказали, имя его?

– Да: тот, кто прилетел сюда с Дангкхом и Эгкхьей и погиб чуть ли не сразу. Журналист, историк и философ.

– Что ты: мыслитель недосягаемой высоты. Я причину нашего положения видел в чем угодно, но только не в этом: разделении человечества на две неравноправные категории – мудрых и примитивов. Вот слова того, кто положил начало эры роботов на Земле – Норберта Винера:

"Мы больше не можем оценивать человека по работе, которую он делает. Мы должны оценивать его как человека. Если мы настаиваем на применении машин повсюду, но не переходим к самым фундаментальным рассмотрениям и не даем людям надлежащего места в мире, мы погибли".

Их повторил Дангкх, ведя борьбу за ликвидацию разделения людей. Вот его уже слова:

«Мы не сделали этих рассмотрений. Человек оценивался, как и машина, только по пользе, приносимой им. Сочли возможным перестать считать людьми тех, кто не мог в этом превзойти машину. Не люди – "неполноценные"! Вслушайтесь еще и еще в это страшное слово – такое привычное. Какая бездна дегуманизации, до которой мы дошли столь незаметно!

Мы на пути гибели. Продолжая жить и действовать, как сейчас, мы неминуемо совсем утратим человеческий облик. Конечный вывод логики происходящего процесса: бесчисленные роботы и горсть безжалостных гениев со строго необходимым количеством "неполноценных".

Для кого и для чего будут открытия этих гениев, кажущееся безграничным господство над природой? Что останется от самого человечества, его сущности? Чем уже будет человек бесконечно отличаться от робота?

Что будет двигать им? Лишь жажда все новых открытий, безоговорочно ставшая единственным смыслом существования и источником радости? И только?»

– У-у: какая жуткая правда! А мы даже проскочили этот этап: нашим единственным смыслом существования и источником радости стала даже не жажда все новых открытий – нет! Тщеславная жажда добиться в науке славы: любой ценой – похищения чужих идей и достижений, интриг, хитрости, лжи. Жажда превосходства над другими: во что бы то ни стало. Что осталось в нас, считающих себя гениями, от настоящих ученых?

Мы ж выродились настолько, что ни одному из нас не могло придти в голову то, что их гению – Ларлду Старшему. Ни тебе, ни мне: никому! И после этого считать себя выше их?

Нет: не им у нас, а нам у них придется учиться пониманию сущности человека. Они, к счастью, вовремя появились: мы еще не успели окончательно стать живыми роботами. Но станем ими, если не последуем их примеру. Альтернативы этому я не вижу. А ты?

– Кто иной: который уже узнал истинную причину нашего положения? Нет?

– Начать ту же борьбу, которую завершают они? Вдвоем?

– В начале – может быть. Не может быть, чтобы к нам потом не присоединились другие.

– Что ж: Ларлд Старший вначале вел эту борьбу совсем один. А нас будет двое сразу. И чем-то смогут, надеюсь, помочь земляне.

Процесс понимания, что узнали от землян, однако, давался обоим с трудом: уж слишком многое засело в сознании и не хотело сразу уступать. Но не прекращавшиеся беседы Лима с Лирлхом и Александром постепенно подтачивали былые понятия.

Конбру было гораздо трудней, чем Лиму: соблюдая осторожность, он не имел возможность тоже общаться с ними хотя бы по связи. Лим приносил ему записи бесед, но не нельзя было, как он, задавать свои вопросы прямо во время их.

Положение улучшилось только после получения специального перевода главного труда Ларлда Старшего «Неполноценные: кто они – и мы?», снабженного подробными примечаниями. Но главная трудность, даже когда оба уже прочли значительную часть её, оставалась: принципиальная разница во взгляде на «неполноценных» землян и гардрарцев.

Ведь в глазах первых оставались они еще людьми. Уровень их способностей, не достаточный для интенсивного интеллектуального труда в условиях произошедшего научного кризиса, являвшийся их бедой, против которой еще не было средств, делал их лишь печальным исключением из тогдашнего человеческого общества. Того, которое, казалось, продолжало сохранять всеобщее социальное равенство. Даже применение потомственных «неполноценных» ограничивалось: прошло недостаточно времени, чтобы социальное равенство перестало казаться неотъемлемым принципом существования общества. Об этом было сказано в труде Ларлда Старшего.

А на Гардраре прошел достаточно долгий период для смены прежних общественных понятий: исключительно потомственные примитивы уже полностью отделились от мудрых, людхов-интеллектуалов. Не равным по способностям незачем быть равными и в остальном: такой социальный принцип стал основополагающим. Даже рожденным от мудрых, но не превосходящим сверхсовершенных роботов ни к чему продолжать жить: становятся уничтожаемым человеческим хламом. Остаются лишь гениально способные – всё меньшее и меньшее количество: один миллион вместо существовавших когда-то десяти миллиардов. Зато непрерывно увеличивающееся количество интеллектуальных роботов, непрерывно вытесняющих людхов. Но как они, бесчувственны и мудрые.

Гениальный Ларлд Старший будто видел то, что и произошло на Гардраре: «Это будет царство сверхсовершенных роботов, фактически заменивших людей, во главе с гениями – ничтожно малым количеством считающихся полноценными людей. Роботы вытеснят людей их собственными руками. Таков логически последовательный вывод из принципа разделения людей на полноценных и неполноценных, и в этом выводе – очевидная порочность этого принципа».

Но как трудно им еще воспринимать примитивов – невероятно умственно выродившихся – подобными себе. Но случилось то, что смогло приблизить и к этому.

Александр предложил Лиму попробовать показать желающим гардрарцам голографическую запись спектакля о спасении «неполноценной», так называемой «гурией», крупнейшего земного ученого.

Предварительно Конбр хотел просмотреть его и потом обсудить с Лимом, который при показе всем будет подробно разъяснять непонятное. Чтобы соблюсти необходимую конспирацию, оба должны смотреть в своем жилище – обсудить уже после просмотра.

Велев Цангл не мешать, Лим включил воспроизведение и уже через мгновение перестал замечать что-либо другое. Что-то, однако, вскоре отвлекло: он не сразу понял, что это Цангл неслышно уселась сзади, и он стал слышать её дыхание – то совсем тихое, то учащенное.

Он обернулся: она тоже смотрела пьесу – внимательно, напряженно, широко раскрыв глаза. И он вдруг понял, что она чувствует многое из того, что и он. Уже не мог изредка не смотреть на неё тоже: с удивлением замечать, как она то улыбается, то выражение обиды появляется на её лице. Тоже вдруг как-то заунывно заскулила, когда протяжно запела Гурия; крепко ухватила его, когда та боролась с Ученым, и кричала:

– Ой, миленький – не надо!!! – а потом, плача навзрыд, обнимала и не отпускала его долго даже после того, как всё кончилось. Пришедший за ним Конбр, не дождавшись поэтому, решился войти без стука и с удивлением смотрел на неё.

Они молчали, пока не оказались в гипсовом зале пещеры. И первое, что спросил Конбр, было:

– Да. И не только: сочувствовала тому, что видела. Переживала – острей меня. Поразительно: я только сегодня понял по-настоящему, что они тоже людхи.

– Я, глядя, как она плакала, обнимая тебя, тоже – впервые – подумал то же самое. И еще: почему-то захотелось, чтобы и меня почему-то жалели.

Они замолчали и, почему-то, не сразу заговорили вновь, обсуждая увиденное, делясь возникшими мыслями.

… А дома Цангл крепко обнимала его во сне и называла сквозь него:

Для Конбра и Лима становилось ясным, что, пути восстановления человечности на Гардраре станут во многом иными, чем на Земле. В своей дегуманизации Гардрар прошел слишком далеко: поэтому главным уже не могло быть лишь восстановление человеческого положения примитивов. На первый план выдвигалась ликвидация отбраковки: всех – как их потомства, так и потомства мудрых.

Уже можно было начать искать, кто захочет присоединиться к ним: все мудрые на Зрыыре никак не могут быть сторонниками существующего порядка вещей и, тем более, Мудрейшего Децемвирата. Фактически никто не попал сюда исключительно по собственному желанию. Так что…

Начать можно с ознакомления с тем, что узнал от землян Лим – что совершенно неизвестно еще остальным. И первым шагом этого будет именно показ той театральной постановки – о спасении земного великого гения их примитивой.

Конечно, ни Конбр, ни Лим не ждали мгновенного результата. Гардрарцы были гардрарцами, а не землянами: все как один смотрели молча, с ничего не выражающим лицом. Но: внимательно – не только смотрели, но и слушали пояснения Лима. Кое-что наверняка запомнилось. Осталось переварить – и тогда начать что-то понимать. Каждому по-своему. И захотеть узнать еще. Тогда – дать им прочесть главный труд Ларлда Старшего: «Неполноценные: кто они – и мы?».

А пока осталось набраться терпения: заговорят об этом и зададут вопросы не слишком-то скоро.

Так и было. Только вопросы у всех оказались слишком разные: на то они все и гениальные мудрые. Но через некоторое время, всё-таки, стали группироваться по какой никакой схожести мнений.

Наибольшую группу составили те, которые даже после знакомства с «Неполноценными» ничуть не поколебались в своих взглядах. Хотели лишь восстановления справедливости в отношении себя: чтобы вернули им авторство сделанного. И больше ничего.

Кто-то желал возрождения демократии: отрешения от координации Гардрара Мудрейшего Децемвирата – состоящего ни из мудрейших, а из хитрейших. И возвращения к ценностям прошлого, когда главной целью были научные достижения сами по себе, а не высота статуса за них. Остальное должно оставаться, как есть: и отбраковка, и существование примитивов.

Самое большее количество – одиночки и члены мелких групп. Никого, кто за полное сохранение существующего – даже подозреваемый Конбром Погр. Но меньше десяти разделяющих взгляды Конбра и Лима.

Среди них, однако, и такие, кто не видит будущее у примитивов: слишком вырождены умственно. Надо будет лишь прекратить использование их, и пусть спокойно доживут, не оставив после себя потомства.

Но выбора не было: борьбу придется начинать в таком разнородном составе, пользуясь лишь временно объединяющим неприятием нынешнего состояния вещей. Но после успеха первого этапа – отстранения Мудрейшего Децемвирата – пути групп начнут расходиться: кто-то захочет остановиться на достигнутом и превратится в противников тех, кто продолжит бороться.

Да и слишком мало их, которые вернутся туда. Если поднятая борьба не станет массовой, то потерпит поражение в самом начале или застрянет на каком-то промежуточном этапе. Но на кого же можно будет опереться на Гардраре?

Примитивы, как и «неполноценные» на Земле, отпадают сразу. Но и мудрые – в подавляющем большинстве – тоже. Хорошо, если хотя бы несколько процентов их поддержат тех, кто поведет последовательную борьбу за полную регуманизацию, подобную ведущейся на Земле.

Но очевидно, что перманентная отбраковка явится самым уязвимым местом существующей системы. А потому только единственной категорией, которая, осознав свое положение, сможет составить силу, способную обеспечить полную победу, это молодые – учащееся потомство мудрых, подвергающееся отбраковке. Лишающей их главного: права на жизнь.

Участь подавляющего большинства таких сейчас тщательно от них скрывается. Если удастся раскрыть им глаза на то, что может ждать любого из них, они должны воспротивиться этому – примкнуть к сторонникам именно полного возврата к человечности на их планете.

Друзья-земляне, Лирлх и Александр, выслушав Конбра и Лима, целиком и полностью согласились с их выводами. Пообещали обеспечить их с записями о происходившим на Земле, которые могут помочь в их деле. И, конечно, с трудами того, кто самый первый начал такую борьбу на своей планете: Ларлда Старшего.

Теперь главное сейчас: как добраться до Гардрара?

Сколько ждать первый из возвращающихся туда экспрессов – неизвестно. А имеющийся в наличии – не гардрарский: землян. И согласятся ли они на нем доставить гардрарцев, пока слишком большой вопрос.

Ведь и для гардрарской, и их цивилизации такая встреча была беспрецедентной: порядок взаимоотношений поэтому не определен. Не ясно, сочтут ли земляне дозволенным вмешательство в дела их планеты. Даже при том, что сами раскрыли гардрарцам глаза на творящееся у них.

Да, а ведь один такой уже есть! Ученик его, Конбра: Маркд, земной подросток. Способнейший: с ним интересно вести беседу и спорить даже.

И еще то, что раньше было совершенно незнакомо: скучал по нему, когда недостаточно часто видел. Нравилось его обращение: «учитель». А как улыбается и смеется: почему-то и самому тоже хочется.

О том, что замыслили местные гардрарцы, узнал один из первых: присутствовал на всех разговорах Конбра и Лима с землянами, переводя. И сам задал вопрос:

– Но ты не гардрарец. Да у нас и нет здесь экспресса.

– Зато есть у нас – хоть и не такой совершенный. А разве мы, земляне, восстановив человечность у себя на Земле, не должны помочь вам теперь сделать то же самое на Гардраре?

– Не уверен, что все земляне могут так думать.

– Ну, так спроси. А если самому трудно почему-то, давай я.

И задал: отцу, выбранному – как рожденному здесь и знающему планету, как никто – координатором. Лал вызвал Ли и Александра:

Они не сразу ответили: задумались. Потом Ли спросил:

– А может быть, он прав? – и Александр сразу добавил:

– По-моему, да: должны. Поэтому имеем право вмешаться в предстоящие события. Считаю допустимым поставить вопрос на всеобщее голосование. Дать твоему сыну выступить, несмотря на его возраст.

– Но ты уверен, что те, кто на самом Гардраре, не сочтут, что мы, земляне, навязываем им наших ставленников? Разве не сами они должны решать, как им жить?

– Но это можно будет понять только там. А пока… Ну, не нам же одним решать. Я настаиваю на том, что сказал: пусть все решат.

– Пожалуй, я к этому присоединяюсь, – поддержал Александра Ли.

Первое всеобщее собрание на Земле-2 решало вопрос, поставленный Марком. Сказанное им казалась убедительным: несмотря на то, что выступал еще подросток, которого недавно совсем могли интересовать фильмы про каких-то космических пиратов. А оппонентом его выступал его же отец.

Немалая сложность проблемы – допустимо ли чужое вмешательство в жизнь другой цивилизации – не дала возможность принятия быстрого решения. Лишь после многодневной бурной дискуссии незначительным большинством проголосовали за предложение Марка.

– Достопочтенный Конбр, имею возможность сообщить вам, что ваш представитель выступал очень убедительно: добился принятия предложения оказания вам помощи. Не скрою, проблема дозволенности нашего вмешательства в жизнь вашей планеты ограничило, однако, нашу поддержку вас на Гардраре: там вам придется действовать самостоятельно – мы не в праве решать за гардрарцев.

– Благодарю за всё, что вы собираетесь для нас сделать. А последнее сказанное вами тоже считаю правильным: если то, что мы принесем, не найдет ничью поддержку, то, понимаю, мы не сможем сделать ничего и с вашей помощью.

– А еще об одном условии наш представитель вам не сообщил? Что обязательно тоже собирается лететь на Гардрар?

– Ну да: в самом начале – когда задал вопрос о помощи вам мне. Его мать была, конечно, против: мал еще. Но он сказал, что будет же там со мной: это наше дело – доказать, почему нам дали имена великих героев. Что было делать: она сказала, что одних нас не отпустит – полетит вместе с нами.

– Ваш сын и наш представитель – замечательный мальчик: я горжусь им не меньше, чем вы.

– Скажите, а известно уже, кто еще из землян сможет полететь с нами?

– Пока, точно, Ли и Александр – куда без них? Хотя Александра мы пытались отговорить: жена вот-вот должна родить ему ребенка. Но его разве остановишь: один из самых первых бунтарей.

– Вам, координатору, тоже каково будет покидать свою родную планету?

– Благодаря вашей помощи мы успели столько, что меня здесь заменить уже не трудно – выберут другого. А я в ближайшие дни займусь подготовкой к отлету.

– Готов сразу присоединиться к вам. Первое, что мне понадобится: знать всё о вашем экспрессе – может быть, я смогу улучшить его, чтобы он мог иметь меньшее вероятное отклонение от расчетной точки выхода из переноса. Не удивляйтесь: я действительный автор этого достижения.

Земной гиперэкспресс поразил Конбра: благодаря его собственным разработкам конструкции гипераппарата такого огромного количества сверхпрочных материалов не требовалось. И можно было не только обойтись куда меньшим размером суперкорабля, но и входить и выходить из гиперпереноса на расстоянии от его орбит, требующего не более двадцати четырех часов бортового времени дополнительного полета.

Земной экспресс был, всё-таки, много примитивней, но это уже не вызывало в Конбре былое чувство превосходства: земляне дали более ценное, чем могли дать им они – как казалось, далеко ушедшие вперед гардрарцы. Но что-то улучшить в нем с помощью введения своего программного обеспечения удастся.

Надо будет, конечно, использовать и гардрарские более компактные батареи и аннигиляционное «топливо»: оборудование для производства их работает на Зрыыре непрерывно в ожидании заправки пролетающих экспрессов Гардрара.

Решено было обеспечить себя и средствами защиты на случай, если придется столкнуться с попытками физического уничтожения их при появлении на Гардраре. Те же роботы, оборудованные лазерами, и отражательные ракеты, которые собирались использовать когда-то против землян.

Когда может произойти такое? Сразу – вряд ли: передачи гиперграммы на Гардрар быть не могло. Это сразу же было бы обнаружено: по показаниям произошедшего весьма большого расхода энергии.

Да и кто бы сделал это? Уже точно не Погр, которого обоснованно подозревал бы раньше Конбр: сам связался и подтвердил его былые подозрения. Но сказал, что обрыдло: пусть хитрейшие Мудрейшие впредь катятся подальше. Предупредил заодно, что должен быть резервный дублер с теми же полномочиями, которого знать ему было, конечно, не дано. Такой может начать действовать, когда уже очутятся на Гардраре.

То, что у землян появился первый ребенок, было объявлено всем по связи. Как и ожидалось, родила жена Александра, Малка – мальчика, сына.

На восьмой день, когда в организме ребенка появляется иммунитет, сделано было во избежание рака полового члена обрезание крайней плоти его. И с того дня ребенка стали показывать всем, кто для этого приходил к Александру и его жене.

… Лим тоже намеревался навестить Александра и поздравить его с рождением сына, как принято у землян: наверно, тому будет приятно. Но когда выходил из дома, Цангл спросила:

– Я тоже: можно? – и он кивнул. Она вышла следом, взяла его за руку и пошла рядом. Так было теперь часто: она не расставалась с ним даже ненадолго, и ему не было это неприятно – пусть!

Немало уже изменилось у них здесь: примитивы, хоть и не могли быть, как мудрые, обрели что-то. Прекратили мучить, производя болезненные опыты, подопытных. Такие, как Цангл, «гурии» по-земному, могли больше не давать себя кому-то, если не хотели сами.

А Цангл никому и не хотела – кроме него, Лима. Ей только с ним и хорошо: всегда – даже когда он не хочет её. Он добрый: тоже приласкает и прижмется к ней – как она к нему. Обоим хорошо. И она больше не уходит от него: с ним всё время – у него живет.

Еще берет её с собой, когда с кем-то увидеться не по связи хочет. Она ведь не мешает: он с тем разговаривает, а она молчит. И он потому не против.

Александр ждал Лима в беседке невдалеке от своего жилья. С ребенком на руках, которого протянул показать Лиму.

Цангл войти в беседку не решилась и лишь смотрела издали, хотя так хотелось подойти ближе и рассмотреть удивительно маленького человечка. Потом увидела в беседке женщину с одной обнаженной грудью, которую она протирала зачем-то смоченным тампоном.

Лим тем временем обратился к обоим – Александру и женщине:

– Примите поздравление вашего гардрарского друга, Александр и Малгкха, и пожелание вашему сыну вырасти обладающим выдающимися способностями.

А они ответили словом, которым не было в блоке-переводчике – Цангл не поняла поэтому:

– Аминь! – и посмотрели друг на друга сияющими глазами. Потом женщина сказала, кончив обтирать грудь:

– Всё: можно кормить его, – и Александр поднес ей ребенка. Но почему-то прежде, чем отдать ей его, сделал что-то для Цангл непонятное: прикоснулся ртом к её рту. И тогда отдал ребенка, которого она приложила к груди, и он, схватив сосок, энергично зачмокал.

– Мы с ним пока походим: нужно поговорить, – сказал Малгкхе Александр. – Недолго: скоро вернемся.

– Если твоя уважаемая жена не возражает, Цангл побудет с ней, – попросил Лим. Та улыбнулась в ответ:

– Нет, конечно. Она нравится мне: милая. А ей, вижу, нравится смотреть, как я его кормлю. Пусть не стесняется: войдет сюда.

И Цангл осталась с ней. Почему-то было так хорошо смотреть, как сосет грудь матери, упершись ручками в неё, крохотный человечек, и хотелось всё время улыбаться. А Малгкха улыбалась ей и говорила что-то, но Цангл не понимала: Александр, унес какой-то ящичек, без которого – она уже знала – землян понимать нельзя.

Непонятно было, и зачем Малгкхе понадобилось уйти. Но она, отняв ребенка от груди, протянула его почему-то не роботу-няньке, а Цангл, и ушла, сказав что-то снова непонятное.

Цангл держала теперь ребенка сама – бережно, как до того Александр, а потом Малгкха – и могла его лучше рассмотреть. Какой он: личико, носик, глазки. И пахнет как! Так хорошо, и хочется тоже дать ему грудь: ему это нравится.

Вынула грудь, увидела еще один смоченный тампон, протерла её – и приложила его к ней. Но он, схватив поначалу сосок губками, быстро выпустил его и заплакал.

Засигналил робот-нянька, и сразу появилась Малгкха. Забрала ребенка и что-то сказала, показывая на грудь Цангл; потом, снова достала свою и нажала на сосок: появилась капелька молока. Снова приложила к груди сына, но он вскоре заснул.

Пришли мужчины, Александр поставил унесенный ящик: слышны были уже гардрарские слова. И Лим увел Цангл оттуда. Она еще оглянулась: посмотреть на ребенка.

Лим второй раз видел Цангл такой. На этот раз она задавала больше вопросов, чем когда-нибудь: стремилась понять увиденное сегодня.

– Почему не было молока? – спросила она, но он не понял.

– У меня: у неё было, – добавила она. Он снова не понял, и она стала ему говорить: – Она ушла, и я тоже дала ему грудь, а он выплюнул. А она надавила свою, и молоко, капелька, была. Почему, миленький?

– А-а, так она же родила его: оно у неё появилось. – «Понятно: она же никогда не видела рожениц».

Так и было: она спросила, что такое «родила». Странно, что поняла чуть ли не с первых слов. Но тут же спросила, почему родит женщина. От того самого, чем сама с ним занимается? Но почему тогда она не родит, а та родила?

– Да. А то, сказали, заболеешь: надо операцию делать тогда.

– Нет: я их принимаю – всегда. Ни разу не заболела.

– Нет же: беременность. Когда в животе женщины появляется ребенок – сначала совсем-совсем маленький. Но он растет, пока не становится таким, что больше уже там не помещается. И тогда рождается: выходит оттуда.

– А почему они так смотрели друг на друга? И зачем прижимались ртами?

– Они же не такие, как мы – гардрарцы. У нас этого уже нет.

– Не думаю: у наших предков это тоже было, и оттого, похоже, они были счастливей нас, нынешних. Они называли это любовью. Ну, когда кто-то значит для тебя больше всего на свете.

«Странно», снова подумал он, «она почему-то чуть ли не сразу понимает то, что еще сложно понять мне. Я бы в отношении её не смог бы, наверно, так сказать». А она спросила еще:

– И оттого они так смотрят и прижимаются ртами?

– Нет, – впервые не согласилась она с ним. – Потому: я видела – я поняла. Я тоже хочу.

– Правда, не совсем как он на неё. Но хочу прижаться с тобой ртами.

– Ну, хорошо: можно попробовать, – согласился он.

… Их нельзя было оторвать – крепко прижатые губы: обоим. Долго: задохнешься. И она сказала то, что потрясло его:

– Я поняла: чтобы совсем слиться друг с другом.

Потом она уже больше ничего не спрашивала: думала о чем-то.

Она, видно, что-то стала понимать: сказала ему, что ей совсем плохо, когда нет его. А ему тоже совсем не хотелось с ней разлучаться.

И разрешили взять её с собой на Гардрар, хотя все остальные примитивы оставались на Зрыыре под присмотром землян. А мудрые летели все, и столько же землян.

… За несколько дней до отлета на экспресс попросила сходить с ним к Малгкхе, где дали ей тогда подержать на руках ребенка. И снова дали.

Он стал немного больше и даже улыбнулся ей: стало очень-очень хорошо. Но Малгкха не улыбалась, как тогда: наверно, ей тоже плохо, когда нет Александра. Спросила поэтому его:

Александр ничего не ответил, но Лим спросил:

– Правда: может, ты останешься? – и тогда Александр покачал головой из стороны в сторону. А Малгкха сказала:

– Пусть: родной мой не может не лететь с вами. Такой он у меня: другого я не смогла бы полюбить.

Цангл поняла не всё: ей только хотелось подольше подержать маленького на руках.

[1]. Диспе́рсия случа́йной величины́, средняя величина квадратов разностей значений случайной величины от их среднего значения, является мерой разброса данной случайной величины. В статистике часто употребляется обозначение s². Квадратный корень из дисперсии s называется среднеквадрати́чным отклоне́нием, станда́ртным отклоне́нием или стандартным разбросом. Во многих практических вопросах пренебрегают возможностью отклонений от среднего значения случайной величины, превышающих 3s, т.к. соответствующая вероятность меньше 0,003 — т. н. правило трёх сигма.

[2] Эффект Допплера – изменение частоты и длины волн, регистрируемых приёмником, вызванное движением их источника и/или движением приёмника.

[3] Людхи – гардрарцы; людх – мужчина, людха – женщина.

[4] Сексуальное желание.

[ Up ] [ Часть I ] [ Часть II ] [ Часть III ] [ Часть IV ] [ Часть V ] [ Часть VI ] [ Часть VII ] [ Часть VIII ] [ Часть IX ] [ Часть X ] [ Часть XI ] [ Часть XII ]